Марьяна Наумова: На Донбассе — наша земля, наши люди, наш народ!

Российская чемпионка Марьяна Наумова — о Донбассе, Сирии и о том, почему патриотизм важнее спортивной карьеры

Марьяну Наумову журналисты любят называть «самой сильной девочкой планеты» — она абсолютная мировая рекордсменка 2010—2015 годов, обладательница более 15 мировых рекордов в жиме штанги лёжа среди девушек-подростков по версиям различных федераций пауэрлифтинга (один из них — 150 килограмм), а также призёр чемпионатов мира с 2011 по 2014 годы. С октября 2014 года юная российская спортсменка приезжает в Донбасс, где проводит встречи со школьниками и устраивает для них спортивные турниры. Марьяне удается благодаря своей популярности собирать средства, чтобы порадовать детей подарками, помочь канцтоварами, а школы — оснастить спортинвентарем. Более того, значительная часть средств на гумпомощь изначально выделяется из бюджета её семьи.

Мы встретились с чемпионкой в Донецке. Марьяна выглядела уставшей: день выдался насыщенный и непростой, что сказалось и на голосе, который почти сел.

Ты приезжаешь на Донбасс с 2014-го года. Что тебя вдохновляет заниматься тем, что ты здесь делаешь?

Наверное, все знают, как я приехала в первый раз — это было достаточно спонтанно… Я была школьницей, которая смотрела телевизор и видела, что происходит. Я сидела и думала: вот я учусь, а ребята в Донецке думают, что в школу что-то прилетит. И ходят ли вообще они в школу? Решила с отцом приехать, поддержать ребят, подарить подарки, собрать какую-то гуманитарку, потому что подписчиков уже было достаточно, чтобы что-то сделать от себя. Спортсмен должен жить не только ради медалей, он должен быть примером и помогать людям, если есть возможность. Поэтому мы решили с отцом приехать, как-то помочь.

В первый раз было очень страшно — не знаешь, куда едешь, просто едешь на войну. Думаешь: «куда я приехал?!». Обгорелые танки, машины, бомбят… В казарме живешь, наутро просыпаешься — рядом гранаты и магазины лежат. Не понимаешь, что происходит… что можешь сидеть и неподалеку что-то взорвется. Сидишь и думаешь: «какого хрена, что происходит?!». Но ребята учатся и ходят в школу. Когда мы с ними общались в первый раз — у всех глаза горят. Да, страх виден, но общение со мной, спортивные мероприятия, подарки — чуть отвлекли их от войны.

С тех пор я начала отдуваться, если так можно сказать, за всех спортсменов России — и известных, и неизвестных, которых я звала с собой, или просто просила расписаться на боксерских грушах или плакатах… Многие поддерживают — так, на словах. «Марьяна, ты молодец, хорошее дело делаешь». Я прошу — подпишите ребятам, им приятно будет. Они отвечают: «Ну, у меня виза, контракт, поэтому лучше все же не упоминать меня». Вот.
А мы начали ездить с отцом, потом несколько друзей помогали в поездках. И вот я здесь уже в 15-й раз. Очень рада, что республика оценила мою деятельность, мои достижения — я гражданка Донецкой Народной Республики, я знакома с Александром Захарченко и горжусь что он доверил мне представлять республику на всемирном фестивале молодежи. Для меня это очень ценно. Донецк стал настолько родным, я стараюсь здесь быть как можно чаще. Сначала была школа, потом экзамены, сейчас университет. Но я буду стараться приезжать каждый месяц хотя бы на несколько дней. Потому что на счету уже 77 школ. За эту поездку уже десять — объем очень большой…

Ты здесь уже четыре дня. Расскажи, как они прошли.

В первый день мы привезли в школу в Саханке спортинвентарь. Там разбомблен спортзал, и ребята занимаются в коридоре. Привезли очень много всего: шведские стенки, турник, брусья — все, что необходимо для спортзала. И в Безыменное заехали. В этих двух школах всем ребятам подарили новогодние подарки. Это наиболее удачная поездка по сбору средств. Мы собрали тысяч триста, плюс еще папа вложил свои деньги, и смогли закупить подарки так, чтобы хватило каждому ученику в школе.

