Дмитрий Семушин: О проблемах конструирования российского неоказачества

Мы продолжаем цикл статей о проблемах современного российского законодательства о казачестве.

В Министерстве юстиции России в настоящее время проходит экспертизу проект федерального закона «О российском казачестве», где казакам, как полагают критики проекта, фактически присвоен статус отдельного народа Российской Федерации.

Не трудно определить, что исходной точкой для критики проекта закона о казачестве послужила статья в «Аргументах и фактах» под заголовком «Закон о новодельном «казачьем народе». Статья эта по форме интервью с занимающимся «общественно-просветительской деятельностью» в интернете российским «военным историком-медиевистом, историческим реконструктором, писателем-фантастом и публицистом Климом Жуковым. Материал статьи был изложен Жуковым и в отдельном видео выступлении, размещенном на ресурсе у известного недоучки — блоггера патриотической направленности «Гоблина» (Дмитрия Пучкова). Массовые заинтересованные положительные отзывы на ресурсе Youtube к этому материалу, в целом, демонстрируют, что граждане РФ явно озабочены проблемой конструирования российского неоказачества.

Однако содержательно критика Клима Жукова явно не соответствует уровню наличествующей проблемы. Так, например, не трудно определить, что в своей «просветительной работе» у Гоблина Жуков, что называется, мастер на все руки. Тема проекта закона о казачестве прошла у Жукова среди россыпи других материалов. Здесь у него в последний месяц речь идет и о викингах и «грабеже Англии», о Ливонской войне и фильме «Нулевая мировая», а еще про прекрасную Россию писателя Акунина.

Поэтому сам критический материал по теме казачества от фантаста и историка Жукова нуждается в квалифицированном разборе и критике. Основные положения из интервью Жукова мы снабдим собственным комментарием, прибегнув к прямому цитированию.

1) «В политико-экономическом смысле казаки никогда не образовывали единой исторически сложившейся общности людей, объединенных общим языком, происхождением, культурой, историей и экономикой» (Клим Жуков). Разумеется, это не так. Войсковое казачье сословие, существовавшее в Российской империи со второй половины ХVIII века по 1917 год, как раз и было единой и исторически сложившейся общностью людей. Единство обеспечивал единый юридический статус казачьего войскового сословия, определенный законами Российской империи. А «историческое» означает, что эта общность была создана в результате «исторических процессов», которые являются результатом человеческой деятельности. Что касается экономики, то она имела единую организацию для всего казачьего войскового сословия. То же касается и культуры, которая имела общие черты для всего сословия. Таким образом, в период существования в России казачьего войскового сословия казаки образовывали общность и в политико-экономическом смысле.

Другое дело, что вне этой общности в Российской империи существовала еще одна казачья общность — сословие малороссийских казаков, которые не были обязаны сословной военной службой и были приравнены к однодворцам.

2) «Языком казаков был русский, культура являлась частью русской культуры, исторически казаки на Дону и Кубани являлись неотъемлемой частью Российской империи» (Клим Жуков). Во-первых, «неотъемлемость от Российской империи» вовсе еще не означает обязательной связи с «русскостью». Во-вторых, казаки в своем повседневном общении пользовались южнорусскими диалектами, которые по своему строю были ближе малороссийским диалектам, условно называемым, с некоторых времен «украинскими». Одновременно эти диалекты отличались в базовых своих чертах от севернорусских диалектов. В среде Сибирского казачества, наоборот, преобладал местный сибирский диалект, который был частью севернорусских диалектов. Ну, и потом, известный факт, что в Черноморском казачестве, происходившем от переведенного на Кубань Войска Запорожского и включенном потом в Кубанское казачье войско, разговаривали на одном из малороссийских диалектов — на т. н. «балачке». Переписью 1897 года эти говоры на Кубани были отнесены к «малороссийскому языку». Языковой фактор и некоторые нюансы истории Кубанской казачьей республики в 1918—1920 году позволяют украинским националистам претендовать на присоединение Кубани к Украине после победы в текущей войне и развала по ее итогам РФ.

