«Участники войны с Наполеоном, похороненные в Елгаве, памятника не удостоились»

Сегодня 200-летняя годовщина смерти Наполеона Бонапарта — французского императора, пошедшего войной на Россию, что и стало началом конца его империи. Краевед Александр Ржавин, проживающий в Риге, провёл большую исследовательскую работу, установив имена свыше сотни русских солдат — участников Отечественной войны 1812 года, умерших от ран и похороненных в Митаве — бывшей столице Курляндского герцогства, а на тот момент — в городе Российской империи. Сейчас это Елгава — один из городов Латвийской Республики. Ржавин в беседе с EADaily рассказал о воинах, упокоившихся в Митаве, и о ряде других любопытных аспектов, связанных с событиями более чем двухвековой давности.

— К сожалению, Отечественная война 1812 года хотя и не совсем забыта, но ушла на периферию массового сознания. За давностью лет, надо полагать…

— В любом случае Отечественная война 1812 года, несомненно, является одним из самых значительных событий в русской истории. Это прекрасно поняли уже её современники. 25 декабря 1812 года, сразу после изгнания войск Наполеона Бонапарта из России, император Александр I подписал высочайший манифест. Там говорилось, помимо прочего, следующее: «Спасение России от врагов, столь же многочисленных силами, сколь злых и свирепых намерениями и делами, совершённое в шесть месяцев всех их истребление, так что при самом стремительном бегстве едва самомалейшая токмо часть оных могла уйти за пределы Наши, есть явно излиянная на Россию благость Божия, есть поистине достопамятное происшествие, которое не изгладят веки из бытописаний». А почти два года спустя, 30 августа 1814 года, Александр I издал указ: «Декабря 25 день Рождества Христова да будет отныне и днём благодарственного празднества под наименованием в кругу церковном: Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа и воспоминание избавления церкви и Державы Российския от нашествия галлов и с ними двадесяти язык». Таким образом, праздник Рождества Христова до 1917 года в Российской империи отмечался как национальный День Победы.

— Однако супостат не был ведь окончательно разгромлен в декабре 1812 года.

— Да, это так. Русский поход Наполеона — лишь часть из многочисленных Наполеоновских войн, которые начались раньше и завершились позже 1812-го. Впереди было ещё несколько лет кровопролитных сражений. С 1 (13) января 1813 года по 18 (30) мая 1814 года в Европе полыхала так называемая Война шестой коалиции, известная у нас как Заграничный поход российской армии 1813−1814 годов. Та война, закончившаяся победным входом русских войск в Париж, унесла жизни примерно полумиллиона солдат антинаполеоновской коалиции. Около 175 тысяч из числа погибших были русскими воинами. Навсегда они остались лежать в полях под Лютценом, Бауценом, Кульмом, Дрезденом, Лейпцигом (знаменитая «Битва народов!»)…

— Насколько известно, вы изучаете историю захоронений тех русских солдат, павших в ходе войны с Наполеоном, что захоронены именно в Латвии?

— Верно, несколько сотен русских солдат — участников и героев Заграничного похода похоронены не где-то там далеко в Германии или во Франции, но и у нас, в Латвии. Согласно метрическим книгам православной Митавской Симеоновской церкви, с января 1813 по декабрь 1815 года в Митаве, нынешней Елгаве, умерли 533 русских воина православного вероисповедания. Некоторые из них были отставными военнослужащими, но основная масса — нижние чины и офицеры действующей армии. Многие из них умерли «натуральною болезнию». То есть ненасильственной смертью: от туберкулёза, воспаления лёгких, разрыва сердца и т. д. А вот если воин утонул, угорел или был раздавлен лошадьми, то смерть уже считалась «ненатуральной». Для меня нет разницы, отчего умер солдат, находящийся при исполнении. Вообще, в то время от болезней умирало порой больше солдат, чем от вражеской пули, штыка или сабли. Но, конечно, для обывателя «натуральные болезни» выглядят чем-то несерьёзным, и героями считаются только те, кто погиб в бою. Или по крайней мере умер от ран, полученных в бою. Ну так вот, в Митаве были похоронены и воины, умершие в местном госпитале «от полученных на сражении ран».

— Кем же именно были эти солдаты?

