Для постсоветского пространства история и историческая память давно являются элементами текущей политики. Как правило, власти стран СНГ стараются с помощью тенденциозной интерпретации истории культивировать неприязнь к России, обвиняя её в угнетении, чтобы тем самым оправдывать существовании независимого государства.
В случае же с Украиной и Белоруссией, чьё население до 1917 года считалось частью большой русской нации, историческая память имеет ещё большее значение, чем для прочих стран СНГ. На Украине после 1991 года не просто прививали неприязнь к России, но и строили идентичность на отрицании родства с великороссами и культивировании к ним ненависти. Тем самым бывшая Юго-Западная Русь превращалась в удобный плацдарм Запада для агрессии против России.
В Белоруссии тоже хотели произвести подобную трансформацию, особенно до потрясений 2020 года, когда антиправительственные протесты граждан сумели оседлать змагары, не скрывавшие своего союза со «свидомыми» украинцами. Официальный Минск видимо извлёк уроки из событий 2020 года и начал исправлять ошибки. Одним из примеров этого можно считать начавшееся дело в отношении палача Хатыни Владимира Катрюка. Более того, наметилось сближение взглядов на прошлое между Белоруссией и Россией. 1 февраля посол России в Белоруссии Борис Грызлов сообщил:
«Мы договорились о том, что у нас будут единые учебники по истории, как для школ, так и для вузов. Эта тема очень важна, так как до сих пор есть разночтения в понимании очень важных событий в истории и СССР, и Российской империи. Сейчас мы договорились о том, что мы будем эти события рассматривать с единой точки зрения».
На это сообщение последовала злобная реакция Татьяны Щитовой — подельницы Светланы Тихановской. Сама же самозванка буквально за несколько дней до заявления Грызлова своими действиями доказала, что единые школьные и вузовские учебники по истории для России и Белоруссии крайне необходимы.
21 января Тихановская вместе с президентом Польши Анджеем Дудой, президентом Литвы Гитанасом Науседой и послом Украины Петром Бешта приняла участие в мероприятии в Вильнюсе в память о польском мятеже 1863 года. В этом году этот антироссийский шабаш не был столь ярким, как в 2023 году (см. Европа и Украина почтили память повстанцев, терроризировавших белорусов). Всё же провал распиаренного украинского контрнаступления повлиял даже на польских и литовских политиков, не замеченных в желании помириться с Россией.
Там же, в Вильнюсе, Тихановская выступила со спичем, в котором были такие пассажи:
«Наши предки отказались жить под гнётом оккупантов. Они выбрали достоинство вместо смирения. Свободу вместо рабства. Цивилизованную Европу вместо варварской империи… И снова мы противостоим той самой империи. И снова должны надеяться на солидарность демократического мира. Та же империя и сейчас пытается разрушить европейскую солидарность с Украиной и пытается посеять недоверие между нашими народами. Но им это не удастся. И тот факт, что мы все здесь вместе, является тому подтверждением. Российской империи того времени хотелось уничтожить не только право наших народов на независимую жизнь, но и саму их идентичность — язык, культуру, историческую память и европейские ценности. „У нас одному учат в школах, чтобы из тебя совсем сделать москаля“, — разоблачал политику „русского мира“ Калиновский… Режимы Лукашенко и Путина пытаются уничтожить саму память об этом восстании. Имя Кастуся Калиновского вычёркивают из школьных учебников. Месяц назад в Лиде уничтожили надпись на могиле священника-повстанца Адама Фальковского. Его расстреляли за то, что он зачитал манифест повстанцев и призвал своих верующих к борьбе».
Мы напомним, что в конце XVIII века, к моменту воссоединения с Россией, в Белоруссии господствовал польский язык (западнорусский литературный язык был запрещён в 1696 году, поэтому в XVIII веке на нём не было издано ни одной книги), а в некоторых губерниях до первой половины XIX века применялся статут Великого княжества Литовского 1588 года (в Витебской и Могилёвской до 1831, в Гродненской и Минской до 1840).
