Меню
  • $ 91.92 -0.98
  • 99.71 -0.01
  • BR 86.71 -0.18%

Фрэнсис Фукуяма: Америка в упадке. Источники политической дисфункции

На информационном ресурсе Foreign Affairs опубликована статья американского философа и политического экономиста из Стэнфордского университета Фрэнсиса Фукуямы под названием «Америка в упадке. Источники политической дисфункции».

После окончания холодной войны и крушения Советского Союза Фукуяма получил широкую мировую известность благодаря своей книге «Конец истории и последний человек», в которой он провозгласил торжество либеральной демократии во всем мире конечной точкой социокультурной эволюции человечества. Его работа была переведена на более чем 20 языков мира и вызвала широчайший резонанс в научной среде и СМИ. Теперь прежний апологет глобального либерального миропорядка наблюдает его кризис и пытается осмыслить явление на частном примере США. С точки зрения Фукуямы, причиной упадка США является не сам по себе либерализм, а конкретная политическая модель американской демократии, ставшая источником дисфункции. Признавая ограниченность подобного подхода, тем не менее, следует признать, что в аспекте исследования функционирования государственного аппарата США предложенная статья Фукуяма содержит любопытные наблюдения. В целом, можно признать, что методология, предложенная им, может быть применена гораздо шире, не только к кризису любой демократической модели, но и авторитарной. Далее мы даем краткий пересказ весьма пространной статьи Фрэнсиса Фукуямы.

***

Специалисты государственного управления фиксируют стабильное ухудшение общего качества американского правительства в течение работы более, чем одного поколения. Ряд исследований деятельности федеральных служб рисует удручающую картину. Федеральные служащие, по всей видимости, более мотивированы компенсациями, чем выполнением миссий, которые не могут конкурировать по вознаграждению с бизнесом и некоммерческими организациями. Они недовольны и своим вознаграждением за работу, которая сделана хорошо, и отсутствием последствий за выполнение работы, которая сделана плохо. Сами бюрократические ведомства США работают на основе многочисленных и часто противоречащих друг другу мандатов Конгресса и судов. Благодаря этому они стоят американским налогоплательщикам значительную сумму денег, в то время как их достижения весьма сомнительны. Внутренняя система принятия решений бюрократических ведомств часто блокируется, а высокая степень морального духа персонала и сплоченности, отмечаемые в прошлом, утеряны. Бюрократическая автономия в США за рамками рутинного вмешательства Конгресса — это не плохо, а скорее хорошо, поскольку лучше обеспечивает профессионализм государственных служащих. Общий кризис управления в США Фукуяма рассматривает на конкретном примере истории одного федерального ведомства — Лесного ведомства США.

Политолог Сэмюэл Хантингтон использовал термин «политический распад» для объяснения политической нестабильности во многих новых независимых государствах после Второй мировой войны. Хантингтон утверждал, что социально-экономическая модернизация создает проблемы для «традиционных политических заказов», что приводит к мобилизации новых социальных групп, участие которых не может быть «размещено» в существующих политических институтах. Таким образом, политический распад вызывается неспособностью учреждений адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам. Упадок во многом является условием политического развития: старое приходится ломать для того, чтобы открывать дорогу новому. Но переходы могут быть чрезвычайно хаотичными и жесткими, и не существует гарантий, что старые политические институты будут постоянно и мирно адаптироваться к модели новых условий. Подобное положение является хорошей отправной точкой для более широкого понимания явления политического упадка США.

Сама стабильность институтов является также источником политического упадка. Учреждения создаются для удовлетворения потребностей конкретных обстоятельств, но, когда обстоятельства меняются — учреждения не в состоянии адаптироваться. Одна из причин этого имеет когнитивную природу: люди развивают умственные модели устройства мира, и, как правило, придерживаются их даже перед лицом противоречащих им доказательств. Другая причина заключается в групповом интересе: институты создают благоприятствование «классу инсайдеров», которые оформляют статус-кво и противостоят давлению в пользу реформ.