Разумеется, с развитием образования и культуры в казачьих областях еще в Российской империи получил распространение и литературный русский язык, который использовался в сфере администрирования, управления войсками и в СМИ. Кроме того, понятно, что казачью культуру при известном абстрагировании можно считать «частью русской культуры», но только с определенного исторического момента. Фактором общности выступает, например, религия — православие и старообрядчество.

3) «Kазаки не являются нацией. Остается антропологический смысл термина „народ“, как крупной общности с единым кровнородственным происхождением». (Клим Жуков) Подобного рода рассуждения о «нации» и счете крови с родством демонстрируют, что Жуков в своей критике практикующих по отношению к казачеству констуктивистов использует доводы примордиалистской этнологии. Подобного рода критика с позиций примордиализма и конструктивистские практики идут, как бы в разных плоскостях. Поэтому и критика с позиций примордиализма не работает. О том, что Жуков стихийный примордиалист свидетельствует следующий фрагмент из интервью с ним: «Точно так же невозможно сказать: „я больше не поляк, русский, испанец“ — от смены паспорта этническая принадлежность не поменяется». Разве в наших паспортах по-прежнему прописана национальность? И разве свободное определение национальности не зафиксировано в нашей Конституции. Условно говоря, сегодня Жуков — русский, а завтра — казак. Разве мы не наблюдаем это явление достаточно в массовом виде?

Однако интересная особенность — свои конструктивистские практики нынешние конструкторы неоказаческой этничности сопровождают аналогичными примордиалистскими доводами и построением мифа на примордиалистской основе. Вот так и будем ходить по кругу вокруг нашего неоказачества со всеми этими «кровью и почвой» и вдобавок еще по современности — генами.

Сторонников примордиалистской концепции казачества, как этноса или субэтноса, вводит в ступор тот простой факт, что, например, по данным на 1913 год, в составе Донского казачьего войска на территории Сальского округа числилось в 13 калмыцких станицах и 19 хуторах 30 178 человек, проживавших в них казаков-калмыков. Известно, что одна калмыцкая станица была в составе Терского казачьего войска. Среди казаков-калмыков преобладали буддисты. В Забайкальском казачьем войске по переписи 1897 года состояли 26 782 казаков-бурят, в значительной своей части также исповедовавших буддизм. В правовом плане и казаки-калмыки, и казаки-буряты были отделены от основной массы калмыков, и бурят, остававшихся в сословии инородцев. Потом, в составе Забайкальского казачьего войска служили тунгусы, а в составе Оренбургского — башкиры и чуваши. В составе Сибирского казачьего войска числился целый полк татар, с обязательным условием комплектации его офицерами и казаками мусульманского вероисповедания. Кроме того, казаки-татары служили и в Оренбургском казачьем войске — 34 463 чел, и в Уральском казачьем войске — 6 306 чел. В Оренбургском — казаки-мордва, населявшие Акмолинскую область — 4 361 чел. и Оренбургскую губернию — 4 918 чел. Более того, известны единичные случаи присутствия в войсковом казачьем сословии даже казаков-иудеев. Что могут ответить на эти факты сторонники концепции казачества как этноса или русского субэтноса? (Кстати, заметим, что Клим Жуков не принадлежит к ним). Они отвечают совсем смешное: мол де были правильные казаки и были казаки неправильные. Тем не менее, Жуков не использует факты полиэтничности казачьего войскового сословия против идеи «единого казачьего народа», соединенного общей этничностью.

4) В своей критике казачьих этноконструкторов Жуков использует хорошо известную переселенческую концепцию происхождения казачества. «Казаки — это прямые родственники выходцев из исторических областей России: Великого княжества Рязанского и восточной части Великого княжества Московского. То есть — средней Оки и верховьев Дона. С исторической точки зрения — ничего удивительного. Именно эти области будущей России дали изрядный процент беженцев и переселенцев, спасавшихся от постоянных татарских набегов и нарастающего социального гнета внутри Московского царства». (Клим Жуков) Однако этой переселенческой концепции в одинаковом весе в историографии противостоит концепция автохтонного происхождения казачества. Для корректности Жукову надо было упомянуть и ее. Вот, как, например, выглядит спор стихийного сторонника переселенческой концепции со стихийным автохтонщиком в известном романе Михаила Шолохова «Тихий Дон». Пропагандисту-большевику Штокману (кстати, еврею) отвечают донские казаки Вешенской станицы:

«Человек [Штокман] махнул шляпой в его сторону.

