Бутафория и профанация: об итогах законодательного возрождения казачества

С конца 1980-х в кризисном СССР начинается процесс, получивший название «возрождения казачества». Определяющую роль в социальном и этническом конструировании современного российского «неоказачества» сыграло кризисное российское государство с его законотворчеством. Оно придало движению организационную форму и сформировало отдельные направления социокультурного конструирования. Рассмотрим эти основополагающие законодательные акты.

В декларации Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 года «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав» речь конкретно шла о народах, подвергшихся насильственному переселению — балкарцах, ингушах, калмыках, карачаевцах, крымских татарах, немцах, турках-месхетинцах, чеченцах. Кроме того, указывалось, что политика насильственного переселения отразилась на судьбе корейцев, греков, курдов и «других народов». Таким образом, «репрессированные народы» — это народы в СССР, подвергшиеся насильственному переселению в результате «варварских акций сталинского режима в годы второй мировой войны».

В постановлении Верховного Совета СССР от 7 марта 1991 года «Об отмене законодательных актов в связи с Декларацией Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 года «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав» перечисляются конкретные советские законодательные акты, принятые для ликвидации территориальных автономий немцев, калмыков, крымских татар, и по отношению к находившимся на спецпоселении грекам, болгарам, армянам, крымским татарам, балкарцам, туркам, курдам, хемшилам, чеченцам, ингушам, карачаевцам и членам их семей.

Законотворчество по линии «репрессированных народов» началось и по линии РСФСР. Оно несло на себе отпечаток борьбы Ельцина и его окружения с союзным центром. 26 апреля 1991 года Верховным советом РСФСР под председательством Бориса Ельцина был принят Закон РСФСР «О реабилитации репрессированных народов». В законе речь шла вообще о «репрессированных народах РСФСР». Репрессии трактовались, как «политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся их [народов] насильственным переселением, упразднением национально-государственных образований, перекраиванием национально-территориальных границ, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения». Список репрессированных народов в акте не прилагался. Но в определении «репрессированных народов», помимо «наций, народностей и этнических групп» упоминались еще «и иные исторически сложившиеся культурно-этнические общности людей, например, казачество». С одной стороны, этот законодательный акт дал определение казачеству, как «культурно-этнической общности» людей. Это определение отношение казачества и дальше используется в российском законодательстве. С другой стороны, внесенная двусмысленность в определение, как «репрессированный народ», стимулировало в «казачьем возрождении» этническое движение с требованием государственных компенсаций «казачьему народу» за «репрессии» — см. статью 9-ю: «Ущерб, причиненный репрессированным народам и отдельным гражданам со стороны государства в результате репрессий, подлежит возмещению». «Этнические казаки» на основании этого акта требуют особых прав на землю и территории, выдвигают претензии на восстановление казачьей государственности.

Закон содержал очевидную несообразность — к народам, пострадавшим от государственных репрессий в годы Второй мировой войны, пристегивалось еще и казачество, пострадавшее во время гражданской войны — т. е. особого периода социально-национальной истерии, характеризовавшейся распадом прежнего государства и общества. К казачеству в тот период не применялся такой вид репрессий, названный в законе, как «насильственное переселение». С натяжкой под «насильственное переселение» в отношении казачества можно трактовать массовые высылки в период раскулачивания. Не обнаружено и каких-либо государственных актов в отношении репрессий против казачества. Т. е. в отличие от союзного законодательства, назвавшего и отменившего конкретные репрессивные акты против «репрессированных народов», чего-либо подобного в отношении казачества проделано законодательно до сих пор не было. Здесь следует заметить, что в период конца 1917 и до весны 1918 года репрессии против казачества вообще осуществлялись на неправовой основе в форме разбоя квазигосударственных структур в обстановке распада государственности и всеобщей деморализации. Относительно репрессий против восставшего в 1918 году казачества известна одна директива ЦК РКП (б) января 1919 года, директивы Реввоенсоветов Красной Армии фронтового и армейского уровней 1919 годов, но не законодательные советские акты. Имеющиеся же документы — директивы свидетельствуют не о «геноциде», а о социально-классовом основании проводившихся репрессий против казачества. В первую очередь истребительные репрессии направлялись против верхов и участников вооруженной борьбы, которые рассматривались в качестве мятежников, сопротивлявшихся с оружием в руках против революционного государства. Поэтому массовые жертвы в казачьих областях связаны, во-первых, с длительным вооруженным сопротивлением ликвидируемых казачьих войск, во-вторых, с тем, что именно казачьи области на Юге России послужили базой и дали ресурсы для развертывания Добровольческой армии белых — в военном отношении казаки составляли половину боевого белого ресурса Юга России, и, в-третьих, с особым характером гражданской войны, которая в казачьих областях приобрела межсословный характер истребительный войны за землю. В этом плане гражданская война на казацких территориях сильно отличалась от войны на других территориях России. В областях Кубани и Дона война шла не на жизнь, а на смерть между двумя группами населения.

