Суд по делу белорусских публицистов, день 26: последнее слово обвиняемых

Больше месяца назад, 18 декабря, в Минске началася суд над пророссийскими публицистами Сергеем Шиптенко, Юрием Павловцом и Дмитрием Алимкиным. Напомним, в своих статьях для российских СМИ они жёстко критиковали наметившееся сближение белорусских властей с Западом в ущерб интеграции с Россией, а также их заигрывание с радикальным национализмом. За это их обвиняют в «разжигании национальной розни, осуществлённом группой лиц», что подразумевает приговор в виде 5−12 лет реального тюремного срока. Помимо этого, Павловцу и Шиптенко следствие инкриминировало «незаконное предпринимательство», под которым, как выяснилось, подразумевалось получение гонораров за написание авторских статей — несмотря на то, что они были зарегистрированы в качестве индивидуальных предпринимателей и исправно платили налоги.

20 января судья объявил судебное следствие оконченным, при этом отказав подсудимым в праве дать показания, которые они хотели огласить. 22 января начались прения сторон, в ходе которых прокурор запросил для обвиняемых пять лет тюремного заключения с отсрочкой на три года, а также отказался от обвинения в «незаконном предпринимательстве». 23 января прошли выступления адвокатов подсудимых. Корреспондент EADaily продолжает вести трансляцию из зала суда.

Первый день прений

Второй день прений

Трансляцию вела Кристина Мельникова

15:39 — Судья объявляет, что приговор будет вынесен 2 февраля (!)

15:38 — Шиптенко заканчивает своё выступление.

15:25 — «Я полагаю, что когда-нибудь обскурантизм будет подвергаться остракизму. Когда-нибудь мы придём к тому состоянию нашей политической культуры, когда подобные процессы станут лишь воспоминанием. Я надеюсь, что ситуация не настолько безнадёжна» (Шиптенко).

15:19 — «Когда уничтожают пивные, бани, меняют топонимику, тем самым уничтожается целый культурный слой, уничтожается целая коммуникация. В баню и пивную человек с завода шел, используя эту социальную городскую инфраструктуру, чтобы общаться, а не чтобы попить пива или помыться — это он может сделать и дома» (Шиптенко).

15:17 — «Я действительно считаю, что уничтожение русскоязычной топонимики это оскорбление белорусов. Я вырос в Минске, и я желаю, чтобы считались с моим мнением. Я считаю, что нельзя относиться к народу как к быдлу и доносить до его сведения чьи-то решения, прикрываясь его же мнением» (Шиптенко).

15:14 — «Заманчиво участвовать в диалоге, но если диалога не хотят, то как можно навязываться? Тебе отвечают не антитезисами, а сажают в тюрьму, какой диалог тут может быть?» (Шиптенко)

15:11 — «Павловец поставил вопрос, почему не пригласили Павловца и Шиптенко и не узнали, почему мы так думаем. И в связи с этим я предлагаю сделать ряд пояснений. Чтобы участвовать в диалоге с Шиптенко и Павловцом, нужно иметь определенный уровень воспитания и культуры. Мне будет сложно говорить с человеком, который будет на меня кричать, норовить ударить чем-нибудь тяжелым, посадить в следственный изолятор. У моего визави должен быть уровень интеллекта повыше, чем тот, что продемонстрировали наши оппоненты из числа госэкспертов» (Шиптенко).

15:08 — «Я полагаю, что по 130 статье мы должны быть оправданы» (Шиптенко).

15:05 — «Наше дело не имеет никакого отношения к возбуждению вражды или розни. Госкомитет судебных экспертиз и различные другие структуры используют термины Третьего рейха — „нормальный народ“, „природная неполноценность“, характеризуют белорусов как „бедных“ и „недалеких“. Подобного рода практика при составлении официальных документов попахивает чем-то нехорошим. Она попахивает жженым человеческим мясом» (Шиптенко).

15:03 — «Но когда на слово отвечают следственным изолятором, когда текст воспринимается как повод для судебной расправы, то дальше логично предположить, что появятся люди, которые не захотят говорить и писать. Они понесут свою позицию иначе, без слов, без текстов, они будут использовать такие аргументы, как пуля, пластид, саботаж. И это будет вполне естественным развитием ситуации. Не надо перегибать палку репрессий. Я ни в коем случае не хочу такого развития ситуации. Я обращаю внимание, чего можно подобного рода процессами добиться, и все это будет на совести организаторов и вдохновителей такого рода процессов» (Шиптенко).