— Это воины, которые числились в следующих частях: лейб-гвардии Преображенский, Павловский и Егерский полки, Московский гренадерский полк, Азовский, Брянский, Калужский, Кексгольмский, Копорский, Могилёвский, Низовский, Подольский и Тенгинский пехотные полки, 7-й, 8-й, 14-й, 18-й, 31-й и 47-й егерские полки, батальон Ея Императорского Высочества великой княгини Екатерины Павловны, 1-й резервный батальон, 1-я запасная артиллерийская бригада и Митавская внутренняя стража. Известно, и где воевали эти полки. В основном речь идёт о частях, которые вели бои в королевстве Прусском и герцогстве Варшавском. Самое значительное событие, пожалуй, — это осада Данцига, который капитулировал 24 декабря 1813 года. Да, направление второстепенное… Однако и эти русские солдаты внесли свой вклад в победу России. Были и раненные на других направлениях — несколько гвардейцев, например.

— Вообще, полтысячи могил за три года — это довольно значительно для тех лет. Вы сами говорили, что обычно в начале XIX века в Митаве в год умирало от 10 до 20 солдат. Конечно же, появляется вопрос: где их похоронили? И почему за все годы существования Российской империи никому в голову не пришло установить на их могилах памятник?

— Понятно, в то время мемориализация проходила несколько иначе, чем сейчас: в память о сражениях и погибших, согласно старой русской традиции, ставили часовни и церкви. Тот же храм Христа Спасителя в Москве был именно памятником Победы в Наполеоновских войнах. А в 1835 году, например, Николай I издал указ о памятниках Отечественной войны 1812 года. Было решено поставить похожие колонны-часовни на местах важнейших сражений Отечественной войны. Всего планировали воздвигнуть 16 колонн-часовен. До революции 1917 года было сооружено семь, но уцелела к началу XXI века только одна — в Смоленске… Ещё одна, снесённая в 1932 году, была восстановлена на Бородинском поле.

— А когда же именно стали появляться более привычные для нас монументы в честь героев 1812 года?

— Постепенно в русское сознание стали проникать и свежие европейские веяния. Так начали ставить «простые» памятники. Например, в Санкт-Петербурге возник ансамбль Дворцовой площади с Александровской колонной, воздвигнутой в 1834 году. А ещё раньше в Риге была установлена знаменитая Колонна Победы — в 1817 году, что делает её если не первым, то одним из самых первых памятников Отечественной войны! Со временем возникла и идея памятников на солдатских могилах. Но, увы, на территории современной Латвии за все годы существования империи никто так и не удосужился разыскать и обозначить памятниками могилы тех, кто либо погиб в сражениях во время Наполеоновских войн, либо умер тут от полученных в боях ран. Не было в этом необходимости у советской власти. Ну а современной национальной и европейской Латвии, понятно, это не нужно и подавно. Местным же русским, похоже, это тоже до лампочки. Их «историческая память» в лучшем случае простирается до 1941 года, не глубже. Ладно, в любом случае буду стараться делать то, что зависит именно от меня… На данный момент я нашёл сто имён умерших от ран в Митаве. Впереди ещё поиск по лютеранским и католическим метрическим книгам.

— По какой причине Отечественная война стала, что называется, «народной»? Почему в войну с французами включились буквально представители всех тогдашних сословий России?

— Как известно, любой успешный экспромт — это на самом деле результат долгих репетиций и тренировок. Когда Наполеон напал на Россию, было созвано народное ополчение. Данный шаг предприняли на основании манифеста императора Александра I от 6 (18) июля 1812 года. Хотя термин «Отечественная война» стал употребляться несколько позднее, на самом деле российские власти изначально имели план изобразить войну «народной» и «священной». И ополчению в изображении этого отводилась значительная роль. Мол, небывалое и трогательное единство парт… простите, царя и народа: от сохи пошли добровольцы-ратники воевать за Государя и за Святую Русь. И реально воевали: ополчение не только выполняло «черновую работу» в виде строительства бастионов, палисадов, копания рвов и т. п., но принимало участие в отдельных боевых действиях. А некоторые ратники действовали в 1813—1814 годах даже за пределами России — под Данцигом и при блокаде Дрездена и Гамбурга. Самое главное: ополченцы высвободили регулярные армейские части для их участия на важных направлениях.