Политический упадок, таким образом, происходит, когда учреждения не в состоянии адаптироваться к меняющимся внешним обстоятельствам либо из-за интеллектуальной негибкости, либо из-за власти нынешних элит, заинтересованных в защите своих позиций. Упадок может сокрушить любой тип политической системы: авторитарной или демократической. И в то время, как демократические политические системы теоретически имеют самокорректирующиеся механизмы, которые позволяют им реформироваться, они также открывают возможности по легитимизации деятельности мощных групп интересов, которые могут блокировать необходимые изменения. Это именно то, что происходит в Соединенных Штатах в последние десятилетия. Наблюдается, как многие из их политических институтов становятся все более дисфункциональными, и нет никакой гарантии, что ситуация изменится без значительного потрясения для политического порядка.

Макс Вебер утверждал о наличии различия между политикой и администрированием. Политика была сферой достижения конечных целей при условии соблюдения демократического оспаривания, а администрирование было сферой реализации, которая может быть изучена эмпирически и подвергнута научному анализу. В США реформа государственной службы, осуществленная в конце ХIХ века, исходила из подобной установки на основе предложений таких ученых и политических деятелей, как Фрэнсис Либер, Вудро Вильсон и Фрэнк Гуднау. Они полагали, что достижения тогдашнего естествознания вполне применимы для решения общественных проблем. Убеждение, что государственное управление может превратиться в науку, теперь представляется наивным.

Далее Фукуяма доказывает, что одним из источников упадка США является конкретная демократическая модель, принятая в основу функционирования американской государственности и не отвечающая требованиям современности.

В США действует закрепленная конституцией США модель демократии по Мэдисону.(1) По замыслу эта модель демократии должна была смягчать проблему «инсайдерского захвата» и предотвращать появление доминирующей фракции или элиты, которая сможет воспользоваться своей политической властью для установления тирании. Для этого власть распределяется среди конкурирующих ветвей власти, и этим создаются возможности для конкуренции между различными интересами в большой и разнообразной стране. Но демократия по Мэдисону часто не работает так, как это представляется в идеале. Элитные инсайдеры, как правило, имеют более высокий доступ к власти и информации, которую они используют для защиты своих интересов. А обычные избиратели не имеют ничего против коррумпированного политика, если в дело прямо не замешаны украденные деньги.

Когнитивная негибкость или предубеждения также сдерживают социальные группы от мобилизации в своих собственных интересах. Например, в Соединенных Штатах многие избиратели из рабочего класса поддерживают кандидатов, которые обещают снизить налоги на богатых, несмотря на то, что подобные сокращения налогов лишают их самих важных правительственных служб.

Различные группы, лоббирующие интересы производителей, сосредоточены на ценах на их продукцию, в отличие от обычных потребителей или налогоплательщиков, которые «рассредоточены», а цены на эти товары составляют лишь малую часть их бюджетов.

Либеральная демократия практически повсеместно связана с рыночной экономикой, которая имеет тенденцию производить победителей и проигравших и усиливать то, что Джеймс Мэдисон называл «разные и неравные способности приобретения собственности». Этот тип экономического неравенства сам по себе не плох, поскольку он стимулирует инновации и рост и происходит в условиях равного доступа к экономической системе. Однако это становится весьма проблематичным, когда экономические победители стремятся превратить свои богатства в неравное политическое влияние. Они могут сделать это путем подкупа законодателя или бюрократа, то есть на основе передачи благ, или, что более разрушительно, путем изменения институциональных правил в пользу себя — например, путем закрытия конкуренции на рынках, где они уже доминируют, т. е. из-за наклона игрового поля все более круто в своих интересах.

Современные либеральные демократии имеют три ветви власти — исполнительную, судебную и законодательную, соответствующие трем основным категориям политических институтов: государству, верховенству закона и демократии. Исполнительная власть является отраслью, которая использует силу для обеспечения соблюдения правил и осуществления политики. Судебная и законодательная власти ограничивают исполнительную власть и направляют ее в общественных интересах. В основе институционных приоритетов в Соединенных Штатах, с их давней традицией недоверия к государственной власти, всегда подчеркивался приоритет институтов принуждения — судебной и законодательной власти над государством.

