Хорошо, но мало: дружбу с Китаем нужно укреплять экономическими успехами

Практически полное взаимопонимание между Россией и Китаем по основным вопросам международной политики пока не дополняется должным уровнем экономического взаимодействия, несмотря на ряд стартовавших в последние несколько лет российских мегапроектов, ориентированных на рынок КНР. К такому выводу пришли авторы доклада «Российско-китайский диалог: модель 2018», который был представлен на минувшей неделе в ходе четвертой международной конференции «Россия и Китай: сотрудничество в новую эпоху», организованной Российским советом по международным делам (РСМД) и Китайской академией общественных наук (КАОН). По оценке экспертов, основной сферой российско-китайского партнерства неизбежно будет оставаться ТЭК, однако здесь существует масса возможностей для диверсификации портфеля совместных проектов, прежде всего в газохимии, а в перспективе — в сфере высокотехнологичных производств.

«Несмотря на высокий уровень взаимного политического доверия и стратегической координации позиций на международной арене, уровень практического взаимодействия России и Китая в экономической области остается недостаточным, — говорится в докладе, подготовленном экспертной группой под руководством члена РСМД, директора Института Дальнего Востока РАН Сергея Лузянина. — Его расширение осложняется в связи с различными темпами роста экономик двух стран, невысокой вовлеченностью деловых сообществ в сотрудничество, а также недостаточным развитием инфраструктуры… При описании возможных перспектив взаимодействия Россия и Китай зачастую ограничиваются примерным определением общих принципов при отсутствии долгосрочного стратегического планирования, его реального осуществления и обеспечения гарантий реализации согласованного политического курса. Многие программы сотрудничества между двумя государствами, обнародованные в последние годы, не оправдали ожиданий России и Китая и не отвечали скорости внутри- и внешнеполитических изменений, а заявленные цели оказались труднодостижимыми».

Один из примеров таких труднодостижимых целей в экономике — планы нарастить объем взаимной торговли до $ 200 млрд к 2020 году, заявленные в самом начале нынешнего десятилетия. Хотя поначалу они казались выполнимыми. Уже к 2013 году объем внешнеторгового оборота России и Китая достиг $ 90 млрд, но затем из-за девальвации рубля и экономического кризиса в России упал до $ 64 млрд. В прошлом году на волне роста мировых цен на нефть и укрепления рубля произошло существенное восстановление торговли, а в текущем году товарооборот России с Китаем может превысить $ 110 млрд с увеличением его доли во внешней торговле России до 17% (в 2005 году она составляла только 6%). Однако достижение желаемого уровня в $ 200 млрд возможно не ранее 2024 года, констатировал в своем докладе на конференции РСМД и КАОН главный экономист Внешэкономбанка Андрей Клепач.

В качестве необходимых мер по расширению торговли он предлагает не только опережающий рост экспорта российских углеводородов в Китай (с повышением доли КНР в экспорте по этой статье с 12% до 32%), но и увеличение экспорта российской аграрной и высокотехнологичной продукции, формирование новых товаропроводящих каналов и др. Однако здесь следует иметь в виду ряд ограничений с обеих сторон, в первую очередь торможение роста внутреннего спроса в Китае и ограниченность ассортимента российского несырьевого экспорта. Последнее обстоятельство определяет хорошо известную структурную диспропорцию: Россия экспортирует в Китай в основном сырье (нефть, металлы, руду, древесину, продовольствие), а импортирует товары высокой сложности (автомобили, бытовая и оргтехнику, компьютеры, сельхозтовары), причем баланс торговли с КНР устойчиво складывается не в ее пользу.

Схожим образом обстоит дело в сфере инвестиций, объем которых пока не соответствует существующим оборотам взаимной торговли. В 2010 году руководство России и Китая ставило задачу довести объем китайских прямых инвестиций в экономику России до $ 12 млрд за десять лет, но пока она далеко от выполнения. В своем докладе Андрей Клепач ссылается на данные Банка России, согласно которым объем накопленных прямых иностранных инвестиций (ПИИ) из Китая составляет около $ 4 млрд, или всего 0,7% всех ПИИ в Россию (при этом китайский капитал идет главным образом в сырьевой сектор), а объем российских ПИИ в Китай на порядок меньше. Среди причин низкой инвестиционной активности Клепач называет дефицит качественных и успешных бизнес-проектов, слабую защиту собственности в России, западные санкции, неустойчивость обменных курсов и высокие спрэды при конвертации валют, языковой барьер.