15:02 — «Что касается запугивания журналистов, то сигнал был достаточно однозначным — „писали-писали они, а теперь в клетке, и с вами то же самое будет“. Но на свободомыслящих журналистов, я надеюсь, данный процесс не окажет никакого воздействия» (Шиптенко).

15:00 — «Данный процесс, как было верно отмечено защитниками и коллегами — это мощный удар по Союзному государству и союзному строительству. Что уж тут говорить, если статья 130 УК РБ и статья 282 УК РФ предусматривают разные меры. По-хорошему, Союзное государство должно иметь какой-то единый союзный кодекс. Союзное государство в ближайшее время должно иметь статус конфедерации — на том стоял, стою и стоять буду» (Шиптенко).

14:57 — Шиптенко попросил вернуть винчестер, на котором содержатся тексты его докладов, посвященные интеграционной проблематике. «Если это очень надо кому-то, то пожалуйста, я не против, чтобы его использовали. Но я полагаю, что это будет уничтожено, а там ничего экстремистского нет» (Шиптенко).

14:55 — «Наше уголовное дело способствовало консолидации всех здравомыслящих людей в рамках Союзного государства Белоруссии и России» (Шиптенко). Он напомнил о комментарии российского политика Сергея Бабурина.

14:53 — «Я занимал активную гражданскую позицию. Обращаю внимание на протоколы обыска — изъят целый мешок бейджиков с разных конференций. Если бы следствие задалось целью посмотреть, а что это за конференции, то орган предварительного следствия обнаружил и приобщил бы множество докладов об интеграции Белоруссии и России, в том числе доклад к конференции о 20-летии Союзного государства Белоруссии и России. Я ставил проблемы интеграции в промышленной, гуманитарной и образовательной сфере, обозначал болевые точки и в соответствии с принципом конструктивной критики обозначал пути выхода и варианты решений» (Шиптенко).

14:49 — «Почему граждане скрывались под псевдонимами? Наверное, потому, что боялись, и, видимо, обоснованно боялись. Почему не печатались в „Советской Белоруссии“, в „тут.бай“, в богоспасаемых районных изданиях? Может, возможности такой не было?» (Шиптенко) По его словам, многие местные СМИ довольствуются официозом, местечковыми новостями, боясь писать на общественно значимые темы, а некоторые издания не приемлют альтернативной точки зрения.

14:46 — «Конечно же, не было у меня никакого умысла на совершение всего того, в чем меня обвиняют — ни прямо, ни косвенно, ни индивидуально, ни «группой лиц». Нужно было как-то очернить обвиняемых, поэтому в обвинении появилась «корыстная заинтересованность» «(Шиптенко).

14:43 — «Обвинение несостоятельные, они не обоснованы должным образом. Столь серьезные обвинения должны служить устрашением гражданского общества, должны показать удаль молодецкую. Но не стоило демонстрировать снова эти репрессивные возможности. И я бы признал обвинение в разжигании розни между какими угодно народами, если бы это было доказано, если бы приехал один наш человек в Москву, а другой там избил бы его со словами «я прочитал статью Шиптенко «Вышиваночное безумие». Но таких фактов не было» (Шиптенко).

14:41 — «Когда говорят, что расправа над нами пойдёт на пользу независимости, демократии и т. д., мне это напоминает оправдание строительства концлагеря. Одновременно мне радостно осознавать, что есть люди, которые заявляют, что мы не согласны с Алимкиным и Павловцом, но мы против таких мер, за диалог, за терпимость к инакомыслию. Наличие таких людей вызывает у меня оптимизм» (Шиптенко).

14:38 — «Двойные стандарты всегда выходили боком при реализации самых благих намерений. Монополии на трактовку белорусского и белорусскости нет ни у кого — ни у белорусских властей, ни у „литвинов“, ни у западнорусистов. Плюрализм — это нормально, а репрессии — это крайняя мера, чего не могут понять ни представители властей, ни прозападная оппозиция, которая рядится в поборников западных ценностей, но на самом деле отвергает их. Коль скоро они не могут отобрать у власти карающую дубинку, они пытаются направить ее в другую сторону и испытывают от этого мазохистское удовольствие» (Шиптенко).