В эту поездку я в основном ездила в прифронтовые школы. В Зайцево было страшно. Мы сначала были в горловских школах — в 84-й и 53-й. В 53-й собрались ребята из Зайцево, мы им тоже подарки вручили. Потом заехали в само Зайцево. Пока мы парковались, бомбануло совсем рядом — я очень испугалась, потому что рядом такое слышала впервые. Мы собрали маленьких детишек с родителями, всем вручили новогодние подарки. Они сразу убежали по домам, потому что очень страшно было. Я в первый раз с таким столкнулась. Не представляю, как люди там живут. Это реально страшно.

Потом заехали в 42-ю школу, им я тоже передала спортивное оборудование. В школах, самое главное, конечно, и отопление есть, и кормят, власти республики стараются, и я, как спортсменка, как гражданка, хочу внести свой вклад. В принципе, для занятий физкультурой ребятам вполне хватит того оборудования, что мы привезли, у них теперь достаточно оборудованный спортзал.

В среду должна была быть Гольма (Гольмовский — поселок городского типа, расположен в 12 км в северо-восточной стороне от Горловки — прим. EADaily), но там сильные обстрелы, ребят перевели на дистанционное обучение. Съездили в две школы в Докучаевске, в село Луганское. Я была в той школе в прошлый раз, она совсем прифронтовая. Мы ехали через поле, было очень тихо и мы подумали, что мы едем немного не с той стороны (смеется). Звоню директору, она: «Вы что, больные?! куда вы поехали — вас там укры просматривают!» Дали по газам. Ни одной живой души, и валяется мужик. Я думаю — раненый, придется его с собой брать… Нет, в стельку пьяный. Знаете, прямо как в кино. Прошу показать дорогу, он встает, машет — «школа там» — и снова ложится спать. В школе оборудовали спортзал, у них совсем ничего не было. Привезла полный набор для качалки, шведские стенки- турники, волейбольную сетку и кучу мячей. Я к ним еще раз в пятницу еду, чтобы вручить подарки, поговорить с ребятами.

Сегодня был насыщенный день. Сначала Петровский район Донецка, где объединили две школы — 106-ю и 114-ю. Ехала сперва только в 106-ю — это ребята с самых передовых районов, их школа разрушена обстрелами. Привезла им спортивный турнир и сладкие новогодние подарки… Осталась время и удалось потом пообщаться с ребятами из 114-й. Так все круто прошло, у них столько эмоций было, они меня долго не отпускали (смеется). Потом была в кадетской школе № 4, кадетский корпус, который открывал Захарченко и в которой он сам раньше учился. Нормальная такая школа, недавно сделали компьютерный класс, но до спортзала пока не дошли. Когда я об этом узнала — решила, что, как спортсменка, должна помочь. Мы привезли нормальный комплект для качалки, для футбола-волейбола и для бокса — боксерские груши и перчатки… Кадеты должны заниматься военным делом, физическая подготовка очень важна. Затем встретились с курсантами Донецкого высшего общевойскового командного училища. Весной планирую провести большие соревнования среди кадетов и курсантов.

Что по твоим наблюдениям здесь изменилось с 14-го года?

Всё изменилось. Про центр Донецка даже не говорю… поначалу и в центре не было ни одной машины. Едешь — облезлые биллборды, и ни одного человека, ни одной машины. Ополченцы едут с включенными аварийками…

В каком месяце (в 2014-м) ты здесь была впервые?

В октябре 2014-го, до Пореченкова, до Кобзона, первая. Мы здесь гоняли, как бешеные (смеется). С каждым разом становилось лучше и лучше. В центре сейчас — как в центре Москвы, только здесь легче дышится. На окраинах бывает страшновато из-за обстрелов, но то, что было в 2014-м и сейчас — по состоянию школ, самого города — многое изменилось. В основном, изменились люди. Они как-то приспособились, в глазах видна надежда на будущее. Я надеюсь, этот год станет решающим. Есть много предположений, как все должно развернуться, но я крайне надеюсь, что Донецк и Луганск присоединят, мы наконец будем вместе, и все будет так, как должно быть.