— А ты кто?

Тот презрительно цвиркнул через скважину щербатого рта и, проследив за полетом слюнной петли, отставил ногу.

— Я-то казак, а ты не из цыганев?

— Нет. Мы с тобой обое русские.

— Брешешь! — раздельно выговорил Афонька.

— Казаки от русских произошли. Знаешь про это?

— А я тебе говорю — казаки от казаков ведутся.

— В старину от помещиков бежали крепостные, селились на Дону, их-то и прозвали казаками.

— Иди-ка ты, милый человек, своим путем, — сжимая запухшие пальцы в кулак, сдержанно-злобно посоветовал Алексей безрукий и заморгал чаще.

— Сволочь поселилась!.. Ишь поганка, в мужиков захотел переделать!".

Как можно объяснить подобную художественную ситуацию? Дело в том, что в русском ядре в Российской империи общество культурно и идентично делилось на «народ», который противопоставлял себя «начальству» или «барам». Отсюда, например, идеология движения народников. «Народ» — это податные сословия, в которых своей абсолютной массой — более 90% преобладало крестьянство. Крестьяне — это мужики. В этом плане рядовое войсковое казачество идентично стояло вне русского «народа». А русский народ, в тайне мечтая показачиться, им отвечал соответственно. Вот народная поговорка, зафиксированная Владимиром Далем: «казаки — обычаем собаки». Обычаем — значит культурой, традицией и поведением. Но, правда, при этом казачья верхушка изначально стремилась и добилась состояния в сословии российского дворянства. Вот такой получается особенный «казачий народ» был в Российской империи — рядовая его масса идентично отделяла себя от «мужиков» (т. е. русских крестьян), а верхушка, оставаясь в казачьем войсковом сословии, была по выслуге чинов или по наследованию частью российского дворянства, которое было полиэтнично. Подобное реальное состояние дел с казачьим сословием в Российской империи не вписывается в современную абстрактную теорию этничности на примордиалистской основе. Во все эти этносы и субэтносы.

5) «В феодальную эпоху их статус [казаков] отличался от дворянского тем, что казачьи общины выступали коллективным феодалом. Земля находилась в групповом, а не личном пользовании. Многовековая борьба казаков за землю и лучшие условия службы носит характер не национальной, а социальной борьбы. Уже в феодальную эпоху наметилось и внутреннее расслоение по классовому признаку между рядовыми казаками и крестьянами с казачьей старшиной… Казачество исторически сложилось, как сословие, причем, сословие, стратифицированное на классы внутри себя. Оно не являлось единым монолитом, каковым не является ни одно общество, разделенное объективными экономическими интересами». (Клим Жуков). Что за глупость! Ну, и на какие же «классы» делилось казачество? По чинам на казаков и офицеров? На бедных и богатых? Но это же не классы. Или же казаков-станичников доктринерски вслед за большевиками следует писать в «мелкую буржуазию»? Памятуя по исходному смыслу, что буржуа — это жители городов? Нам вообще не понятно, зачем в данном случае Жуков использует понятие «феодализм», который был свойственен в чистом виде исключительно Западной Европе. Там порядок феодализма как раз возник через преодоление общинности. А тут Жуков утверждает, что община была «коллективным феодалом». Это же надо такое сказать! Ну, и кто же у нее у этой общины были вассалы? Иногородние?

И потом, земля казачьих войск находилась не в «групповом пользовании», а была монаршим пожалованием за службу конкретному войску. Теоретически, это означало, что царь, как мог дать пожалование, так и забрать его обратно. Это была государственная земельная собственность. Казачьи генералы и офицеры, казачьи чиновники получали наделы в «потомственную собственность». Хочется спросить у Жукова в этом плане: это личная или все-таки «групповая» собственность?

И потом, еще одна нелепость. По Жукову получается, что все эти челобитные в ХVII веке в Москву в Посольский приказ от донских казаков о царском пожаловании их порохом, свинцом и хлебом были, оказывается, «социальной борьбой» за «лучшие условия службы». Ну, не смешно ли?