Другая несообразность закона в отношении именно казачества — это статья 3-я закона: «Реабилитация репрессированных народов означает признание и осуществление их права на восстановление территориальной целостности, существовавшей до антиконституционной политики насильственного перекраивания границ, на восстановление национально-государственных образова­ний, сложившихся до их упразднения». Следуя логике этой статьи, в частности, восстановлению подлежало бы независимое от России казачье государство «Всевеликое войско Донское», созданное в мае 1918 года и просуществовавшее до января 1920 года. До него на Дону со столицей в Ростове-на-Дону с 23 марта по 4 мая 1918 года существовала независимая Донская советская республика. Изначально ДСР не контролировала всю территорию, на которой была провозглашена. ДСР была упразднена 30 сентября 1918 года решением Президиума ВЦИК РСФСР. Возникает логический вопрос: следует ли по закону 1991 года восстанавливать Донскую советскую республику или Всевеликое войско Донское? И в том, и другом случае несообразности очевидны.

Статья 6-я закона РСФСР от 1991 года «О реабилитации репрессированных народов» предусматривала, что «территориальная реабилитация репрессированных народов предусматривает осуществление на основе их волеизъявления правовых и организационных мероприятий по восстановлению национально-территориальных границ, существовавших до их антиконституционного насильственного изменения». Следуя логике этой статьи, необходимо сначала создать «казачий народ», а потом получить его «волеизъявление», например, в виде референдума. Однако примечание в статье 3-й вообще снимает проблему: «В процессе реабилитации репрессированных народов не должны ущемляться права и законные интересы граждан, проживающих в настоящее время на территориях репрессированных народов». Таким образом, закон РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» 1991 года в практическом плане имел значение лишь политической декларации. Вместе с тем, в законе был заложен определенный конфликтный потенциал. Именно этот акт создавал правовые основания для признания «казачьего народа», возвращения ему территорий «традиционного проживания, то есть на создание «казачьих республик». Именно на этот закон стало ориентироваться направление в «казачьем возрождении», известное как «этническое казачество». Активисты этого движения видят в компенсациях за репрессии главный бонус в игре.

Вместе с тем, проблема «реабилитации» казачества, связанной с событиями гражданской войны, изначально в ментальном плане оставалась непонятной большинству российского общества. В культурном плане реабилитация была давно осуществлена тем же романом «Тихий Дон» Михаила Шолохова, получившего за это произведение Нобелевскую премию. С 1936 года Советское государство проводило политику признания и пропаганды «советского казачества». После войны ее культурным символом стал, например, известный художественный фильм «Кубанские казаки» режиссера Ивана Пырьева. На официальном уровне в позднесоветский период казачество воспринималось без всякого признака «репрессивности» и «негатива» как этнографический символ Юга России, элемент региональной культуры и традиций прошлого.

