Россию накрывает какая-то «конституционная шахматная доска». Спикер Госдумы: «Требуются поправки в конституцию». Премьер-министр: «Изменения не нужны». Спикер Совфеда: «Возможно, придется». Президент устами пресс-секретаря: «Хм… Это новое предложение». Не категоричное «нет», как еще пару лет назад, а значит, скорее «да». С чего бы всё это?
Строго говоря, черно-белой шахматной последовательности здесь нет. Председатель Госдумы Вячеслав Володин — 4-е лицо в государственной иерархии, председатель правительства Дмитрий Медведев — 2-е, а председатель Совфеда Валентина Матвиенко — 3-е. Но оцените уровень лиц, затеявших дискуссию.
Итак, еще пару лет назад за одни только «разговорчики» о парламентской республике администрация президента могла настучать по голове любому чиновнику, включая «выборных чиновников» — депутатов. А предложение Володина, озвученное 6 апреля, — это шаг, осторожный, но шаг в направлении парламентской республики.
Согласно действующей конституции (статья 103), к ведению Госдумы относится всего лишь «дача согласия» (увы, так, без вариантов, в тексте) президенту по кандидатуре главы правительства. А уже тот предлагает президенту кандидатуры министров без всякого участия Государственной Думы (как и верхней палаты Федерального Собрания — Совета Федерации.)
Володин предложил допустить Госдуму к консультациям по кандидатурам министров.
Интересна позиция Матвиенко. Всего четыре месяца назад, в декабре 2018-го, она заявила, что «не видит предпосылок» для изменений Конституции РФ. Сейчас она чуть скорректировала позицию. Немного абстрактно, но прямо по данному вопросу и опередив Володина на пару недель: «Возможно, на каком-то этапе мы окажемся перед необходимостью перераспределения или уточнения некоторых полномочий между различными ветвями власти». Да, «не затрагивая основных положений конституции», но ведь и процедура формирования правительства — не выборы местного самоуправления.
Ясно, что Володин выступил не спонтанно, а в русле некой сформировавшейся во власти (и уже безнаказанной) идеи. Тогда действия Матвиенко становятся понятными: сенаторы тоже имеют право на кусок пирога за столом, где будут обсуждаться кандидатуры министров. Пирога высокой ответственности, разумеется. Ведь сенаторы, пусть совсем уж косвенные, но тоже избранники народа.
Отметим также, что спикер Совфеда хоть и мутновато, но вынесла идею на суд народа — в интервью агентству «Интерфакс». А Володин — прозрачнее некуда, почти революционно, но по субординации — в интервью интернет-редакции сайта Госдумы.
О серьезности происходящего свидетельствует то, что ответ главы правительства последовал незамедлительно. Уже во второй половине дня 6 апреля Дмитрий Медведев «ответил на вопросы журналистов»:
«Хочу подчеркнуть, что никакие корректировки или фундаментальные изменения в действующую конституцию не нужны. Конституция — инструмент, который рассчитан на длительную перспективу в условиях стабильно развивающейся страны».
Заодно он «передал привет» Валентине Матвиенко: «перераспределение полномочий между различными ветвями власти» — это фундаментальные изменения в конституцию, а не хухры-мухры.
Вопрос, зачем Медведеву нужно было так спешить? В глазах политикума такая нервозность работает на версию, согласно которой бедного Валерия Зорькина уже шесть лет не отпускают на покой (после достижения рекомендуемого возраста в 70 лет) только потому, что кандидатура его сменщика в кресле председателя Конституционного суда давно определена. И получит сменщик это кресло лет на 20.
Мы далеки от версии «слабака Димона». Медведев — очень жесткий политик, умеющий донести свое мнение до главы государства, настоять на нем. За это и ценится. Именно Медведев за четыре года своего президентства убедил, скажем так, верхушку государственной элиты России в том, что настоящие, долговременные, надежные инвестиции — это не результат подковёрных договоренностей, а строгая процедура. Где подъем на одну строчку, например в рейтинге Doing Business, называется улучшением инвестиционного климата и выражается в определенном объеме новых инвестиций.
Мы очень далеки от версии, что кто-то сталкивает законодателей и правительство на «вкусной» теме, чтобы те взаимно помогали разоблачать проклятых расхитителей народной собственности. Бьют не по арестованным министрам, бьют по Медведеву. Но, как выяснилось, депутаты Госдумы и сенаторы тоже не святые.