— И что, все ополченцы являлись именно добровольцами?

— Нет, на деле же всё было не совсем так радужно. Конечно, среди ополченцев имелось много добровольцев. Скажем, офицеры там ими были все. Но основную массу нижних чинов составляли обычные рекруты. Однако гораздо интереснее другое. На самом деле ополчение было придумано ещё за шесть лет до Отечественной войны. Как я уже говорил, русский поход Наполеона был одним из эпизодов длительных Наполеоновских войн, в которых Россия принимала самое активное участие задолго до 1812 года. Слово «милиция» в нашем сознании прочно ассоциируется с советским периодом истории. Но слово это вошло в обиход задолго до Октябрьской революции. Даль в своём «Толковом словаре живого великорусского языка» даёт такое объяснение этого слова: «Милиция — временное или земское войско; ополчение, ратники, народная рать». Значит, милиция существовала и в Российской империи.

— Кто же они, первые российские милиционеры?

— Не буду брать седую старину и ландмилицию XVIII века. Поговорим за времена Наполеона. В декабре 1806 года указом императора Александра I в Стрельне, под Санкт-Петербургом, из местных удельных (то есть находящихся в личной собственности государя) крестьян и мастеровых был создан батальон Императорской милиции в составе пяти рот пехоты с одной артиллерийской полуротой. Батальон отличился в кампании 1807 года против французов и был причислен к гвардии; артиллерийскую полуроту отделили в лейб-гвардии Артиллерийский батальон. Одновременно были сформированы Тверская милиция, Олонецкая милиция и т. п. Эти милиционеры и являлись тем, кем стали ратники ополчения в 1812 году. «Тренировка» в 1806—1807 годах прошла успешно, так что в 1812 году всё делалось уже по накатанной.

— С ополченцами понятно. Но вот, допустим, я, дилетант, слышал о том, что в составе русской армии были и какие-то «мушкетёры». А это кто такие?

— О, это тоже интересная история. Тогда же, в 1806—1807 годах, во время так называемой Войны четвёртой коалиции, Александр I хотел воевать с врагом, что называется, «малой кровью могучим ударом на чужой территории», помогая пруссакам, и жаждал реванша за проигрыш под Аустерлицем. Боевые действия развернулись в Пруссии. Русские гвардейцы, мушкетёры, егеря, кавалеристы, артиллеристы продемонстрировали чудеса храбрости в битвах под Чарново, Пройсиш-Эйлау, Гейльсбергом, Фридландом. Мушкетёры? Именно! До появления романов Дюма ещё было далеко, д’Артаньян тут ни при чём. Просто в России с 1796 по 1811 год обычные пехотные части (не лёгкие егерские и не тяжёлые гренадерские) именовались мушкетёрскими. Впрочем, вооружены солдаты этих полков на деле были не мушкетами, а ружьями (фузеями). Так что русские гвардейцы и мушкетёры не враждовали друг с другом, а плечом к плечу воевали против общего врага.

— И чем закончилась та кампания?

— Увы, французы тогда оказались сильнее, пруссаки были разбиты начисто, русские войска отступили за Неман. Война закончилась безрадостным для Александра I Тильзитским миром, заключённым 25 июня (7 июля) 1807 года. Мир миром, а в госпитале в Митаве (нынешней, напоминаю, Елгаве) продолжали умирать от ран, полученных на войне, русские воины. С октября 1806 года по август 1808 года в Митаве умерло по меньшей мере 366 русских солдат. Из них «от полученных на сражении ран» скончался 241 православный воин Русской императорской армии. Это гвардейцы, мушкетёры, милиционеры, а также егеря, артиллеристы, драгуны, кирасиры, гусары… Вечная им память! Последующие боевые действия вытеснили в памяти русских события войны 1806−1807 годов. Но в Калининградской области России, к счастью, о ней не забыли — ведь на её территории и проходили основные сражения. Однако тот факт, что многие раненные в тех боях солдаты умерли за пределами Пруссии, он как-то упускается из виду. Впрочем, как упускалось это из виду почему-то и во времена Российской империи. Могилы воинов исчезли, кладбища, где они были похоронены, превращены в парки. Увы…

— А можете рассказать про кого-то из конкретных воинов, нашедших свой последний приют в Митаве-Елгаве?