На дальнейшее законодательство о казачестве в связи с его «реабилитацией» наложило отпечаток соперничество президента Ельцина с Верховным советом, проявившее себя уже в 1992 году. В нашем случае внешне дело выглядело так, будто президент Ельцин и Верховный совет соревновались друг с другом за симпатии казачества.

15 июня 1992 года был издан указ президента Ельцина «О мерах по реализации закона Российской Федерации „О реабилитации репрессированных народов“ в отношении казачества», а ровно через месяц — 16 июля 1992 года Верховный совет РФ издал свое постановление «О реабилитации казачества». В акте Верховного совета пунктом 1-м постановлялось: «Отменить как незаконные все акты в отношении казачества, принятые начиная с 1918 года, в части, касающейся применения к нему репрессивных мер». Опять же акты эти конкретно нигде не назывались. Указ же президента просто осуждал без какой-либо конкретной временной привязки «проводившуюся партийно-государственную политику репрессий, произвола и беззакония в отношении казачества и его отдельных представителей». Указ президента трактовал целью «реабилитации» «восстановление исторической справедливости», т. е. понятия, как известно, понимаемого не абстрактно — вообще, а конкретно — с разных классовых, политических, партийных, культурных и прочих позиций. На самом же деле, под знаком «восстановление исторической справедливости» фактически шло конструирование нового образа казачества в современной России.

Далее в рассматриваемом указе президента речь шла не о прошлом и о «реабилитации», а о будущем, в связи с чем в юридическое поле вводилось такое сомнительное по смыслу понятие, как «возрождение казачества». Под «возрождением» в указе президента понималось «движение за восстановление экономических, культурных, патриотических традиций и форм самоуправления казачества». Все это с оговоркой — «не допуская вместе с тем возврата к каким-либо сословным привилегиям». В пункте 3-м указа предусматривалось участие в восстановлении и развитии «традиционных для казачества форм хозяйствования», а также возможность участия «в несении государственной и иной службы».

Для участия в этих процессах «граждане, в установленном порядке добровольно вступившие в казаки» получили право объединяться в казачьи общества и создавать их в виде хуторских, станичных, городских, районных (юртовых), окружных (отдельских), войсковых казачьих обществ и всероссийского казачьего общества. Их уставы утверждаются либо «высшим должностным лицом субъекта Российской Федерации», либо уполномоченным правительством РФ федеральным органом исполнительной власти. Устав всероссийского казачьего общества утверждается самим президентом Российской Федерации. В результате выстраивалась своеобразная вертикаль казачьих обществ — от хуторского до войскового, контролируемая государственной властью.

В пункте 5-м указа предлагалась возможность замены органов местного самоуправления традиционными формами казачьего самоуправления на территориях компактного проживания казачества и при условии выбора формы самоуправления на основе свободного волеизъявления граждан, т. е. местного референдума.

В постановлении Верховного Совета «О реабилитации казачества» 1992 года повторялись положения указа в отношении «возрождения традиционного социально-хозяйственного уклада», «установления территориального общественного самоуправления», «создания общественных казачьих объединений с исторически сложившимися названиями». В отличие от президентского указа, в постановлении не предусматривался государственный контроль за этими объединениями через утверждение исполнительной властью уставов и рассмотрение отчетности. В постановлении предоставляемые права обеспечивались Советами разных уровней и их исполнительными органами.

В отношении земельной проблемы постановление Верховного совета выглядело более продвинутым, чем даже президентский указ, поскольку предусматривало «возрождение в пределах действующего законодательства традиционных для казачества форм землевладения, землепользования и распоряжения землей».

Оговаривалось, что предложенные в постановлении формы «возрождения» «не должны ущемлять права каких-либо других групп населения или отдельных граждан и не означают наделение казачества какими-либо привилегиями, которые могут толковаться как сословные». В отличие от президентского указа, возможность «государственной и иной службы» в постановлении не предусматривалась.

В целом, можно констатировать, что квазисословное направление «казачьего возрождения» в президентском указе было выражено сильнее, чем в постановлении Верховного Совета. Этот курс и стал развиваться в последующем государственном законодательстве РФ тем более, что Россия после 1993 года стала президентской республикой.