14:34 — «И у государственных, и у негосударственных СМИ несправедливое к нам отношение. Это неприятно осознавать, когда ты в клетке и не можешь ответить, когда в тебя могут любыми какашками бросаться. Это нечестно, нехорошо и неправильно. Я процитирую одну гражданку в „Новой газете“ — журналистка пишет, что тексты, звучавшие в зале, лучше не цитировать — это „мерзость и дрянь, выраженная гопническим языком“. То есть она пытается оправдать репрессии. Может быть, мы расходимся в понимании демократического государства» (Шиптенко).

14:31 — «Мы можем обратиться к завлению Ананич. Министр информации конкретно указал, что у публикаций есть заказчики. Она заявила, что есть те, кто эти материалы готовит, и те, кто их заказывал. Правда, установить их следствию не удалось, одни „неустановленные лица“ — то ли Ананич соврала, то ли Следственный комитет не доработал. У нас есть документ от 16 июня 2017 года, подписанный Ананич, где она сообщает, что авторами исследуемых статей на интернет-ресурсах были указаны Юринцев, Радов, Григорьев, Бронь. Сведениями о том, кто из вышеуказанных авторов является Шиптенко, Мининформ не обладает» (Шиптенко).

14:27 — «Направленность уголовного дела была ясна с первых же дней, Она была ясна уже из заголовков СМИ. „Ставили под сомнение суверенитет Белоруссии“. Любопытно, что негативная заданность освещения нашего процесса присутствовала с первых же дней, и была хорошо срежиссирована» (Шиптенко). По его словам, к делу приложили руку белорусские спецслужбы. «Вопрос установления авторства был прояснён при помощи КГБ. А потом вопрос по авторству возникал неоднократно, и выяснилось, что, по большому счету, один КГБ может заменить собой массу госструктур» (Шиптенко).

14:25 — «Экспертов по экстремизму невозможно найти просто валяющимися на тротуаре, или просто придя в какой-то вуз, выращивание экспертов — процесс затратный и по времени, и по средствам. Нужно пересмотреть государственные подходы к научной и экспертной деятельности, определиться с критериями для выбора экспертов и определиться с площадками, где они будут обшаться, приглашать зарубежных экспертов, нужно создать целую структуру для подготовки экспертов. А то, что я видел здесь — отвратительно и шокирующе» (Шиптенко).

14:23 — «Я был удивлен отсутствием экспертного уровня у коллектива государственных экспертных структур которые формировались оригинальной практикой назначения экспертами индивидов с „фоновыми знаниями“. Фоновые знания были симбиозом невежества и идеологизированности, экзальтированного злопыхательства. Меня это настолько неприятно удивило, что я задумался как исправить эту ситуацию, потому что я был лучшего мнения о государственных экспертных учреждениях» (Шиптенко).

14:21 — «У нас есть поговорка — на чужих ошибках учится только дурак. Обязательно надо наступить на свои грабли. Мы учимся долго, медленно, слишком неоправданно затянут этот процесс. Тот уровень политической культуры, который есть в Западной Европе и на который мы равняемся, не явился вдруг по мановению волшебной палочки» (Шиптенко).

14:19 — «Я считал и считаю, что силой, давлением, ударом в челюсть никогда невозможно никого убедить в своей правоте. Конечно же, нам необходимо повышать политическую культуру в обществе и культуру в целом, но, к сожалению, это не делается само по себе, этот уровень нужно просто выстрадать, достичь его кропотливым ежедневным трудом» (Шиптенко).

14:14 — «Нас называли пророссийскими публицистами, отыскивая пророссийскость так же, как в 2014 году искали российские паспорта у сожженных в Доме профсоюзов в Одессе. Я спешу сообщить о том, что мои убеждения, взгляды и ценности ни на йоту не изменились за время, проведенное в СИЗО» (Шиптенко).

14:10 — «Обращаю внимание, что данное уголовное дело было беспрецедентным. Я не буду подробно на этом останавливаться, обращу внимание лишь на очевидные вещи. Во-первых это часть третья 130 статьи, причем в отношении вполне респектабельных людей. У Алимкина диплом Академии управления, у меня тоже диплом того же вуза, и диплом с отличием. Там написано, что я иделог» (Шиптенко).