А есть основания надеяться?

Я не хочу это озвучивать, пока это в моей голове. Может, Путин что-то придумает.

Потому что так нельзя жить. Война идет столько времени, здесь наши люди, наша земля, наш народ. По-другому быть не может. Это как Крым — сколько лет он находился на другой территории, но всегда был Россией, мы всегда были вместе. По-другому быть не может.

Нет ли ощущения, что в России устали от темы Донбасса? Почему, по-твоему, эта тема до сих пор важна?

Поначалу были надежды, что быстро присоединят, как Крым. Потом эта тема всех заколебала, по телевизору стали меньше показывать. Но от этого ваша важность не угасает. Нельзя бросать своих. Поэтому никто не забывает про Донбасс. Может, в СМИ это сейчас не так раскручено, как раньше. Но всегда, на всех встречах, везде проговаривается. Все ждут, когда же мы объединимся. Потому что нет других вариантов, мне кажется. Я считаю, что важно освещать события здесь. Я ни на кого не работаю, на меня никто не влияет. Да, я общаюсь с руководителями различных партий, но это не имеет никакого значения — я пишу и говорю то, что вижу. Если где-то плохо — я говорю, что плохо, если хорошо — говорю, что хорошо. Я говорю о том, что видела, что знаю. С каждой поездки есть отчет о проделанной работе — что есть в республике, чего нет в республике, что происходит.

Мне приходилось сталкиваться с отношением, дескать «ну, обстреляли в очередной раз поселок N, ну, погиб кто-то» — мол, ничего нового…

Во всем мире так. Когда происходит крушение самолета, какая-то большая трагедия, все начинают в инстаграме постить про это. Это очень грустно, но в Сирии уже больше четырех лет — каждый день, каждый день что-то взрывается, что-то обрушивается, как и здесь… Если этого не показывают по телевизору, не значит, что этого нет. Я каждый день слышу, что кто-то здесь погиб, кого-то обстреляли — у меня здесь везде друзья, я все это знаю. Это очень страшно. Просто люди не придают этому значения, потому что это их не касается. Это, наверное, в принципе эгоистическое наше начало.

Потому что пока я здесь не побывала, я до конца бы не поняла, смотря по телевизору, что здесь происходит. Пока ты думаешь, что это далеко и тебя не коснется — ты на это забиваешь.

Так и есть. Кого угодно спроси — никого не волнует, что происходит в Сирии и на Донбассе. Все говорят — а зачем это России? А как иначе? Сирия — страна наших интересов, мы должны быть на Ближнем Востоке. Если мы сейчас потеряем Сирию, нашего союзника еще со времен СССР — ну, всё. Донбасс просто нельзя отдавать. Это наши люди, это наша семья, это наш народ. По-другому и быть не может.

Только Донбасс?

Я про Донбасс говорю в общем. И Луганск, и Одесса, все эти территории… Блин, вообще мы должны быть все вместе. И вся Украина… Просто из-за того, что там сейчас происходит, из-за руководства, как настроили людей… Это началось, на самом деле, давно, судя по общению. Я раньше в Одессе часто бывала, я очень люблю Одессу, у нас там родственники, мы даже хотели там квартиру покупать. Но эта работа с людьми через СМИ началась очень давно: настраивали и против советской власти, убеждали, что необходим путь в Европу и тогда откроются замечательные горизонты… Переписывали историю, вписывали в герои Бандеру, и так далее — это все велось, на самом деле, давно. Я не знаю, через какие учебники Донбасс вывез это все, этот весь бред — тут даже учителя другие, они говорили: «ну да, в учебниках написано так, а мы говорили иначе… ну, как мы могли говорить по-другому, если наши деды, прадеды отдавали жизни за то, чтобы мы сейчас жили. А мы будем говорить, что герой — Бандера». Ну, типа, что за бред.

Я не знаю, как так случилось, что люди на Донбассе совершенно другие, а там — проделали работу и совершенно другое видение у людей, но я надеюсь, что те люди, которые сейчас находятся у власти, военные преступники, я надеюсь, что их скоро повесят или расстреляют. Я буду крайне этому даже рада, потому что-то, что они делают — это ни в какие ворота.