Американскую политику в XIX веке можно было охарактеризовать как «состояние судов и партий», когда правительственные функции, которые в Европе выполняла бы одна из исполнительных ветвей бюрократии, в США вместо этого исполняли судьи и избранные представители. До принятия закона Пендлтона в 1883 году государственные учреждения Соединенных Штатах заполнялись служащими на основании выдвижения их на основе покровительства политическими партиями. Создание современной централизованной основанной на заслугах бюрократии, способной осуществлять юрисдикцию на всей территории страны, началось только в 1880-е годы, и число профессиональных государственных служащих медленно увеличилось спустя полвека в эпоху Нового курса. Эти изменения прошли гораздо позже и более нерешительно, чем в таких странах, как Франция и Германия. «Большое правительство» в США особенно разрослось после выборов президента Рональда Рейгана в 1980-е годы. Но, видимо, необратимое увеличение объема правительства в ХХ веке маскирует большой спад в его качестве. Это в значительной степени связано с тем, что Соединенные Штаты вернулись определенным образом к прежнему «состоянию судов и партий», то есть к системе, в которой суды и законодательная власть узурпировали многие из собственных функций исполнительной власти, что делает действия правительства, в целом, непоследовательными и неэффективными.

Виноваты суды, действующие в британской традиции прецедентного права. История американских судов демонстрирует постоянное наращивание судебного компонента в решениях, которые в других развитых демократиях обрабатываются административной бюрократией. Это ведет к росту дорогостоящих судебных разбирательств, медлительности принятия решений и в высшей степени к несовместимости с исполнением законов. Сегодня в Соединенных Штатах суды вместо того, чтобы контролировать правительство, стали альтернативными инструментами для расширения правительственного управления. Параллельно исполнительная власть была узурпирована Конгрессом. Группы интересов, утратив способность непосредственно через взяточничество коррумпировать законодателей, нашли другие способы захвата их и контроля над ними. Эти группы интересов оказывают влияние непропорциональное их месту в обществе. Они искажают налоги и расходы, а также повышают общий уровень дефицита и способность манипулировать бюджетом в свою пользу. Они также подрывают качество государственного управления посредством многочисленных мандатов, выдаваемых Конгрессом. Оба явления — и постоянное наращивание судебного компонента в решениях, и распространение влияния групп интересов, как правило, подрывают доверие к правительству. Недоверие к правительству затем увековечивается и питает само себя. Недоверие к исполнительным органам ведет к требованию частых юридических проверок администрации, что снижает качество и эффективность управления. В то же время спрос на государственные услуги побуждает Конгресс вводить все новые мандаты на исполнительную власть. Оба процесса ведут к уменьшению бюрократической автономии, которая, в свою очередь, приводит к жесткому, нетворческому и некогерентному результату правления. Кризис демократического представительства выражается в том, что простые граждане не чувствуют, что их якобы демократическое правительство действительно отражает их интересы, а не находится под контролем различных теневых элит. Как это ни парадоксально, особенность этого явления заключается в том, что кризис представительства произошел в значительной степени из-за реформ, призванных сделать систему более демократичной. В итоге в наши дни существует переизбыток закона и слишком много демократии по отношению к американской государственной возможности.

Отправной точкой развития негативных процессов стало движение за гражданские права в 1950-х годах, когда фундаментальные решения генерировались судами. Модель использования судов для обеспечения соблюдения новых социальных правил затем использовали многие другие общественные движения — от охраны окружающей среды и безопасности потребителей, до прав женщин и однополых браков. Во второй половине ХХ века все европейские страны прошли через подобные изменения в правовом статусе расовых и этнических меньшинств, женщин и гомосексуалистов. Но во Франции, Германии и Великобритании такой же результат был достигнут не с помощью судов, а через министерство национального правосудия, действующего от имени парламентского большинства. Законодательные изменения правил были вызваны давлением общественности и средств массовой информации, но осуществлялись самим правительством, а не частными лицами, действующими совместно с системой правосудия.