14:07 — Сергей Шиптенко начинает выступление. «Никто мне так и не объяснил почему это одно дело, а не три разных. К сожалению, в ходе предварительного и судебного следствия за кадром остались инициаторы этого дела. Я уверен, что этот процесс не закончится вынесением приговора и будет иметь еще одну стадию. Всем тем, кто писал на эту тему — журналистскому собществу, экспертам — было интересно установить подоплеку, почему понадобилось именно такое уголовное дело, именно с таким фигурантами и именно в такое время. Об этом написано очень мало, всех больше интересовала какая-то оперативная информация, а не глубинные причины и фундаментальные основы этих процессов. Я полагаю, что данное уголовное дело станет основой для серьёзных научных исследований».

13:01 — Юрий Павловец завершает своё выступление. Перерыв до 14:00.

12:59 — Павловец также заявил, что хочет продолжать работу и не хочет считать себя «жертвой режима». «В вещественных доказательствах есть две вещи, которые я прошу возратить — винчестеру 10 лет, и на нем фактически вся жизнь. Ещё все забывают про планшет, но он не мой, это планшет с работы» (Павловец).

12:54 — «Считаю, что подобные процессы не должны существовать в Белоруссии. Мы декларируем, что пытаемся строить правовое демократическое государство, а там все решается дискуссионно. Никто не мешал вызвать того же Шиптенко и Павловца, узнать, почему вы так считаете. Я нигде не писал что белорусизация — это плохо, я мог писать о том, как она проводится. Все это нормально, пока не скатывается в идеологию и политику. Стоит задуматься тем, кто инспирировал данное дело, чтобы в будущем не допускать подобных вещей. Как бы ни хотели того люди, которые инспирировали это дело, я не могу согласиться с тем, что я виновен, и что у меня был какой-то умысел. Считаю, что данное дело должно было быть закрыто еще на стадии предварительного следствия, чтобы ни суд, ни обвинитель не попали в такую парадоксальную ситуацию, когда следствие спихнуло им это дело, из которого они должны выйти с гордо поднятой головой» (Павловец).

12:52 — «Я как в начале, так и сейчас не могу согласиться с тем, что дело было возбуждено правомерно. Я думаю, что оно было инспирировано, что у кого-то была личная неприязнь к сайту „Регнум“, и, возможно, лично к Баранчику» (Павловец).

12:51 — «Время, проведённое в тюрьме, отрезвляет, заставляет понять многие вещи. Но ситуация странная. Я с большим пониманием отношусь к тому, с каким обвинением вышел гособвинитель. Более того, я даже могу выразить признательность, что он нашел возможность упомянуть о смягчающих обстоятельствах, сказать «эти люди — ученые» (Павловец).

12:47 — «Тайные смыслы можно найти в любом слове. Можно додумать, что Тургенев призывал топить собак, а Достоевский — рубить бабушек» (Павловец). Так публицист прокомментировал слова одного из экспертов «вы сами не знаете, что написали, я специалист».

12:45 — Павловец: В экспертизе говорится, что признаком «полноценной белорусскости» является знание белорусского языка и признание его в качестве родного. То есть именно заявляющие это люди разжигают вражду между теми белорусами, кто не считает белорусский язык родным, и теми, кто считает.

12:41 — «Что делать с теми 80 процентами белорусов, которые не говорят на белорусском языке и не считают его родным?» (Павловец)

12:39 — «Кирдун приносила книжку. Мне, кандидату исторических наук, она принесла в доказательство своих тезисов книжку для первого и шестого класса» (Павловец).

12:38 — «Если меня обвиняют в умалении белорусского языка, то на основании чего? На основании половины предложения, где я говорил что белорусский язык стал признаком самоидентификации?» (Павловец)

12:36 — «Фактически всё, в чем меня обвиняют — умаление коммуникативной роли языка. А также, как историка, в том, что я не считаю историю Белоруссии длительной и связанной с историей ВКЛ. А все остальное, как признали сами эксперты — констатация фактов, а не «признаков разжигания» (Павловец).

12:34 — «Я еще 17 лет назад мог бы уехать из Белоруссии, но не сделал этого. Я люблю Белоруссию, я неспроста записал свою дочку белоруской и неспроста стал историком» (Павловец).