Но мы обратимся к зарубежному источнику, который нельзя заподозрить в симпатиях к России. Речь идёт о мемуарах Отто фон Бисмарка, рейхсканцлера Германской империи, который в 1859—1862 гг. был прусским посланником в России. Итак, вот что он сообщал:
«Я взял на себя руководство министерством иностранных дел под тем впечатлением, что вспыхнувшее 1 января 1863 г. (здесь Бисмарк ошибся, восстание началось 10 января по юлианскому календарю — П. М.) восстание затрагивало не только интересы наших восточных провинций, но и другой вопрос, более важный по своим последствиям, вопрос о том, какое направление преобладало в русском кабинете — дружественное Польше или антипольское, стремление к панславистскому, антигерманскому братанию (Verbrüderung) между русскими и поляками или [идея] взаимной поддержки русской и прусской политики. Среди тех, кто стремился к братанию, русские были честнее; польское дворянство и духовенство едва ли верили в успех этих стремлений или принимали его во внимание как определённую цель. Вряд ли хоть один поляк видел в политике братания нечто большее, нежели тактический ход, имеющий целью обманывать легковерных русских до тех пор, пока это могло бы представиться нужным или полезным. Это братание польское дворянство и его духовенство отвергают если и не совсем с той же, то всё же почти с такой же неизменностью, как братание с немцами; последнее для них во всяком случае ещё неприемлемей не только из-за расовой антипатии, но и в силу того соображения, что при совместном государственном существовании русские оказались бы под руководством поляков, а немцы — нет».
То есть Бисмарк даже не упомянул про участие в восстании литовцев, которые подвергались сильнейшей культурной полонизации и воздействию со стороны католического духовенства (литовские крестьяне были очень религиозны, поэтому ксендзы их убеждали принять участие в восстании). Объединитель Германии также прекрасно знал, что в 1863 году в Белоруссии и на Правобережной Украине (см. За что Украина полюбила польский мятеж 1863 года?) экономическое, культурное и религиозное господство было у меньшинства в лице польского дворянства и духовенства, державшего в порабощении местное русское крестьянство (белорусов и малороссов). Более того, фактически эти территории к 1863 году были внутрироссийской колонией польской шляхты и Костёла, с которыми имперская власть долгое время пыталась заигрывать, пытаясь добиться лояльности.
Стараясь выставить повстанцев мучениками, Тихановская целенаправленно замалчивает то, что до 1863−1864 гг. в Белоруссии существовала атмосфера социального, национального и религиозного унижения. Будучи реальными хозяевами региона, польские дворяне и ксендзы активно мешали поддержанию в надлежащем состоянии православных храмов и не допускали развития образования на других языках, кроме польского.
А во время самого восстания повстанцы развернули террор против тех, кто не хотел восстановления Речи Посполитой в границах 1772 года. Весьма характерна гибель от их рук православного священника Константина Прокоповича из города Сураж в Гродненской губернии. Умирая, он попросил дать ему возможность помолиться, на что убийцы ответили:
«Какой твой Бог? Вы ни что иное, как собаки, ваша вера тоже собачья, русская; ваш Бог — русский».
Когда же убийцы уходили из Суража, то напоследок сказали:
«Теперь у нас не будет схизматиков; теперь у нас настоящая Польша!»
Змагары обычно демонизируют генерал-губернатора М. Н. Муравьёва-Виленского, при котором по приговору суда было казнено за совершённые преступления 128 человек. Между тем, от рук Калиновского и ему подобных погибло до 2000 человек.