— Года два назад историк из Елгавы Виктор Гущин опубликовал статью про участника Наполеоновских войн, сражавшегося в рядах лейб-гвардии Преображенского полка — Ивана Петровича Новосильцева (1793−1824). Могила этого русского генерала находилась в Елгаве на старом кладбище недалеко от железнодорожного вокзала — вплоть до 50-х годов XX века. Иван Новосильцев умер в Митаве, как тогда называлась Елгава, молодым. Как написал Виктор Гущин, «о причинах преждевременной кончины И. П. Новосильцева в возрасте всего лишь 31 года можно только догадываться. Возможно, это было связано с ранениями, полученными в ходе Отечественной войны 1812 года или позднее, или с неизлечимой в те времена болезнью». В комментариях к статье появился другой елгавский краевед, который попытался пошутить на этот счёт: «Ага, или подцепил какой „люэс“ от малознакомой маркитантки :)». А ведь всего этого не было, если бы уважаемые коллеги удосужились не тратить время на сомнительный юмор и перепалку, а всего-навсего покопались бы в… метрических книгах православной Митавской Симеоновской церкви.

— И что в них удалось выяснить?

— Запись в одной из этих книг гласит, что 27 апреля 1824 года «Отставный Генералъ Маjоръ Iоаннъ Петровъ Новосильцовъ умре съ покаянïемъ тритцати одного года… чахоткою». Что интересно, десятью годами ранее там же, в Митаве, 1 декабря 1814 года, от той же чахотки в возрасте 36 лет «помре Лейбъ гвардiи Преображенского полка штабсъ капитана Ивана Петрова сына Новосильцова его крепостной человекъ Андрей Семеновъ». Чахотка — это старое русское название туберкулёза лёгких. В настоящее время эта болезнь ассоциируется с социальным дном. Но сто и двести лет назад всё было совсем иначе! Дело не в том даже, что до XX века туберкулёз был практически неизлечим. Наши предки не считали, что чахотка является заразным заболеванием. Больных не изолировали, масок носить не заставляли, с ними общались без всякого опасения и без социальной дистанции. При этом чахотка не считалась постыдной болезнью, следствием нищеты и обездоленности. Наоборот, в XIX веке ходило убеждение, что ею заболевают люди, обладающие особо тонкой и ранимой душевной организацией. Мол, это много думающие, творческие, умные и чувствительные люди… Полагали, что чахотку вызывают нервные потрясения, несчастная любовь, ипохондрия и сердечные раны.

— Насколько известно, высокопоставленных жертв чахотки было великое множество…

— Да уж, не обошла стороной болезнь даже представителей царской фамилии! Например, от чахотки в возрасте 55 лет умерла императрица Мария Александровна (1824−1880), жена императора Александра II. Та самая, в честь которой в Риге названа улица Марияс — Мариинская. От туберкулёза же умер в возрасте 21 года её старший сын цесаревич Николай Александрович (1843−1865), несостоявшийся Николай II. Тот самый, которому посвящён один из «Царских камней» на Мангальсале в Риге. Да и младший брат императора Николая II великий князь Георгий Александрович (1871−1899) тоже умер от чахотки. Простых же жителей чахотка выкашивала не хуже чумы. Говорят, каждый 10-й житель городов в ХIХ веке погибал от туберкулёза — коронавирус нервно курит в сторонке. Я же, по опыту изучения метрических книг, могу сказать, что от четверти до половины умерших в мирное время солдат Русской императорской армии в XIX веке имели диагноз «чахотка». Вот уж что точно мы теперь уже никогда не узнаем, от кого чахоткой заразился Новосильцев. Может, и от того своего крепостного, что умер десятью годами ранее своего барина. А может, от кого из своих солдат. Зато мне понравился вопрос о том, что Новосильцев делал в 1824 году в Митаве. «По следам Фонвизина ездил к нам лечиться?» А почему бы и нет? От Митавы до Балдона с его целебными источниками не так уж далеко. Новосильцев же служил в Митаве одно время в Тульском пехотном полку и в штабе 1-го пехотного корпуса Русской армии. Наверняка у него там осталось много знакомых. Да и кто будет против пообщаться с сыном сенатора! А что он чахоточный был, так кого, повторю, этим в Европе того времени можно было удивить? O tempora, o mores!