12:28 — «Если мы с вами обратимся ко всем свидетелям-экспертам из РФ, из ЕС, и лингвистам и историкам, и психологам, даже госпожа Иванова, дай ей Бог здоровья, на самом деле сказала, что да, ошиблись. И что если бы знания были не „фоновыми“, то и выводы могли бы быть другими. Получается, что только три человека, у одного из которых „красная нить“, а другой „все в контексте“, необоснованно обвиняют меня и других людей в попытке разжигать национальную рознь» (Павловец).

12:26 — «Я бы хотел отметить, то что ни в лингвистической, ни в психологической части экспертизы моей статьи нет «гиперидентичности» (признака «разжигания» — EADaily). Там, где эксперты хотят как-то приписать «гиперидентичность», они пишут о существовании «сдвига в сторону гиперидентичности. Абсолютно во всех статьях, если эксперты не могут притянуть включение в группу (а деление на своих и чужих обязательно для «гиперидентичности»), то они пишут, что автор «если и не включает себя в группу, то солидаризируется с ней» (Павловец).

12:24 — «На протяжении года государственные, оппозиционные и иные СМИ писали, что мы что-то разжигаем, выступаем против независимости. Но за все это время никто не привел ни одной фразы из моей статьи. Только „КП“ писала о том, что я говорил о росте национализма в РБ» (Павловец).

12:22 — «Я бы хотел сказать, что уже достаточно долго проходит мимо нас, что сам по себе процесс превратился в то, что можно назвать достаточно серьёзной проблемой, наверное, для имиджа государства, по крайней мере для имиджа экспертного сообщества. Эксперты серьезно и щепетильно относятся к своей профессиональной деятельности, но то, что происходит сейчас, является большой проблемой для будущего сотрудничества в области психолого-лингвистических экспертиз. Я не знаю, как можно загладить ту безграмотность, которую продемонстрировали Кирдун, Андреева и Гатальская. Этот процесс может привести к гораздо более негативным последствиям, нежели моя статья» (Павловец).

12:21 — Слово предоставляется Юрию Павловцу.

12:20 — «Сейчас идет заигрывание с Западом, сажать никого нельзя, поэтому нас хотят осудить, но не посадить. Но мы уже 14 месяцев находимся в тюрьме и являемся политзаключенными» (Алимкин).

12:19 — «В экспертизе написано, что мы разжигали рознь к властям РБ, и что статьи вышли в период обострения отношения с РФ. То есть в экспертизе прямо сказано — мы сажаем вас за политическую позицию. Понятно, что это политическое преследование» (Алимкин).

12:17 — «Для фабрикования дела наняли людей не очень подходящих. Как мы выяснили в суде, в Белоруссии есть эксперты, ученые, можно было кому-то поручить экспертизу. Выступили несколько человек, спасибо большое им за их гражданское мужество» (Алимкин). По его словам, руками таких людей, как госэксперты, совершаются преступления, им ничего не стоит посадить людей на 12 лет просто чтобы не портить отношения с начальством.

12:16 — «Люди которые разжигают рознь, имеют большие возможности. И они решили таким образом заткнуть рот нам, тем, кто выступал против разжигания розни» (Алимкин).

12:14 — «Что касается умысла. Спрашивать, был умысел или нет, это все равно что спросить человека „вы уже перестали пить шампанское по утрам?“ Чтобы был умысел, нужно установить, что я совершил преступление. Но не установлено ни деяние, ни последствия, что необходимо для констатации преступления» (Алимкин).

12:13 — «Я утверждаю, что ни в моих текстах, ни в текстах „Регнума“ нет ничего близкого к разжиганию розни. Там есть борьба против разжигания розни» (Алимкин).

12:10 — «Я не писал ничего, что не соответствует моим ценностным установкам. Никто не давал мне указаний, работа иногда оплачивалась, иногда нет. Корыстный мотив я отрицаю. Я живу по принципу „делай, что должен и будь что будет“, а что я должен делать, решает моя совесть» (Алимкин).

12:09 — Прения сторон закончены. Слово предоставляется Дмитрию Алимкину.