В таких странах, как Франция и Германия, закон был на первом месте, затем — современное государство, и только потом — демократия. В Соединенных Штатах, напротив, на первом месте стояла очень глубокая традиция английского общего права, затем демократия и лишь потом развитие современного государства. Американское государство всегда оставалось слабее и менее способным, чем его европейские или азиатские коллеги. Что более важно — американская политическая культура с момента основания была построена вокруг недоверия к исполнительной власти.

Роль юристов в США резко расширилась в бурные годы социальных изменений в 1960-х и 1970-х годах. В сумме с Конгрессом в итоге США получили огромное расширение регулирующих функций государства.

Эту система громоздка не только уровнем регулирования себа, а в высшей степени «законническим» способом, как это осуществляется. Конгресс насоздавал кучу новых федеральных агентств, но не делегировал этим органам возможность отступления от правил — того, чем пользуются европейские или японские государственные учреждения. Конгресс намеренно поощряет судебный процесс за счет расширения круга возможных истцов. Если в конце 1960-х годов в год было примерно сто судов по проблемам государственного управления, то в 1980-е годы — 10 тыс, и более 22 тыс в конце 1990-х годов. Часто подобные конфликты в Швеции или Японии решались путем тихой консультации, тогда как в США заинтересованные стороны в бюрократии боролись через формальный судебный процесс. Государственное управление из-за этого все чаще стало сталкиваться с неопределенностью, процедурной сложностью, избыточностью, отсутствием завершенности, высокими операционными издержками. Система сделалась гораздо менее предсказуемой. С точки зрения качества государственной политики система ведет к большим затратам без гарантии результата. Американские консерваторы часто не понимают, что заложенное в основу недоверие к правительству делает американскую систему гораздо менее эффективной по части судебного регулирования, чем-то, что выбрали в демократических государствах с сильной исполнительной властью.

Виноваты группы интересов. Другая примечательная особенность политической системы США — это ее открытость к влиянию групп интересов. Такие группы могут осуществлять свое влияние, действуя на правительство через суд или же просто напрямую. Торговля политическим влиянием за деньги в современных США идет через заднюю дверь в форме, которая является совершенно законной и трудно искореняемой. Уголовная ответственность за взяточничество узко определена в законе США, как конкретная сделка, в которой политик и частная сторона явно договорились по принципу «ты — мне, я —тебе». Законом не покрывается то, что социологи называют «взаимным альтруизмом», или то, что антрополог может маркировать, как обмен подарками. В отношениях альтруизма один человек дает выгоду другому без явного ожидания, что он будет вознагражден ответной услугой. Обмен означает скорее моральное обязательство возвратить пользу каким-то образом в дальнейшем. Именно на основе такого рода сделки и основано лоббирование промышленности США. Современные государства создают строгие правила и стимулы для преодоления тенденции к благоприятствованию семье и друзьям, в том числе, включая такие практики, как экзамены на гражданские службы, квалификации заслуг, конфликты интересов. Против взяток действуют антикоррупционные законы. Но сила природной общительности настолько сильна, что она находит способ проникнуть в систему. Правила блокировки кумовства все еще достаточно сильны в США, чтобы не допустить явного фаворитизма и стать общей чертой в современной политике США, хотя интересно отметить, насколько сильно стремление создавать политические династии, вроде братьев Кеннеди, семейств Бушей и семейства Клинтонов.

Взаимный альтруизм свирепствует в Вашингтоне и является основным каналом, по которому заинтересованные группы преуспели в разлагающем влиянии на правительство. Заинтересованные группы способны влиять на членов Конгресса легально, просто сделав пожертвование без определенного ожидания возвращения милостей. Часто законодатель сам инициирует обмен подарками в пользу заинтересованной группы в надежде на то, что он получит какую-то выгоду после ухода с государственной службы. Взрыв лоббирования в Вашингтоне и рост групп интересов представляет удивительное зрелище в последние десятилетия. Например, в 1971 году в Вашингтоне действовало 175 зарегистрированных лоббистских фирм. Десятилетие спустя — примерно 2500. В 2009 году — 13 700.