Мы знаем, какую позицию занимает большая часть стран Запада в отношении Крыма, Донбасса. Они подвергают жесткому остракизму всех, кто придерживается других взглядов. Какие были последствия для тебя, чем пришлось пожертвовать?

Да, против меня сразу санкции ввели. У меня сразу звание мастера спорта Украины отобрали. Я просто раньше часто бывала на Украине, выступала, ну, просто — приехала, выступила. И мне сразу дали звание мастера спорта Украины, потом отняли после первой поездки. На «Миротворце» я с 14-го года. Визу не дали в Австралию, я хотела на чемпионат поехать, но была у вас, и как раз подала на визу… Они не указали причину, но как бы понятно.

Когда это было?

Года два назад. В Америку… Не знаю, у меня пока виза открыта, но скорее всего, меня развернут на границе. Мне бы хотелось, конечно, съездить еще раз на соревнования, еще раз поговорить с Арнольдом. Я как-то раз передавала ему письма детей Донбасса. Он сказал типа «гляну». Ну, он, как политик, ничего не может мне сказать особо. Я бы съездила, поговорила там с кем-то. Но если нет — то нет. Мне здесь нравится. За своих надо всегда топить.

Ты не жалеешь?

На самом деле нет, потому что… Я не знаю, может, меня так воспитали, но своих бросать нельзя. Даже если мне запретят въезд сюда… Ну, то есть, конечно, да — было бы классно объездить весь мир, побывать там, где бы я никогда не побывала, а из-за Донбасса мне бы что-нибудь запретили. Ну и что? Значит, такая судьба. Своих бросать нельзя, потому что мне было бы уже стыдно здесь появится. А так я смогу с чистой совестью смотреть каждому в глаза.
Меня тут обвиняли — я встречала нескольких персонажей, начинают мне уже вставлять палки в колеса — мол, Марьяна, у тебя нет никаких отчетностей, и так далее. Я говорю — у меня есть все чеки, у меня есть видео из каждой школы, в которой я проводила мероприятия, есть фотографии, и так далее. Я могу сюда приезжать с чистой совестью, потому что я выполняю свой долг — и как гражданки Донецкой Народной Республики, и как спортсменки, и как человека, который лично знаком с Главой. Я просто не смогу с ним встретиться в следующий раз, если я сделаю какую-то подлость, мне просто это не свойственно из-за воспитания в семье. У нас давно часть бюджета идет на Донбасс просто по умолчанию. Конечно, мы могли бы маме новую машину купить, мне, наверное, но… Блин, без этого просто никак. Уже вся семья в этом завязла, это уже образ жизни.

Недавно мы наблюдали очевидно политизированную кампанию по дискредитации российской сборной. Ты с этим столкнулась еще в 2016 году, когда не прошла допинг-тест на Arnold Sports Festival. Связываешь ли ты это с твоей деятельностью на Донбассе? Что там произошло на самом деле?

Да, на самом деле очень обидная ситуация случилась. Я очень резко начала выступать в IPF, официальной федерации пауэрлифтинга. А раньше я не очень следила за тем, какие витамины я ем, и так далее — я никогда не употребляла ничего запрещенного, но в списке запрещенных препаратов есть и какие-то капли для носа, для глаз, какие-то обезболивающие, и так далее. Просто, когда ты за этим не следишь, ты можешь съесть какую-то таблетку — вот, у тебя заболел живот или голова, ты это просто ешь, потому что — ну болит. А тут надо все контролировать, и тогда мне надо было снизить вес для каких-то соревнований, и я просто съела мочегонку — но это было достаточно давно, за несколько месяцев, и, в принципе, все должно было уйти. Я тупо из-за своей невнимательности вот так ошиблась, и это очень обидно — я надеюсь, что больше такого не повторю никогда в жизни. Сейчас я очень слежу за тем, что я употребляю, даже витамины — потому что даже в «Компливите» содержится какая-то хрень, которая тоже запрещена.

То есть, ты не связываешь это с твоей деятельностью — просто досадная ошибка?