Мы вообще не рассматриваем версию того, что обостряется борьба за пост преемника. Понятно, что вслед за участием Федсобрания в назначении министров экономического блока последуют требования допустить народных избранников до рекомендаций по кандидатурам губернаторов, а там и до силовиков недалеко.
Мы просто смеемся над версией того, что Путину никак не удается найти преемника, который был бы способен дать ему какие-то гарантии. Это как раз самое легкое.
Всё сложнее и… оптимистичнее. Нам кажется, Путин понял, что никогда не найдет подходящего преемника. Как привередливая мать никогда не найдет подходящей партии для своего сына. Возможно, он понял это очень давно. Возможно, понимал все 20 лет, а его сетования журналистке NBC Меган Келли на то, что он с первого дня на посту президента думает о преемнике, были частью операции прикрытия.
Нет, речь не о пожизненном президентстве. Как минимум последние 15 лет российская либеральная тусовка и зарубежные русофобы дерутся с тенью, выискивая наследников или разоблачая планы пожизненного президентства Путина. Тогда как он работал над созданием системы, достаточно демократичной и в то же время безопасной для персоналий, для элиты, для страны в целом. Системы, которая вполне законно отсечет от большой политики экстремалов, «случайных», несистемных людей. И «мамаша» с чистой совестью сможет сказать: «Да женись ты хоть на кобыле!» Пяти лет вполне достаточно, чтобы подготовить двух, трех, вяжите меня, православные, — четырех кандидатов на пост президента!
Причем, подчеркнем, президентские выборы — 2024 в России будут свободными, справедливыми и честными. Это не игра в синонимы, а политологические термины. Свободные выборы подразумевают свободную деятельность будущего кандидата и его партии, блока, сторонников в течение не менее одного-двух лет до выборов. Справедливые выборы подразумевают равные условия для кандидатов в ходе двух месяцев официальной избирательной кампании. Честные выборы подразумевают прозрачную, защищенную от фальсификаций процедуру голосования и подсчета голосов (условно, два-три дня).
Пока же можно и нужно обкатать отдельные механизмы будущей системы, скажем в части взаимоотношений правительства и Федерального Собрания.
Речь не идет об одномоментном переходе от суперпрезидентской республики к парламентской с «парадным» президентом. Речь на долгий период, скорее, о президентско-парламентской республике с постепенным переходом к парламентско-президентской.
Всегда есть угроза, что кто-нибудь из будущих президентов «взбрыкнет», решив вернуть старые добрые времена полновластия. И тогда надежный председатель Конституционного суда придется как нельзя кстати.
Здесь как будто бы есть противоречие: Медведев сегодня против парламентской республики, а завтра будет ее защищать? Будет. Здесь мы увидим фирменный стиль нашего президента. Помните, как чиновники улюлюкали, когда Борис Ельцин отправил в отставку Сергея Степашина и назначил премьер-министром Владимира Путина? Традиция такая — не пнуть, так плюнуть в спину уволенному коллеге. Путин с трудом, но отучает чиновников от этого. Взял да и назначил Степашина председателем Счетной палаты с непосредственным подчинением главе государства. Нет, Степашин никому не мстил, но и о каких-то личных отношениях с бывшими коллегами уже не могло быть и речи. А Счетная палата превратилась из невнятной конторы в орган, по значению соизмеримый с Генпрокуратурой. Думается, скоро Конституционный суд не будет сходить с заголовков газет.
Важной силой обуздания президента, склонного к эксцессам или «несистемности», будет парламент. Хоть с десятком фракций. Живой, кипучий, с умеренным хватанием друг друга за грудки. Но! Весь под контролем той силы, которую в США — и уже не только — называют «глубинным правительством». Вот главная сила поддержания стабильности западных демократий. Здесь были бы к месту строчек пять отборного мата, но закон не позволяет.
Вам показалось, что Владислав Сурков в статье о «глубинном народе» писал о народе? Да неужели? Перечитайте. Скажем, абзац о голлизме, кемализме, американизме, начинающийся со слов: «Большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу. Выход ее на полную мощность далеко впереди, так что и через много лет Россия все еще будет государством Путина». Вообще, почти каждый абзац февральской статьи Суркова дышит «Российским глубинным государством».
