Белорусский «западнорусизм»: история и современность

В последнее время ряд национально «свядомых» белорусских СМИ, как радикальных, так и консервативных, начали выступать с тревожными заявлениями о том, что в общественно-политической и научной жизни «незалежнай» Беларуси появился опасный идейный и политический враг, именуемый «западнорусизмом». Судя по частоте упоминаний о надвигающейся опасности и алармистской риторике, характерной для «свядомых» историков и публицистов, декларируемая угроза представляется столь грозной для устоев белорусской государственности, что требует немедленной мобилизации лучших интеллектуальных и творческих сил страны, способных дать достойный отпор появившемуся внутреннему врагу. В качестве отпора от призываемых творцов требуется создание общевдохновляющего идеологического продукта, то есть «белорусской национальной идеи».

Этот соборно замышляемый духоподъемный опус призван стать убедительным опровержением зловредной «идеологии западнорусизма», которая покушается якобы на святая святых лучезарного «незалежного» бытия — национальную идентичность белорусов. Для того, чтобы по достоинству оценить реакцию не на шутку встревоженных пламенных борцов за светлое националистическое будущее, стоит, очевидно, привести ряд пространных цитат, рельефно рисующих демонический образ их давнего идейного врага, внезапно восставшего из исторического небытия к вящему ужасу белорусского национализма.

Вот, например, что пишет о «западнорусизме» национально «свядомый» историк И. Мельников: «Деятельность западнорусов в Белоруссии — это хорошо спланированная акция, направленная против всего белорусского. Основная задача всех этих „публицистов“, „политологов“ и „историков“ — ввести в сознание наших соотечественников русские ценности и ликвидировать их национальное самосознание. Это, в свою очередь, может привести к размыванию белорусского этноса и окончательной утрате национальных особенностей нашего народа».

В тон этому неуемному борцу с «русскими ценностями» вещает великовозрастный «литвин» П. Бич, выражающий взгляды новой популяции белорусских националистов: «Идеологи западнорусизма изначально отрицают нашу нацию, считают ее русской (немного подпорченной польским влиянием), утверждают безусловное превосходство русской культуры над литвинской (беларусской). Они также заявляют, что русские национальные обычаи, русский характер и русский образ жизни являются образцовыми для нашего народа. Идеи и концепции западнорусизма проникли в сознание беларусов гораздо глубже, чем обычно думают. Даже самые передовые национально настроенные писатели, поэты, историки все еще стесняются называть русским все темное, что приходит к нам из России».

Еще одна популяция борцов за «суверенную Беларусь», доморощенные «социальные консерваторы», (есть, оказывается, в Белоруссии и такие персонажи!) вещают в такт радикальным националистам с не меньшим разоблачительным пылом. Так, некий Петр Петровский, заявляя о своей беззаветной «преданности собственной нации», объявляет «западнорусизм» «экстремистской идеологией в руках провокаторов».

В связи с этим невольно возникает вопрос, почему феномен «западнорусизма», вызывавший ранее редкий интерес советских и белорусских историков, стал вдруг предметом, вызывающим нешуточные политические страсти с явным обвинительным уклоном? Поэтому и представляется необходимым объяснить, в самом кратком изложении, что же представляет собой «западнорусизм» в его историческом и современном измерении. Однако, прежде чем приступить к разъяснению, следует определиться с терминологией.

К глубокому прискорбию современной белорусской историографии, нужно указать на одно важное обстоятельство. Увы, но термин «западнорусизм» не относится к категории научных понятий. В действительности «западнорусизм» — не что иное, как политический ярлык, которым белорусский националист А. Цвикевич в конце 20-х гг. прошлого века обозначил идеи и практику своих политических противников из лагеря сторонников общерусского единства. К этому лагерю принадлежала практически вся православная интеллектуальная элита дореволюционной Белоруссии и Литвы. Среди наиболее известных представителей этой элиты следует назвать М. Кояловича, П. Жуковича И. Спрогиса, Кс. Говорского, С. Шолковича, Е. Романова, И. Носовича, Е. Карского и др.

С помощью введенной политической маркировки Цвикевич публично доносил бдительным органам Советской власти, что западнорусы, то есть белорусы, обладающие русским самосознанием, подлинными белорусами не являются. Более того, русское самосознание делает их внутренними врагами «белорусской нации», а следовательно, и советской власти, которая начала конструировать эту нацию с помощью тотальной белорусизации. Уже тогда в нарождавшемся дискурсе белорусского национализма, пригретого коммунистическим режимом, русские (великороссы) представали как принципиально чужие в историческом, этническом и культурном отношении.

Поэтому русское самосознание православных белорусов и местной интеллигенции воспринималось националистами как нечто чуждое, враждебное, пришедшее извне, от имперских русификаторов и их Православной церкви. Но более опасной для националистов представлялась местная интеллигенция и православное духовенство, которые хранили убеждения о едином русском народе, состоящем из белорусов, великороссов и малороссов. Этих многочисленных внутренних противников маргинального белорусского национализма и нужно было представить как проводников веры, идей, ценностей и культуры чужого белорусам русского народа. То есть совершить идеологический подлог. Этноним «западнорусский», производный от географических названий Западная Русь, Западная Россия, которые употреблялись в православной церковной публицистике и в историографии, был не только искусственно противопоставлен этнониму «белорусский», но и наделен негативной идейной коннотацией.