При этом крупнейшие российские корпорации в последние годы стали активно занимать в Китае на свои проекты: задолженность по кредитам китайским банкам и компаниям уже составляет $ 60 млрд. В частности, «Роснефть» и «Транснефть» еще в 2009 году получили в счет поставок нефти китайские кредиты на $ 15 млрд и $ 10 млрд соответственно, которые были направлены на строительство трубопроводов, включая отвод системы Восточная Сибирь — Тихий океан (ВСТО) к границе КНР. «Газпром» в марте 2016 года привлек в Bank of China Limited крупнейший в своей истории кредит на 2 млрд евро сроком на пять лет. НОВАТЭК в конце 2015 года получил от китайского Фонда Шелкового пути около 730 млн евро на проект «Ямал СПГ», в котором этому фонду принадлежит 9,9%.

Ограниченность экономического взаимодействия кругом российских компаний явно не удовлетворяет российскую сторону. «Многое еще предстоит сделать для развития взаимной торговли и инвестиций. Особо актуальными задачами становятся поиск новых сфер и новых точек роста, вовлечение в сотрудничество не только крупных государственных компаний, но и малого и среднего бизнеса», — заявил на прошедшей конференции президент РСМД Игорь Иванов. Но решение этих задач осложняется и значительным разрывом в потенциале роста: в России, как указано в докладе Клепача, он пока составляет 1−2% в год, в Китае — 4−6%, что лишь подчеркивает необходимость ускорения роста российской экономики и преодоления тенденции к снижению ее доли в мировой экономике.

По-прежнему необходимо преодолеть и ряд гуманитарных проблем взаимодействия с Китаем. «Дальнейшему развитию российско-китайского партнерства препятствует также недостаточный уровень взаимопонимания и взаимного доверия. Достижение положительных результатов в сотрудничестве нередко сопровождается критическими оценками в СМИ и общественных кругах двух стран. Хотя подобное мнение не преобладает в обществе и не наносит существенного ущерба развитию сотрудничества, оно оказывает определенное негативное воздействие на двусторонние отношения. Во многом такое положение отражает различия в концепциях сотрудничества, культурах, менталитетах, коммерческих интересах и подходах к взаимодействию в двух странах», — добавляют авторы доклада «Российско-китайский диалог: модель 2018». В конечном итоге, по их оценке, негативные факторы создают ограничения и риски для масштабных и долгосрочных проектов и ставят под сомнение позиционирование связей Москвы и Пекина как межгосударственных отношений нового типа.

Тревожность формулировок доклада, увидевшего свет за несколько дней до очередного визита Владимира Путина в Китай, усиливается контекстом быстро меняющейся международной ситуации. «В целом основные вопросы поднимались и ранее — например, тема взаимодействия России и Китая в рамках треугольника Россия — Китай — США, а также на мировой арене вообще, не является новой, — комментирует китаист Георгий Кочешков. — Но если до этого года только Москва де-факто находилась в открытой конфронтации с Вашингтоном, то за последний год, особенно в последние несколько месяцев, становится всё более очевидным нарастающий конфликт между Пекином и Вашингтоном. В докладе упомянута прежде всего торговая война, но также отмечены и новая Стратегия национальной безопасности США, и Обзор ядерной политики США, в которых и Китай, и Россия указаны как противники, а также продвижение в США концепции Индо-Тихоокеанского региона и стремление США укрепить сотрудничество с Индией в противовес Китаю. Всё это заставляет Россию и Китай идти на более тесное сотрудничество друг с другом».

Понимание этого, безусловно, присутствует и с китайской стороны, но переход на уровень конкретных проектов пока дается с большим трудом. «В научно-исследовательском сообществе Китая присутствует непонимание того, как работать с Россией, при одновременном глубочайшем знании российского делового сообщества и бизнес-процессов, — говорит основатель фонда прямых инвестиций CREON Capital Фарес Кильзие, один из основных участников деловой программы конференции РСМД и КАОН. — В Китае очень глубоко изучают все, что происходит в России — из выступлений на конференции складывалось представление, что мы находимся под китайским микроскопом. Анализируется в том числе любая негативная информация, связанная с китайским бизнесом в России — вплоть до самого мелкого, наподобие ресторанов. Об этом не говорится на встречах на высшем уровне, где между Россией и Китаем присутствует почти полное взаимопонимание по принципиальным вопросам международной повестки, но на среднем уровне недопонимания очень много. Представители структур КНР, отвечающих за экономическое планирование, жалуются, что имеющиеся связи с российскими министерствами малоэффективны, и дают понять, что не слишком доверяют официальной российской статистике, а больше верят различным независимым структурам, откуда и черпают данные для своего анализа. Хотя мы должны ориентироваться именно на такие институты, как Государственный комитет КНР по делам развития и реформ (NDRC) и Академию общественных наук — это китайские аналоги Госплана СССР. Представление, что любое китайское предприятие может выходить на внешние рынки без оглядки на их мнение, — это иллюзия, но данным институтам еще нужно предоставить „дорожные карты“, как им действовать на российском рынке».