6) «В Речи Посполитой XVII века и в России, казаки отстаивали чисто сословные привилегии, добиваясь наиболее выгодных условий держания земли и службы. В Польше казаки или стремились перейти в реестровые (находящиеся на жаловании у короны), или обладать землей на равных правах со шляхтой. В России — на Дону, Яике (Урале) и Волге казачество боролось против закрепощения крестьян и роста налогового бремени. Восстания Хмельницкого и Разина, а позже — Пугачева не имели выраженного национального характера — это была борьба разных слоев казачества (и местного крестьянства, не имевшего статуса казаков) за экономические права». (Клим Жуков) События ХVII века — в России Смута, в Речи Посполитой Хмельниччина с Потопом прекрасно показали, что казачество здесь и там сражалось не просто за привилегии, а за то, чтобы заместить собой в России — служилых людей по отечеству (т. е. дворян), а в Речи Посполитой — шляхетское сословие. Это т. с. казачья «программа максимум». В последнем случае — в Малороссии она частично удалась, и было создано казачье государство — Гетманщина, в котором казаки заняли место шляхты. И потом, как на Дону, Яике и Волге казачество, как утверждает Жуков, могло бороться против закрепощения крестьян и роста налогового бремени? Если в этих самых районах не было крепостнических ни вотчинного, ни помещичьего, ни монастырского землевладения, а само казачество не платило налогов? Очевидно, что и при Разине, и при Пугачеве казачество боролось не против крепостного права, а за то же самое, что и Запорожское войско в Хмельниччине. Это программа максимум. Лже-Петру Федоровичу (Пугачеву) «вернуть» себе престол и стать казачьим царем. Программа минимум — чтобы правительство не стесняло само это казачество. Плюс не надо забывать и такую обычную деятельность у вольного казачества, как разбой. Жуков утверждает, что восстания Разина и Пугачева не имели выраженного национального характера. Но, если отвлечься собственно от казачества и его «характера», то как тогда быть с восстаниями инородцев, которые сопутствовали выступлениям и Разина, и Пугачева?

7) «В самом деле, глупо было бы ожидать от Богдана Хмельницкого современной философской подготовки и введения современных же дефиниций. Народом в XVII—XVIII вв.еках могли в чисто риторическом ключе обозначать население, простой (в смысле, угнетенный) народ, войсковых товарищей, а вовсе не этнос в строгом значении термина» (Клим Жуков). Здесь на дело можно посмотреть и с другой стороны. Хмельницкий призвал «народ русский» поголовно истреблять ляхов и еще известно кого. На самом деле, Хмельницкий использовал по полной в своем восстании этно-конфессиональный фактор. Это хорошо известно.

8) В интервью Клим Жуков не точно определился с проблемой формирования сословия у казаков. В одном месте он утверждает, что казаки в России в XVII веке отстаивали чисто сословные привилегии. Получается, что казаки уже тогда были в России сословием. Однако в этот период, если не учитывать т. н. городовых казаков по стране, то Донские, Яицкие и Терские вольные казаки проживали на фронтирных территориях вне пределов Российского царства. С Донским войском Москва поддерживала отношения посредством Посольского приказа, как с заграницей.

В другом фрагменте Жуков почему-то для всего казачества весьма точно определяет дату создания казачьего сословия в Российской империи — 1775 год, что, конечно же, неправильно. Оформление войскового сословия было процессом со своей динамикой для каждого из «исторических» казачьих войск. В конечном итоге, Жуков утверждает, что «казаки — это социальное явление, сословие, а не народ». Однако возникает законный вопрос: кем тогда были казаки до того, как было создано казачье сословие? Здесь опять заметим, что отделенная от прочих казачья идентичность обеспечивается принадлежностью к сословию, а не этносу. При этом порой внешне дело выглядит так, что идентичность, связанная с сословием, противопоставляет себя другому народу так, как если бы речь шла об этносе. Здесь не будем забывать, что этносы — это научная абстракция, с помощью которой не всегда можно адекватно описать явление. В отношение казачества этого периода современными историками придумано, что казаки обладали «этно-сословными» характеристиками. Этничность соединяется неразрывно с сословностью. Проделывается это в рамках примордиалистской методологии.