Зачастую влияние групп интересов и лоббистов не стимулирует новую политику, но делает действующее законодательство гораздо хуже, чем оно могло бы быть. Законодательный процесс в Соединенных Штатах всегда был гораздо более фрагментирован, чем в странах с парламентскими системами и дисциплинированных партиями. Сумбур комитетов Конгресса с перекрытием взаимных юрисдикций часто приводит к нескольким и противоречащим друг другу мандатам. Этот децентрализованный законодательный процесс производит непоследовательные законы и практически приглашает участие групп интересов, которые, если и недостаточно сильны, чтобы сформировать общее законодательство, но могут, по крайней мере, защитить свои специфические интересы. Простые американцы выражают всеобщее презрение к влиянию групп интересов и денег на Конгресс. Опросы общественного мнения показывают, что доверие к Конгрессу упало до беспрецедентно низкого уровня, чуть выше однозначных цифр.

В современных Соединенных Штатах элиты говорят на языке свободы, но совершенно счастливы довольствоваться привилегиями. Экономист Олсон в своей работе заметил, что во времена мира и стабильности демократии имеют тенденцию к накоплению все большего числа групп интересов. Вместо того, чтобы создавать богатства экономической деятельностью, эти группы используют политическую систему для извлечения выгоды или ренты для себя. Эти ренты коллективно непродуктивны и дорогостоящи для общества в целом. Но широкая общественность была связана проблемой дефицита коллективных действий. В итоге негативные явления могут быть остановлены только большим шоком, таким как войны или революция.

По Мэдисону, какофония групп интересов коллективно будет взаимодействовать, чтобы производить общественный интерес так, как конкуренция на свободном рынке обеспечивает общественное благо через отдельных людей, действующих на основе их узких эгоистических интересов. Лови назвал это явление «группой интересов либерализма». Но не все группы одинаково способны к организации коллективных действий. Группы интересов, которые борются за внимание Конгресса США, представляют не весь американский народ, но наиболее организованные и (что часто сводится к тому же) наиболее богатые части американского общества. Это, как правило, работает против интересов неорганизованных, которые часто бедны, плохо образованы или иным образом маргинальны.

Политолог Моррис Фиорина представил существенные доказательства того, что американский «политический класс» является гораздо более поляризованным, чем сам американский народ. Политика определяется хорошо организованными активистами, будь то в партии и Конгрессе, средствах массовой информации или лоббистских группах интересов. Сумма действий этих групп активистов не дает компромиссную позицию, а приводит к поляризации и тупику в политике.

Блокирование решений. Фукуяма называет это явление подъемом «ветократии». Конституция США защищает свободу личности через сложную систему сдержек и противовесов, которые были специально разработаны основателями, чтобы ограничить власть государства. На практике в конституционной системе США полномочия не столько функционально разделены, сколько дублируется во всех отраслях, что приводит к периодическим узурпациям одной отрасли другой и конфликтам. Федерализм часто не делегирует определенные полномочия на соответствующий уровень управления, а, скорее, дублирует их на нескольких уровнях. При такой системе избыточной и не иерархической власти различные части правительства легко могут блокировать друг друга. В сочетании с общим расширением полномочий судов в политике и широким влиянием групп интересов, результатом становится несбалансированная форма правления, которая подрывает перспективы необходимых коллективных действий.

Эффективность консенсусного принятия решений быстро ухудшается, поскольку группы становятся большими и более разнообразными, и поэтому для большинства групп решения принимаются не на основе консенсуса, но с согласия некоторого подмножества населения. Чем меньше процент группы, необходимой для принятия решения, тем более легко и эффективно это можно сделать.