22 апреля 1994 года правительство Российской Федерации приняло постановление № 355 «О концепции государственной политики по отношению к казачеству», в котором 1-м пунктом определялась задача «возрождения государственной службы казачества». В качестве таковой в постановлении рассматривались следующие виды государственной службы казачества:

— в Вооруженных Силах Российской Федерации;
— по охране государственной границы;
— в таможенной службе;
— в службе по охране общественного порядка;
— охранной служба по сопровождению грузов и объектов государственного и важного народно-хозяйственного значения;
— егерской и иной природоохранной службе.

В постановлении форма несения службы в государственных военных формированиях предусматривала возможность:

— прохождения военной службы в воинских частях, формируемых из членов казачьих общин;
— службы в профессиональном резерве;
— пребывания в запасе.

В постановлении вместо «общества» использовалось понятие «казачья община», через которую и оформлялась государственная служба. «Отношения с государством казак оформляет уже будучи членом казачьей общины при призыве первый раз на воинскую службу или вступлении в должность по иному виду государственной службы путем подписания контракта и принятия специальной присяги».

В отношении казачьего самоуправления в рассматриваемом постановлении правительства оговаривалось, что оно не подменяет органов местного самоуправления и не затрагивает прав неказачьего населения. Правда, рядом было оставлено право на совмещение органов местного самоуправления и атаманского правления в тех хуторах и станицах, где казачество составляет большинство.

Вслед за этим постановлением правительства в августе 1995 года за № 835 был издан указ президента РФ «О государственном реестре казачьих обществ в РФ», который утвердил «Временное положение о государственном реестре казачьих обществ в РФ».

Этот указ выдержал шесть редакций: 1995, 1996, 1999, 2005, 2009 и 2013 года. Указ ввел понятие «казачьи общества, внесенные в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации, к несению государственной и иной службы». Указ предусматривал предоставление «членам указанных казачьих обществ экономические и иные льготы в соответствии с федеральным законодательством». В развитие этого указа о казачьем реестре тремя указами президента РФ от 16 апреля 1996 года:

—за № 562 было утверждено Положение о Главном управлении казачьих войск при Президенте РФ;
— за № 563 было утверждено Положение о привлечении членов казачьих обществ к государственной и иной службе;
— за № 564 были установлены экономические и иные льготы, предоставляемые казачьим обществам и их членам, взявшим на себя обязательства по несению государственной и иной службы.

Таким образом, президентским указом 1992 года и актами 1994—1996 годов — правительственным постановлением и президентскими указами была создана нормативная база и организационно-управленческая система по развитию государственной структуры реестрового казачества России. Федеральная власть очевидным образом продемонстрировала поддержку «казачьему возрождению» в одной его ипостаси. Была создана основа для второго направления в современном неоказачьем движении — т. н. «сословников». Последние отстаивают идею, что признание «казачьего народа» ничего не даст ему со стороны государства в отличие от приобщения к «государственной службе». Актив «сословников» в большинстве своем не отрицает идеи «казачьего народа». Со стороны отдельных «сословников» публично выражалась надежда, что строительство реестра позволит со временем выйти на «казачий народ» с пакетом компенсаций за репрессии.

Хотя казачество в российском законодательстве рассматривается как этническое или этно-культурное сообщество, в федеральном законодательстве оно фигурирует как специфическая окологосударственная общественная организация с особыми функциями. В этой связи государственные органы решают вопросы не этнического сообщества, а организации, наделенной обязанностями по несению государственной службы. Осталось разве только эту государственную службу в нужном объеме найти, чем и занимаются последние 20 лет.

В определенной степени разделение «возрожденцев» на «этнических» и «сословников» было связано с самим возрожденческим дискурсом, опрокинутым в прошлое. До 1917 года казачество было замкнутым военным сословием со своей этноспецификой. Те из «возрожденцев», кто придавал акцент «специфике», стали конструировать казачий народ. Другие, кто придавал внимание сословности с ее службой, согласились на конструирование квазисословия — своего рода окологосударственной казачьей корпорации.