9) «Казаки стали сословием пограничных военных поселенцев, которые обязаны были самостоятельно обеспечивать боеготовность за счёт налоговых послаблений и владения землёй» (Клим Жуков). Во-первых, как известно, военные поселенцы в Российской империи в первой половине ХIХ века жили в военных поселениях, и войсковое казачество не имело к ним никакого отношения. Во-вторых, принцип «пограничности» не всегда выдерживался по отношению к казачеству. Например, в Сибири. И, в-третьих, боеспособность войскового сословия никогда не поддерживалась самостоятельно только казачеством, но всегда в тесном сотрудничестве и под управлением государства.

10) «После законодательной отмены сословий 24 ноября 1917 года о казачестве можно говорить лишь как об этнографической самоидентификации потомков бывших казаков» (Клим Жуков). Однако, как заметим, одного законодательного акта об отмене сословий в случае с казачеством оказалось недостаточно. Упраздненное сословие продолжило свое существование в провозглашенных республиках — Всевеликом войске Донском и Кубанской народной республике (1918—1920). Всевеликое войско Донское с поправкой на революцию в своей «конституции» управлялось на основании Свода законов Российской империи, т. е. Дон не признал в отношение себя революционный декрет о ликвидации сословий. Поэтому революционному режиму пришлось утвердить ликвидацию казачества как сословия и начатков его государственности через кровопролитную войну. Можно сказать, что революционный режим завоевал для революции территории уничтоженных в войне казачьих войск. Поэтому правильней было бы говорить о существовании у потомков казаков идентичности-воспоминания, которая с поколениями размывалась и исчезала. События 1986—1991 годов актуализировали казачью идентичность и привели к ее «реидентификации» в искусственно создаваемых сообществах. Казачье «возрождение» — это глупый в своем смысле термин. Нельзя возродить то, что умерло. Мы имеем дело с новым явлением, лишь частично посредством воображения связанное с реально существовавшим в прошлом казачьим войсковым сословием. Культурная работа после 1989 года создает в России новое казачество.

И, в заключение отметим, очевидно, что объектом критики Клима Жукова стал один пункт в проекте готовящегося закона о казачестве — определение казачества. Здесь, к сожалению, Жуков не остановился подробно с разъяснениями. Он только утверждал, что казачество в проекте закона определено как «особая форма государственной и социальной жизни самостоятельного народа». Для проверки смотрим в проект федерального закона «О развитии российского казачества» и читаем: «российское казачество — исторически сложившаяся этнокультурная общность граждан, проживающих на определенных территориях, имеющих самобытную культуру, традиционные хозяйственный уклад и форму одежды». Ну, и где здесь «народ»?

Определение в законе, действительно, весьма сближено с принятым в российской социологической традиции определением «народа» — «историческая общность людей». Но, правда, при этом понятие в определении — «этнокультурная» чуть затемняет смысл, хотя при этом, заметим, и связывает современное казачество с явлением этничности. В постановлении Верховного Совета РФ от 16 июля 1992 года «О реабилитации казачества» мы находим следующее определение казачества: «исторически сложившаяся культурно-этническая общность». Годом ранее в законе РСФСР от 26 апреля 1991 года № 1107-I «О реабилитации репрессированных народов» в статье 2-й находим: «Репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иные исторически сложившиеся культурно-этнические общности людей, например, казачество)». Таким образом, в смысловом плане казачество отделено от понятий «нация», «народность» и «этническая группа». Казачество — это ни то, ни другое и не третье. Казачество — это некая «исторически сложившаяся культурно-этническая общность людей». Таким образом, в рассматриваемом проекте закона законодатели по части определения казачества просто идут в рамках практики, заложенной еще в 1991 году. Таким образом, и по этому пункту Клим Жуков вводит в заблуждение. Конечно, честь и хвала ему за то, что он поднимает насущную острую проблему. Но при этом он не дает квалифицированного ее описания. При дефиците знаний и компетенций порой патриотизм может превращаться в идиотизм. Прежде чем выступать в СМИ, желательно, чтобы Жуков для начала разобрался в проблемах истории казачества, а потом что-то говорил на публику.

Между тем, проблема современного российского законодательства о казачестве все-таки остается.

(Продолжение следует)

Дмитрий Семушин