Политическая система США имеет гораздо больше сдержек и противовесов, или то, что политологи называют точек «вето», чем у других современных демократий. Это повышает издержки коллективных действий, а в некоторых случаях делает их невозможными вообще. В более ранние периоды истории США, когда одна или другая стороны были доминирующими, эта система служила средством умерить волю большинства и заставить его уделять больше внимания меньшинству.

В сравнении с американской системой Мэдисона, более равномерно сбалансированной и высоко конкурентной партийной системой представляется британская система демократии. Т. н. Вестминстерская система, которая развивалась в Англии в годы после Славной революции 1688 года, является одной из наиболее исполнительных в демократическом мире, так как в чистом виде она имеет очень мало точек вето. Традиция свободных СМИ в Соединенном Королевстве является еще одним важным неформальным средством контроля за исполнительной властью. В Вестминстерской системе имеется только одна всесильная законодательная палата. В Вестминстерской системе нет отдельного поста президента, нет сильной верхней палаты, нет писаной конституции, а поэтому нет судебного пересмотра, нет федерализма или передачи государственных полномочий населенным пунктам. В Великобритании мажоритарная избирательная система наряду с сильной партийной дисциплиной имеет тенденцию производить двухпартийную систему и сильное парламентское большинство. Прекращение прений у законодателей требует простого большинства членов парламента. Парламентское большинство выбирает правительство с сильной исполнительной властью, и, когда оно принимает законодательное решение, решение это вообще не может быть оспорено в судах. Именно поэтому британская система часто описывается как «демократическая диктатура». Но при концентрации полномочий Вестминстерская система, тем не менее, остается принципиально демократической, потому что, если избирателям не нравится правительство, они могут переизбрать его. Вотумом недоверия они могут сделать это немедленно, не дожидаясь конца срока. Это означает, что правительство более чувствительно к восприятию общей пользы, чем к потребностям конкретных групп интересов или системы лоббирования.

Различие систем Вестминстерской и Мэдисона очевидно, когда сравнивается достаточно простое процедурно принятие бюджета в Великобритании и долгое и мучительно трудное в США. Однако классической Вестминстерской системы больше не существует нигде в мире, в том числе в самой Великобритании, так как эта страна постепенно приняла систему сдержек и противовесов. Тем не менее, Соединенное Королевство по-прежнему имеет меньше точек вето, чем Соединенные Штаты. Германия, Нидерланды и скандинавские страны, в частности, были в состоянии поддерживать более высокий уровень доверия к правительству, что делает государственное управление менее состязательным, более согласованным и лучше адаптированным к изменяющимся условиям глобализации. Картина выглядит иначе для ЕС в целом. В последние десятилетия наблюдается значительное увеличение числа и изощренность лоббистских групп в Европе. Со сдвигом управления от национальных столиц в Брюссель европейская система в целом начинает напоминать то, что существует в Соединенных Штатах. Отдельные парламентские системы в Европе могут позволить себе меньшее количество точек вето, чем системы сдержек и противовесов США, но с добавлением большого европейского уровня в нее добавляется намного больше точек с правом вето. Рост ЕС также американизирует Европу относительно роли судебных органов. Новая структура европейской юриспруденции с ее многочисленными и перекрывающимися уровнями увеличила, а не уменьшила количество судебных вето в системе.

Решение современных общественных проблем требует здоровой хорошо функционирующей политической системы, которой у Соединенных Штатов в настоящее время нет. Некоторые страны Латинской Америки, скопировавшие президентскую систему в США в ХIХ веке, имеют схожие проблемы с затором принятия решений и политизированной администрацией.