Одной из таких ключевых «дорожных карт» могло бы стать вовлечение китайских партнеров в газохимические проекты в России, не меняющее сложившуюся реальность: 98% финансового китайского участия в российских проектах приходится на сферу ТЭК. «Это невозможно да и не нужно, так как это стратегическое решение КНР, продиктованное энергетической безопасностью, — поясняет Кильзие. — Мы должны принять такое положение вещей за данность и предлагать китайцам диверсификацию строго внутри данного направления: трубопроводный газ и СПГ. Китай сейчас уходит от угля, в стране действует программа закрытия угольных электростанций, поэтому используется любая возможность поставок газа, и запуска „Силы Сибири“ в Китае ждут с нетерпением. Но при таком подходе наша дружба с Китаем будет зависеть от стоимости нефти: пока она находится в диапазоне 40−70 долларов за баррель, мы дружим, потому что такой коридор комфортен для обеих сторон; но если нефть стоит больше — дружба может попасть под испытания. В Китае есть полное понимание этого обстоятельства».

Дальнейшая диверсификация в рамках выбранного направления ТЭК в сторону развития газохимических проектов выглядит совершенно логично, поскольку в Китае сейчас делается ставка именно на газ, а не на нефть. «Здесь появляется сразу несколько возможностей, — продолжает Кильзие. — Во-первых, это метанол, импортируемый в Китай в объеме 7−8 миллионов тонн в год. Во-вторых, агрохимическая продукция — простые и комплексные минеральные удобрения, которые Китай также импортирует со всего мира. Соответствующие проекты в России находятся вне западных санкций, а китайцы пытаются сохранять баланс дружеских отношений в том числе и с американцами, ведь торговый оборот между Китаем и США является первым в мире. В такие проекты могут привлекаться российские инвестиции — это еще одна иллюзия, что в России нет коммерческих средств, которую пока разделяют и китайские партнеры. Средств не хватает на долгосрочные капиталоемкие инфраструктурные проекты или проекты, которые подпадают под санкции, но есть значительные коммерческие ресурсы у крупнейших отечественных банков, которые могут быть вложены в экономику на коммерческой основе, причем даже дешевле, чем длинные китайские деньги у таких банков, как Китайский банк развития (CDB). Поэтому здесь нам не нужны деньги Китая — нам нужны его рынок и технологические партнеры, которые ничуть не уступают западным аналогам. Для России же это будет означать увеличение несырьевого экспорта с целевым рынком».

Заявленные векторы хорошо иллюстрируются цифрами. По оценке группы CREON, уже к 2020 году российские мощности по производству метанола должны вырасти более чем вчетверо — с нынешних 450 тысяч тонн в год до 1,9 млн тонн, а в 2021 году план-максимум по метанолу составляет 8,4 млн тонн. В сфере производства минеральных удобрений в ближайшие годы ожидается ввод в строй таких крупных предприятий, как «ВолгаКалий» и Усольский калийный комбинат группы «ЕвроХим», Находкинский завод минудобрений, новых проектов компании «Акрон» и т. д. Совокупный прирост производства также исчисляется в миллионах тонн.

В докладе о новой модели российской-китайского диалога констатируется, что приоритетными сферами взаимодействия в экономике в ближайшее время по-прежнему будут выступать энергетика и добывающая промышленность, транспорт и логистика. Однако в среднесрочной перспективе на передний план также может выйти сотрудничество в области авиастроения и высоких технологий. В этой сфере ключевым проектом на будущее является совместная российско-китайская разработка широкофюзеляжного дальнемагистрального самолета, которую ведут Объединенная авиастроительная корпорация (ОАК) и китайская компания гражданского авиастроения COMAC. Стоимость проекта оценивается в диапазоне от $ 13 млрд до $ 20 млрд, лайнер должен появиться на мировом рынке примерно через десять лет.

На гораздо большее внимание инвесторов из Китая может рассчитывать и российский Дальний Восток. Заявленные в этом регионе и ориентированные на рынки Азии мегапроекты российских корпораций стоимостью в сотни миллиардов рублей (прежде всего Восточная нефтехимическая компания «Роснефти» и Амурский газоперерабатывающий завод «Газпрома»), опять же, укладываются в формулу «хорошо, но мало». Китайцы выступают в этих проектах в привычных ролях кредиторов и поставщиков технологий. Но уровень прямых китайских инвестиций в направлении Дальневосточного федерального округа низок, при этом все приграничные с КНР регионы России отстают от китайских соседей по темпам роста ВРП на 5−10% в год, говорится в докладе Андрея Клепача. Среди перспективных направлений сотрудничества главный экономист ВЭБа называет создание трансграничных индустриальных парков, технологических и научно-образовательных кластеров, например, на базе научных комплексов во Владивостоке, Хабаровске, Иркутске и Новосибирске, и привлечение китайских инвестиций (в том числе в юанях) в развитие на юге Сибири и Дальнем Востоке импортозамещающих и экспортоориентированных производств в обрабатывающей промышленности.

Николай Проценко