12:07 — Хлебовец напоминает о блокировке в Белоруссии сайта «Спутник и погром». «Решение было принято с учетом заключения РЭК, это решение было проверено судом Центрального района Минска, и на основании суда было принято решение о признании материалов экстремистскими. Это я веду речь о незаконном предъявлении обвинения. Материалы могут быть признаны экстремистскими только на основании решения суда» (Хлебовец).

12:04 — «Таким образом, следователь согласен с тем, что какие-то мифические „неустановленные лица“ не участвовали в подготовке статей, направленных на „разжигание“. Факт публикации не может трактоваться как соисполнительство, так как „неустановленные лица“ не участвовали в подготовке экстремистских статей. Если суд согласится с тем, что Алимкина можно признать виновным в совершении преступления, то его можно осуждать только по части 1 статьи 130 („разжигание“ без „группы лиц“ — EADaily). Но моя позиция заключается в невиновности моего подзащитного» (Хлебовец).

12:01 — Слово взял адвокат Дмитрия Алимкина Николай Хлебовец. Он отмечает, что «неустановленные лица» и Юрий Баранчик (который, по версии обвинения, состоит в одной группе с Алимкиным) для «соучастия» должны были совершать такие же действия. «Но я не нашел подтверждения, что Баранчик заказывал моему подзащитному тематику публикаций» (Хлебовец).

11:45 — Марчук завершила своё выступление. Объявлен перерыв 10 минут.

11:42 — Кристина Марчук призвала оправдать своего подзащитного и отдать имущество, в том числе предметы, признанные вещественными доказательствами, например, винчестер, где хранятся личные фотографии и диссертация. Она также просит вынести частное определение за нарушения следователю и министерству информации, а также прокуратуре Минска за нереагирование.

11:38 — «Все отказы в удовлетворении ходатайств были абсолютно немотивированными. Возмутительно, что нарушения настолько очевидны, но причастных к этому делу людей не привлекли даже к дисциплинарной ответственности» (Марчук).

11:36 — «Кирдун и Гатальская дали заведомо ложное заключение. Мы на этом настаиваем. Они неверно использовали методику, проявили свою безграмотность» (Марчук).

11:35 — «Следователь не осмотрел должным образом почту Павловца, в которой находились акты и договоры на подготовку статей. Он вменил ему написание статей без договора, хотя они были. Обвинение было сформулировано крайне некорректно, непонятно, обвинение по тяжкому составу было просто формально предъявлено. Человек даже не понимал, что происходит. Была нарушена презумпция невиновности» (Марчук).

11:32 — «Заключение РЭК составлено с ошибками, которые председатель комиссии Иванова признала. Оно является необоснованным, и не может служить основанием для возбуждения дела. Следователь должен был дать оценку, должен был тщательно проверить основания для заведения дела. Процедура принятия решения о возбуждении уголовного дела полностью нарушена» (Марчук).

11:30 — В действиях следователя Мацкевича есть состав преступления: он без оснований завел дело по 233 статье потому что, во-первых, написание статей не регулируется нормами о предпринимательской деятельности, и, во-вторых, потому, что Павловец являлся ИП, напоминает адвокат.

11:28 — Кристина Марчук также указывает на пространственную коллизию между уголовно-правовыми нормами РФ и РБ относительно того, где совершено преступление. Инкриминируемое Павловцу деяние совершено на территории РФ, и при определении санкции нужно было ориентироваться на российское законодательство, где верхняя планка наказания — до пяти лет.

11:23 — Не установлены корыстные побуждения при написании Павловцом трилогии о белорусской идентичности, отметила адвокат. «Было отмечено в качестве отягчающего обстоятельства наличие корыстных побуждений. Но Павловец пояснял, что нередко статьи не оплачивались, но он все равно соглашался писать. И доказательств, что за свою трилогию Павловец получил деньги, приведено не было» (Марчук).

11:18 — «Меня интересует так же и то, почему следователь, вменяя Павловцу статью о „незаконном предпринимательстве“, не выяснил, что он являлся ИП с 2005 по 2016 год» (Марчук). Адвокат считает, что вызвать следователя Мацкевича для дачи показаний было обоснованно и целесообразно. Следователь сделал запрос, является ли Павловец ИП, и ему в 2017 году ответили, что не является. Но Павловцу по экономической статье вменялся период с 2010 по 2016 год. И он был зарегистрирован как ИП с 2006 по 2016 годы. Кроме того, защите было необоснованно отказано в истребовании сведений о причинах увольнения ряда связанных с делом чиновников. В частности, за период рассмотрения дела лишились своих должностей министр информации, его зам, все эксперты, наполовину сменился состав РЭК сразу после того как её члены подготовили заключение по публицистам, констатировала защитник.