Нет, на самом деле, частично связываю, потому что многим спортсменам могли бы сделать просто предупреждение — мол, «ата-та-та, так не делайте», либо отстранить на маленький срок. А мне дали два года — это прямо максимально. Конечно, очень обидно, потому что из-за этого я выбыла из своего спортивного графика, потом у меня была небольшая травма, сейчас я восстанавливаюсь и очень планирую выступать за республику, потому что — надо. Вот.

Сейчас широко обсуждается решение ряда российских спортсменов олимпийской сборной поехать на Олимпиаду под нейтральным флагом. Интересно услышать твое мнение, как профессионального спортсмена.

Что я могу сказать — у нас в России загублен детский спорт, его просто нет. Олимпийцы получают маленькую зарплату, а обычный спорт, детский… Сносят спортивные школы, и строят огромные фитнес-центры, которые недоступны детям. Конечно, можно много говорить — не вы, я имею в виду в России — что вот, у нас есть всякие спортивные секции, клубы и так далее. Но это все стоит бешеных бабок, реально бешеных. Мне повезло, я занималась спортивной аэробикой, мы платили только за костюмы пару раз, спорткомитет оплачивал занятия. А сейчас у меня сестра ходила и на спортивную гимнастику, и на хип-хоп — это стоит реально очень дорого. То есть, даже если ребенок захочет и скажет «мама, папа, я хочу заниматься спортом» — ему скажут: «Сын, извини. У нас нет денег на футболку, на мячик».

Поэтому я думаю, что Россия должна заняться этими вещами, потому что про олимпийское решение, мне кажется, должно было быть известно очень давно, и те спортсмены, которые выступают не за Россию, а за себя — могли бы уже взять другое гражданство и выступать за свою задницу.

А представлять Россию под нейтральным флагом — это не уровень России. Так нельзя позориться, белый флаг — это флаг проигравших, это нейтральный флаг. А Россия не может быть нейтральной.

Я считаю, что Россия не должна ехать на такие соревнования, мы должны их бойкотировать. Мне кажется, Северной Корее такие бы условия никто не поставил. Они бы сказали — ребят, мы сейчас бомбочку на вас запустим… А Россия, к сожалению, так себя повела. Я, конечно, все понимаю, я сама спортсменка — люди готовились всю жизнь к соревнованиям, чтобы на них выступить. Но в основном, большая часть из них имеет несколько гражданств, имеет бизнес в этих странах, и так далее. Поэтому, в принципе, все хотят прикрыть свои задницы, и так далее. Поэтому могли бы уже это давно продумать. А выступать за Россию под белым флагом — это как если бы на войне мой прадед поднял белый флаг и сказал — «ну, извините». Предать своих — ну, это бред.

Расскажи о своей поездке в Сирию — как это было?

В Сирию я давно хотела поехать, я написала письмо Асаду, потому что я была восхищена этим человеком. Он не сбежал, как Янык, от своих людей, он остался вместе с ними, воевать против терроризма, и вся семья остается в Дамаске, и дети… Говорят, если нужно — мы погибнем вместе со своим народом. Я всю жизнь хотела с ним встретиться, пока, к сожалению, не сложилось — я встретилась только с его женой, но мне уже было приятно, когда она сказала, что они с мужем смотрели меня по телевизору — это было очень здорово. Она замечательная, настоящая первая леди. Они очень помогают своему государству.

Многие могут говорить, что у них диктатура, и так далее — всё это бред, на самом деле они искренне любят своего президента, потому что он реально делает всё для них. И семьи погибших военных, и дети, которые остались без мамы, без папы — они на попечительстве у государства, живут в специальных школах, мальчики и девочки отдельно — у них есть всё. Им дают нормальные деньги, их одевают, обувают, лечат, дают образование, потом работу ищут. Таких историй очень много. Даже несмотря на войну, вот я была в Алеппо как раз после того, как его освободили — буквально через месяц, максимум. Я приехала — у них уже работали все спортивные школы. Несмотря на то, что люди недавно ходили под обстрелами снайперов, там авиация работала — тренеры уже говорят: вот, у нас есть сок, у нас есть печенье, наши дети будут чемпионами. А там реально, дети — там девочка была, 10-ти лет, она приседала со штангой весом 70 кг. Я вряд ли сейчас присяду с 70 кг. И я понимаю, что именно там растут настоящие чемпионы, и вообще — там, где есть Асад, там у людей есть и работа, и образование, у них всё образование бесплатно — школы, университеты, и так далее. Несмотря на войну, там идет обычная жизнь, люди уже и ходят развлекаться, и так далее.