Само же государство создало систему контроля над казачьим движением, позволившим отстранить от реестра политических экстремистов и расколоть «казачье возрождение». Отношения от конфронтации неоказачества с властью к началу XXI века перешли в стадию сотрудничества и в таком состоянии пока закрепились.

Но одновременно продолжается мощный культурный процесс конструирования казачьей этничности с использованием широких возможностей СМИ, местной науки, научно-популярной и художественной литературы, культурных и общественных мероприятий. Контролировать или как-то противостоять этому крайне негативному процессу государство не в состоянии. Процесс конструирования этничности давно перешел в самоподдерживающийся культурный процесс.

Однако, с другой стороны, все законодательные попытки воплощения идеалов «казачьего возрождения» разбились о реалии современной эпохи. Внешне дело выглядит, как искажение социокультурной системы или кривое зеркало.

Традиционная социокультурной система ликвидированного в 1917—1920 годах казачьего воинского сословия — это триединый комплекс, состоящий из воинской службы, специфической системы самоуправления и особой системы общинного землепользования. Все три составляющих тесно взаимодействуют и не могут быть отделены друг от друга.

Между тем, вышедшие из Советской Армии Вооруженные силы РФ упорно отказываются от территориального принципа комплектования воинских частей — того, что было в основе комплектования казачьих полков в Русской Императорской армии. Реализовать предлагаемый «сословниками» способ формирования воинских частей по принципу — хутор-отделение-взвод, станица-рота, район-батальон-полк — оказалось невозможно. В 2012 году из Генштаба заявили о будущем создании укомплектованных казаками четырех казачьих бригад — по одной на каждый военный округ. С той поры о результатах этого решения ничего не слышно. Между тем, почему бы не формировать конкретные подразделения Национальной гвардии призывниками из Ростовской, Волгоградской, Ставропольской областей и Краснодрского края и не дать этим подразделениям наименования «казачьи»?

В остальном казачья «служба» по охране общественного порядка, там где она есть, стала внешним повторением советского ДНД. В связи с этим в неказачьих регионах России общественное мнение смотрит на реестровые и вообще на все общественные организации неоказачества скорее со сдержанной отстраненностью, если не с недоумением или насмешкой.

Под «возрождение» казачьего землепользования создавались условия для формирования специального целевого земельного фонда для наделения землей казачьих обществ. Однако в новых экономических условиях воспроизвести общинное землепользование оказалось невозможным.

Попытки же возрождения казачьего самоуправления в итоге также обернулись очевидными деформациями. Вместо казачьей общины получилось НКО (часто городское) с формой собрания в рамках общественной организации, без прежних прав и суверенных возможностей. «Возрожденный» атаман стал главой не политико-административного образования с собственной территорией, а главой общественной организации, пусть и получившей после 1997 года особый реестровый статус. Этакий массовик-общественник в бутафорском мундире. Все попытки введения традиционного казачьего самоуправления на бывших казачьих территориях даже на уровне хутора или станицы столкнулись с главной проблемой — отсутствием выраженной казачьей идентичности у местного сельского населения. Поэтому пока что опыт реализации основополагающих законодательных актов о «возрожденном» казачестве имеет скорее негативное, чем положительное значение.

Дмитрий Семушин, специально для EADaily

Читайте также другие статьи автора в цикле об истории и современных процессах в российском казачестве:

Проект «Казакия»: пока дело Ленина прозябает, дело Пилсудского живет

«Заместили Царя на Фюрера»: казачий нацизм на службе Гитлеру

Из сословия в народ: казаки накануне революции 1917 года и сегодня

О проблемах конструирования российского неоказачества

Революционная казачья самоорганизация и попытки сепаратизации

Откуда закон позаимствовал понятие о «казачьем народе»

Потомки Илиноя и Сколопита: идеология казачьего национализма