11:16 — У Марчук также есть много вопросов о том, как начиналось дело. Но ни экс-министр информации Лилия Ананич, ни её заместитель Владимир Матусевич не были допрошены. Хотя именно они выступили инициаторами дела, а Матусевич и вовсе был председателем Республиканской экспертной комиссии на заседаниях по статьям публицистов.

11:15 — Кристина Марчук перешла к показаниям свидетелей, в том числе привлечённого стороной обвинения Дениса Рабенка. Она напомнила, что Рабенок в своих показаниях заявил, что не знаком со статьями Павловца. «Учитывая активную гражданскую позицию Рабенка, он бы не проигнорировал статьи Павловца, если бы они его оскорбили. Он бы непременно в этом сомнений нет, обратился бы в соответствующие органы, а пишет он ни много, ни мало, сразу в Генпрокуратуру» (Марчук).

11:10 — Адвокат обратила внимание на то, что родные обратились в министерство связи РФ и Роскомнадзор. «О какой „группе лиц“ может идти речь, если у Роскомнадзора никаких претензий нет в том числе и к тем лицам в России, которые опубликовали эти тексты?» (Марчук)

11:09 — «Мы неоднократно спрашивали следователя, видел ли он заключение, видел ли, что в нем содержатся не принадлежащие Павловцу цитаты. Но следователь Мацкевич отвечал, что он не специалист. Теперь я уже не знаю, что он имел в виду — что он не специалист-лингвист, или что он не специалист -юрист» (Марчук).

11:00 — «Эксперты выделяют власти в социальную группу, а потом расширяют эту группу до понятия „белорусы“, хотя, согласно методике, этого нельзя делать. Эта подмена приводит к ложным выводам. Эксперты выделяют группы по различным критериям, а затем выводят конфликт этих групп между собой, хотя по методике должен выделяться только один критерий» (Марчук).

10:53 — «Гатальская, наверное, злоупотребляет какими-то своими телепатическими способностями, заявляя, что у Павловца цель — посеять вражду. Гособвинитель мало внимания уделил выяснению умысла, положившись на выводы экспертов. Хотя умысел, согласно методике, устанавливать эксперты не должны. Но гособвинитель, на мой взгляд, не доказал существование умысла» (Марчук).

10:49 — «Критика власти, как отмечают независимые эксперты, корректна, и даже Гатальская признавала ее мягкой. Что некорректного в выражении о том, что „политика президента непоследовательна“?» (Марчук)

10:44 — «Крамольная ошибка экспертов — они не понимали правовых различий. Согласно российскому законодательству, для заявления о присутствии „признаков экстремизма“ недостаточно негативного отношения — должен быть призыв к действию» (Марчук).

10:42 — «Ни Кирдун, ни Андреева, ни Гатальская должным образом не проанализировали коммуникативную ситуацию. Они могли в гораздо большей степени уяснить коммуникативную ситуацию в части личности автора. Они бы выяснили, что Павловец — кандидат исторических наук, и тогда, может быть, они постеснялись бы писать, что Павловец „отрицает историческое прошлое, связанное с ВКЛ“. Кроме того, эксперты в рамках одной комиссии не смогли определиться, является ли аудитория „интеллектуальной“ (Гатальская) или „неспособной к критическому мышлению“ (Андреева и Кирдун)» (Марчук).

10:36 — «Эксперты также злоупотребили методом логико-семантического анализа. Необходимо отметить, что автор методики Ольга Кукушкина указывает на необходимость участия в исследовании экспертов других специальностей» (Марчук).

10:25 — Напомним, в экспертизе говорится что «публикация может вызвать у населения Российской Федерации и у русскоговорящего населения Республики Беларусь чувство возмущения, негодования по отношению к властям Республики Беларусь и проводимой ими политике, у белорусских граждан — неприязнь к лицам, проводящим информационную политику в России по отношению к Беларуси, что способно спровоцировать конфликтные ситуации на политической почве как на внутринациональном, так и межнациональном уровнях».