То есть, схожая, в принципе, ситуация с Донбассом — и там, и там идет война, и люди стараются как-то приспосабливаться, но там это всё страшнее, потому что еще работает авиация. Я еду в Хомсе — это город между Дамаском и Алеппо — не город, а руины. Самолет летает, что-то взрывается. Я смотрю и думаю: «Как?! Ну вот как?!». Реально как в фильме пост-апокалипсис: вот эти бетонные стены, черно-серые, куча мусора, снаряды, и так далее. Блин, это жесть, на самом деле.

Но люди все равно возвращаются в свои дома, они искренне верят в то, что их скоро отстроят, и я тоже в это верю, потому что, в принципе, там все достаточно быстро восстанавливается, потому что вбухиваются огромные деньги на восстановление, на образование, на спорт. Приезжаешь в Сирию, прямо думаешь — блин, ну круто. Вот именно такое правительство, наверное, должно быть у государства. Они искренне его любят, я считаю.

Почему ты выбрала пауэрлифтинг? Такой «недевчачий» спорт, в столь юном возрасте…

С отцом поехала просто на соревнования, мне понравилось, я решила попробовать, и прямо на соревнованиях в разминочном зале попробовала пожать штангу, у меня получилось, я загорелась, такой детский энтузиазм. С отцом пошла в спортзал, и все закрутилось. И отцу нравилось, что он может мне помогать, имеет возможность, в этом разбирается, и мне нравилось быть крутой среди мужиков (смеется), ходила в спортзале такая, одна девчонка. На соревнованиях сразу стала выступать, получались хорошие результаты, сразу первые места, и, конечно, меня это очень мотивировало. Но в основном спорт у меня был, как такая, знаете, ступень в большую жизнь, потому что я никогда не хотела быть простой спортсменкой, а потом тренером. Это, конечно, очень круто, такие люди должны быть, но мне показалось, что этого недостаточно. Я всегда хотела быть и примером, и нести пользу, и у себя дома, и здесь, и в Сирии, и везде-везде-везде, где только можно. Поэтому из спорта переросла и общественная деятельность, и всё, что я сейчас имею — надеюсь, что это не предел.

Ты поступила в РГГУ на факультет международных отношений, занимаешься Ближним Востоком. Почему ты приняла решение уйти из большого спорта на пике карьеры — и почему выбрала такую специализацию?

Образовательную программу «Гуманитарная миссия России на Ближнем Востоке» я выбрала после поездок в Сирию. Я много кем хотела быть — и журналистом, и фотографом — но потом поняла, что раз уж я начала такую деятельность на международной арене, и уже имею какое-то влияние — с кем-то могу поговорить, что-то кому-то могу передать, и что-то может сработать. Решила, что должна попробовать себя в дипломатии, как минимум, и поступила на факультет международных отношений. Я хотела изучать арабский, потому что мне интересен Ближний Восток, я полностью поддерживаю то, что Россия там делает, военную операцию, и когда я увидела, что в РГГУ открылось первое направление в России, Примаков открыл — ну, такой, пробный вариант, первый, мы стали такими летчиками-испытателями — поступила. Правда, я не знаю, что из этого выйдет, нам сказали, что мы не будем работать в ООН, а сначала «будем ставить толчки на Ближнем Востоке» (смеется), но я искренне надеюсь, что что-то из этого вырастет. Как минимум, я буду знать арабский и буду знать историю, это необходимо, особенно, в наше время — к сожалению, она сейчас переписывается и многое забывается — правда — поэтому я хочу в этом хорошо разбираться и надеюсь, что так и будет.

Беседовала Алина Арсеньева