Зацементированная система (чей родовой признак — институт наследования) — всегда и везде путь к краху. Самая надежная система — динамичное равновесие. Конечно, в рамках амплитуды, утвержденной элитой: но у народа иллюзия выбора должна быть полной. Хотя бы у народа, раздраконенного в ходе избирательной кампании. Потом он может (и должен) снова уходить в политическую спячку.
А где не так? Важно, чтобы система держала в рамках любого. Разве Дональд Трамп не «расист»? Разве Хиллари Клинтон не «социалистка»? Да, амплитуда системности США просто зашкаливает. Даже не знаешь, к кому отнести восходящую звезду Демпартии члена Палаты представителей от Нью-Йорка и дипломированного политолога Александрию Окасио-Кортес. Из ее шедевров: «Никогда не забывайте, что 7 декабря 1941 года немцы сбросили атомную бомбу на Пёрл-Харбор», «Как вы думаете, человек когда-нибудь прогуляется по Солнцу, как по Луне?», «Не помню, в каком году была холодная война, но я знаю, что это было зимой». А ведь ее уже называют возможным кандидатом демократов на выборах-2020. Кто же осудит Россию за элементарную психиатрическую экспертизу кандидатов?
Главная задача — совместить «введение демократии» (такой, как она есть почти во всем «цивилизованном мире») с сохранением суверенитета, независимости России. Ключевой вопрос, возможно ли это в принципе?
Мы будем повторять и повторять (см. «Табуированная национальная идея. России нужен девиз»): США заслуживают осинового кола за то, что используют демократию как инструмент своей внешней политики, за то, что поставили народы мира перед страшным выбором между демократией и независимостью, суверенитетом своей страны.
Господа либералы обожают афоризм Бенджамина Франклина:
«Те, кто готовы пожертвовать насущной свободой ради малой толики временной безопасности, не достойны ни свободы, ни безопасности».
Наверное, они правильно понимают то, что хотел сказать сам Франклин. Однако как свежо звучит этот афоризм сегодня, если под «теми, кто» понимать не отдельных обывателей, а народы и государства.
Россия — «интеллектуальный вампир». Мы «бодаемся» с Евросоюзом (некоторые даже утверждают, что пытаемся развалить его) и одновременно изучаем каждый его новый норматив и опыт применения. На предмет творческого заимствования в национальное законодательство или для «клона» ЕС — ЕАЭС. Если кто-то о последнем подзабыл, то зря. Рекомендуем статью Жеронима Перовича «Россия опирается на Евразию как на базу своего могущества» в Neue Zürcher Zeitung. В украинских СМИ заголовок, разумеется, «„Великая Азия“ как новая ставка Кремля после потери Украины» и вообще перевод статьи весьма вольный, но читать можно. Также многим трудно представить, с какой тщательностью изучался опыт Грузии в реформировании публичных госструктур. И изучается опыт Украины. Да-да, скажем, бюджеты местных органов власти на Украине увеличились вдвое и здесь есть к чему присмотреться. А в случае победы Владимира Зеленского не мешало бы «институт изучения проблем Украины» создать.
Анекдот в тему: «Челябинская подруга уехала с детьми в деревню. В городе жить невозможно. Из каждого утюга: „Выборы на Украине! Выборы на Украине!“». Сменить тематику телешоу — вопрос нескольких телефонных звонков. Но этого не делается. Почему? Многое станет ясно, если интерес теперь не только экспертов, но и массовой российской аудитории к Украине будет поддерживаться и тогда, когда Зеленский и его команда приступят к преобразованию Украины в парламентскую республику. Пользы от этого интереса не слишком много: Украина не субъект международной политики, не суверенное государство вообще. Но почему бы ни присмотреться к решению технических аспектов? Почему бы российскому телезрителю, в случае если отношения двух стран улучшатся, ни сделать вывод, что парламентская республика — это не так уж плохо?
Итак, глубинное правительство в России создано. Экономически мощное и весьма патриотичное. В том смысле, что элита убедилась на собственном опыте и опыте других: любое сближение с Западом — это его, Запада, шаг по направлению к твоей кормушке. Теперь заимствовать можно всё, включая конкурентную демократическую систему на частном, но сугубо отечественном финансировании. России осталось утрясти пару-тройку процедурных вопросов, касающихся надстройки, и из этого всего вылупится новая прекрасная демократия, ничем принципиальным не отличающаяся от других.
Хотите большего?
Альберт Акопян (Урумов)