Наконец, невозможно провести аналогию между нынешним сближением России и Белоруссии в исторической сфере с последствиями мятежа 1863 года. Усмиряя польское восстание, Муравьёв-Виленский не только занимался деполонизацией Белоруссии, но и делал всё для утверждения общерусских начал в регионе. Благодаря его политике, крестьянская реформа в крае прошла на более выгодных для крестьян условиях, чем в Великороссии. Уделяя внимание образованию, Муравьёв сделал так, что в Северо-Западном крае число русских начальных школ увеличилось с 115 до 520. Для его времени было характерно привлечение русских кадров на государственную службу и в систему образования, где они заменяли сочувствовавших повстанцам польских чиновников и преподавателей.
Многое было сделано и в религиозной сфере. Происходило улучшение положения православного духовенства, возрождались православные братства, реставрировались и строились культовые сооружения.
Деятельность Муравьёва по возрождению Белоруссии высоко оценивалась и современниками. Славянофил И. С. Аксаков так писал о значении муравьёвских преобразований в статье «Польский ли город Киев?»:
«Мы виноваты, мы в долгу перед этим краем! После возвращения его России при Екатерине, мы сами усиленно содействовали его ополяченью — всей тяжестью правительственной власти, особенно в царствование Александра I, который, как известно, хотел даже слить нераздельно все эти губернии с созданной им «Польшей». Забвение русской истории, неуважение к правам русской народности, возведение национальной безличности в принцип, в обязательную высшую ступень «культурного» развития, благоговение к европеизму, оценка русских интересов сквозь призму европейских, фальшиво-либеральных доктрин и, вследствие этого, бессознательное служение интересам чужим, в ущерб русским, — вот господствующие черты нашей внутренней и внешней политики в эту эпоху, даже наперекор величавому вразумлению 1812 года. Для утешения угнетённой польской национальности подвергнут был, в упомянутом нами крае, сугубому гнёту русский простой народ. Русское общество, с своей стороны, не вдруг и даже довольно поздно, уразумело грех своего невежества. Можно сказать, к стыду нашему, что едва ли не в начале шестидесятых годов, после долгого перерыва, оно вновь, неожиданно, открыло для себя Белоруссию, словно какую Америку, и Христофором Колумбом в этом отношении явился для него чуть ли не М.О. Коялович с своими пламенными статьями в газете «День». Польское восстание довершило наше воспитание. Это позднее сознание не ослабляет, а лишь усиливает долг России перед Белоруссией. Впервые ожил, вздохнул свободно и предался радостным надеждам белорусский народ только при Муравьёве, «которого, разумеется, за то и предавали анафеме, купно с поляками, все наши так называемые «западники» и мнимые «либералы», от фельетонистов до государственных мужей включительно».
И ведь во многом слова Аксакова актуальны и для нашего времени. Разве не пытались определённые силы до 2020 года сделать всё для того, чтобы Белоруссия превратилась в национально-культурный придаток Польши и Литвы, враждебный России? Разве не пробовали «свядомые» и их покровители внедрить идею об исключительно негативном опыте нахождения Белоруссии в составе Российской империи и Советского Союза? Всё это имело место. Был и негативный опыт в советский период, когда ради пролетарского интернационализма и союза с Польской Народной республикой в Белоруссии героизировали мятеж 1863 года, параллельно очерняя Муравьёва и представителей западнорусизма.
Что показательно, несмотря на свой якобы идейный антагонизм с большевиками, БЧБ-упыри (по названию флага оппозиционеров «бела-чырвона-белы». — прим. EADaily) унаследовали от Советского Союза взгляд на мятеж 1863 года как на нечто доброе и прогрессивное. Отсюда же и злобная реакция Тихановской и её сообщников на мероприятия властей Белоруссии, которые направлены на демифологизацию мятежа 1863 года и деполонизацию исторической концепции. Если же помимо объективного освещения этих событий в Белоруссии и России действительно будут единые школьные и вузовские учебники истории, то возможности «свядомых» по обработке населения ещё больше уменьшатся, а БЧБ-упыри превратятся в маргинальную секту, не имеющую массовой поддержки на родине.