10:33 — «Помимо приведения ложных цифр, ложных цитат, ложных, не вытекающих из контекста утверждений, эксперты сделали массу выводов методологического характера. Эксперты не были вправе делать выводы по поводу того, как может повлиять текст на читательскую аудиторию без проведения экспериментального исследования, а они такого исследования не проводили» (Марчук).

10:31 — «Эксперты не имеют высшего исторического образования. Они не знают политологии и социологии, под вопросом даже их знания истории в рамках школьной программы. Изложение исторических фактов ими было понято как констатация неполноценности белорусов» (Марчук). Кроме того, они не знали о системе сертификации, напомнила адвокат. Они не знали, что в России есть практика сертификации методик и экспертов.

10:30 — «Меня удивляет, что гособвинитель объединил обвиняемых. На самом деле у нас три разные ситуации, три разные группы и три разных человека» (Марчук). Адвокат напомнила слова Кирдун о том, что если бы публицисты были не в группе между собой, то проводились бы разные экспертизы. А Гатальская говорила, что у всех авторов выражена одна и та же мысль. Марчук отметила, что эксперты даже не понимали, что обвиняемые не объединены в деле между собой.

10:29 — «Эксперты не отвечали даже на простые вопросы, смотрели на Высокий суд в надежде на то что судья вопрос снимет» (Марчук).

10:28 — «В ужас повергает то, что эксперт независимо от авторов определяет советский народ как серую массу. Это в чистом виде цитата Кирдун. Российскую читательскую аудиторию она называет неспособной к критическому мышлению. Гатальская говорит что 1,5−2% белорусов — это никто. Эти эксперты не имели права анализировать тексты публицистов. Их собственные высказывания гораздо более резкие, и они как раз связаны с национальным признаком» (Марчук).

10:24 — «Гатальская не знает, по одному или не одному критерию должны выделяться группы — „свои“ и „чужие“. Она говорит, что в методике Кукушкиной этого нет, но это ложь. То есть она не знает методику. Также очевидно, что признак должен быть одним, так как нельзя разжигать рознь между пенсионерами и белорусами, например» (Марчук).

10:23 — «Следует отметить, что по определению самой Гатальской мертвый язык — это тот, которым никто не пользуется. Но у Павловца написано о том, что белорусском пользуется 1,5−2 процента. Получается, что эксперт называет 1,5−2 процента белорусов никем. Гатальская необоснованно экстраполирует националистически настроенную часть белорусов на всю нацию. Вопиюще звучал вывод Гатальской о том, что Павловец предлагает Белоруссии „войти в лоно России“. У Павловца этого близко нет, и мы не понимаем, откуда это можно вывести даже „имплицитно“» (Марчук).

10:17 — «Эксперт Гатальская не может объяснить, откуда вывод о том, что белорусская идентичность „искусственно создавалась, и именно на пике конфликта с русскими“. Эксперт не поясняет, где именно „искусственное конструирование“, и почему оно, по её мнению, проводилось на пике конфликта. Гатальская выводит, что „белорусы как нация консолидировались под русофобскими знаменами“. Но про „консолидацию под русофобскими знаменами“ у Павловца ничего не было. Гатальская отождествляет идентичность и нацию, что абсурдно. Когда ее просят привести в подтверждение своих утверждений конкретную цитату, в ответ она заявляет, что это проходит „красной нитью“, и говорит обо всех авторах сразу» (Марчук).

10:12 — «Мысль экспертов о тенденциозном подборе Павловцом информации несправедлива. Они просто игнорируют указания на позитивную информацию» (Марчук). Эксперты, по мнению адвоката, с таким подходом нашли бы «признаки экстремизма» даже в расписании автобусов, потому что там может быть негативная информация — например, об опоздании и отмене транспорта. «А если бы им еще также повезло со следователем, как нам, то там бы еще нашли и „группу лиц“» (Марчук).

10:11 — «Эксперт Кирдун прямо заявляет, что русский народ не способен к критическому мышлению» (Марчук).

10:08 — Заседание суда началось с продолжения речи адвоката Юрия Павловца Кристины Марчук. «Эксперт приводит ложный тезис, что пользоваться и владеть языком — это одно и то же, что для филолога достаточно странно», — комментирует она содержание госэкспертизы.