Конгресс США ревностно охраняет свое право издавать законы. Несколько комитетов Конгресса зачастую производят повторение и дублирование или создается несколько агентств с аналогичными целями. Пентагон, например, работает под контролем 500 мандатов, за которые он обязан ежегодно отчитываться перед Конгрессом. Конгресс создал около 50 отдельных программ для переподготовки работников и 82 отдельных проекта по совершенствованию квалификации учителей. Финансовый сектор в США разделен между Федеральной резервной системой, Министерством финансов, Комиссией по ценным бумагам и биржам, Федеральной корпорацией страхования депозитов, Администрацией национального кредитного союза, Комиссией по торговле товарными фьючерсами, Федеральным агентством по финансированию жилья, а также множеством государственных генеральных прокуроров, которые решили взять на себя контроль за банковским сектором. Как ни странно, опросы общественного мнения показывают высокую степень доверия общества именно к тем учреждениям, таким, например, как НАСА, которые наименее подлежат немедленному демократическому надзору. Политическая система США представляет собой сложную картину, в которой система сдержек чрезмерно сдерживает процесс принятия решений.

Процесс и следствия политического распада. В условиях острой политической поляризации децентрализованная система США все меньше и меньше способна представлять интересы мажоритарных групп и дает чрезмерный перевес заинтересованным группам и активистам организаций, которые в своей совокупности не складываются в суверенный американский народ. Это не первый случай, когда политическая система США была поляризована и нерешительна. В середине ХIХ века она не могла решить вопрос о расширении рабства на новые территории, а в последние десятилетия ХIХ века не могла определить, что является приоритетом политики — аграрное или промышленное общества. Система Мэдисона сдержек и противовесов и партий с их клиентелой, управляющих политической системой, была достаточна для управления изолированной и в основном аграрной страной в ХIХ веке, но не теперь — глобализованной мировой державой.

Сегодня еще раз Соединенные Штаты попали в ловушку своих собственных политические институтов. Поскольку американцы не доверяют власти, они, как правило, не желают делегировать ей полномочия принимать решения, как это происходит в других демократических странах. Вместо этого, Конгресс предписывает сложные правила, которые уменьшают автономию правительства и ведут к медленному и дорогостоящему процессу принятия решений.

Правительство в заданных условиях не действует хорошо, что подтверждает отсутствие доверия к нему со стороны народа. Последний в этих условиях не хочет платить более высокие налоги, которые, как народ считает, власти впустую растратят. Но без соответствующих ресурсов правительство не может функционировать должным образом.

Два препятствия стоят на пути обращения вспять тенденции к распаду. Первое из них является вопросом политики. Многие политические деятели в Соединенных Штатах признают, что система не работает хорошо, но тем не менее, они имеют сильные интересы в сохранении текущего положения. Ни одна политическая партия не имеет стимула к отсечению себя от доступа к деньгам групп интересов, а группам интересов не нужна система, в которой деньги не будут покупать влияние.

Подобно тому, как это произошло в 1880-е годы, в США должна появиться коалиция реформ, объединяющая группы без доли участия их в нынешней системе. Но достижение коллективных действий среди таких групп очень трудно. Они нуждаются в руководстве и четкой программе. Ни того ни другого в настоящее время не наблюдается.

Вторая проблема кроется в мире идей. Традиционное американское решение восприятия правительственной дисфункции — попытаться расширить демократическое участие и прозрачность. Но большинство граждан не имеют ни времени, ни желания решать сложные вопросы государственной политики. Поэтому расширение участия просто проложит путь для хорошо организованных групп активистов, чтобы получить больше власти. Очевидное решение этой проблемы — было бы отказаться от некоторых из потенциальных демократизирующих реформ, но никто не решается представить, что страна нуждается в меньшем участии и прозрачности.

В результате развитие политической болезни страны и маловероятная перспектива конструктивных и постепенных реформ продлят процесс распада американской политической системы, который, вероятно, продолжится до тех пор, пока какой-нибудь внешний удар не вызовет в свет настоящую коалицию реформ и активизирует ее к действию.

(1) Джеймс Мэдисон (1751—1836) — американский государственный деятель, четвертый президент США, один из ключевых авторов Конституции США и Билля о правах.

Постоянный адрес новости: eadaily.com/ru/news/2016/12/12/frensis-fukuyama-amerika-v-upadke-istochniki-politicheskoy-disfunkcii
Опубликовано 12 декабря 2016 в 13:06
Все новости

18.03.2024

Загрузить ещё
Актуальные сюжеты