Поэтому и понадобилась маркировка, призванная отделить национально безупречных, но наивных овец, от интеллектуально доминировавших козлищ, на которых взвалили выдуманные русификаторские грехи Российской империи. Теперь становится понятным, почему термин «западнорусизм», введенный в конце 20-х годов, стал важным элементом современного националистического дискурса, который активно используется для формирования образа внутреннего врага «суверенной Беларуси».

Однако явление, идеологическую интерпретацию которого пытался осуществить А. Цвикевич, носит куда более масштабный и глубокий характер, нежели это представлялось раннему националистическому воображению. Речь идет о феномене местного русского самосознания, которое прошло долгий исторический путь от эпохи Средневековья до новейшего времени, формируясь под воздействием многих факторов, из которых главным являлось православие. В соответствии с традициями историографической школы М.О. Кояловича такой тип окраинного русского самосознания, в противовес националистической историографии, принято называть западнорусским. С точки зрения этой же историографической школы этноним «белорусский» правомерно применять в качестве синонима для этнонима «русский», чем мы и воспользуемся в этой статье.

Теперь немного предыстории. Уже в период существования древнерусской народности начала формироваться прочная связь между русской этничностью и конфессиональной принадлежностью православного населения, жившего на западе Древней Руси. С начала польско-католического проникновения на территорию Великого княжества Литовского эта традиционная связь начала усиливаться и приобретать конкретные формы. Русскими себя считали и православная элита, и православный простой народ. По мере расширения польско-католической экспансии местная русская элита (магнаты и шляхта) переходила в католичество и принимала польскую культуру, меняя тем самым свою русскую идентичность на более престижную польскую. Православие оставалось уделом социальных низов.

В свою очередь, Брестский собор 1596 г., принявший унию с Римом, поставил Православную церковь в положение гонимой. В этих трудных условиях борьба, которую вели православные в защиту Православной церкви, была связана с защитой своей русской идентичности. Около двух столетий Православная церковь в Речи Посполитой, теснимая государством и Католической церковью, оставалась единственной опорой русского самосознания низших социальных слоев местного общества. Тогда же и начал формироваться один из уровней самоидентификации населения, в котором конфессиональная принадлежность определяла этничность: православный — значит, русский; католик — значит, поляк. В основе такой самоидентификации лежал этнический характер противоборствующих христианских Церквей: православие — русская вера, католичество — польская вера.

Воссоединение западнорусских земель с Российской империей в 1772—1795 гг. и упразднение унии на Полоцком соборе 1839 г. позволили приостановить процессы окатоличивания и ополячения низших слоев белорусского населения. После упразднения унии митрополит Иосиф Семашко, вернувший в лоно Православной церкви полтора миллиона белорусских униатов, становится ключевой фигурой в истории православного народа Литвы и Белоруссии. Западнорусское самосознание в этот период определяется конфессиональной принадлежностью, а главным носителем этого самосознания являлось православное духовенство, и сам период в его истории можно определить как конфессиональный.

Важным этапом в истории западнорусского самосознания стало польское восстание 1863 г. Польская радикально настроенная дворянская элита, поддерживаемая ксендзами, подняла вооруженный мятеж против российского правительства. Целью мятежников было воссоздание независимой Польши в границах 1772 г. На деле это означало отторжение от России территорий Литвы, Белоруссии, а также части Малороссии и присоединение этих земель к независимой Польше.

Ответом православного населения на вызов польского сепаратизма стало явление массового российского патриотизма, который приобрел окраинную, западнорусскую специфику. К общероссийским мотивациям защиты Царя и Отечества прибавились мотивации региональные, связанные с ценностями интеграционного характера: единство Российского государства, единство Православной Церкви, единство русского народа. В связи с угрозой отторжения западных окраин от России и опасностью восстановления унии духовенство и православное население в многочисленных обращениях к Царю Освободителю Александру II заявляло о своей местной русской идентичности как о составной части идентичности общерусской.

В свою очередь, выдающиеся русские публицисты и ученые — М. О. Коялович, М.Н. Катков, А.Ф. Гильфердинг, И.С. Аксаков писали о солидарности с белорусским народом, как народом русским, который стал объектом угнетения со стороны польско-католической элиты. В этот период в роли регионального освободителя белорусов от панско-шляхетского гнета выступила исполинская фигура виленского генерал-губернатора Михаила Николаевича Муравьева. Обширная реформаторская деятельность М.Н. Муравьева, направленная на защиту интересов православия и бывших крепостных крестьян, снискала ему общероссийскую известность и глубокую признательность местного белорусского населения.

В результате в истории западнорусского самосознания сложилась уникальная ситуация, когда массовое проявление этнической солидарности с белорусами со стороны российского общества и российской государственной власти стало катализатором для подъема патриотизма и общерусского национального сознания середины 60-х годов XIX.

В пореформенные десятилетия в противовес польской интеллигенции сформировалась западнорусская православная интеллигенция. Появилась целая плеяда известных ученых, историков, этнографов и филологов, которые изучали историю, традиции, обычаи и наречия белорусов, которые вместе с великороссами и малороссами составляли единый русский народ. Представители этой замечательной плеяды создали основополагающие труды по истории Белоруссии и Литвы, истории Православной церкви, краеведению и этнографии. В указанный период западнорусское самосознание приобретает черты академической науки. Данный этап в истории западнорусского самосознания можно определить как научный, образовательный, просвещенческий. Этим новым тенденциям в развитии местного русского самосознания способствовала Православная церковь с помощью системы семинарий, духовных училищ, церковноприходских школ и православных братств.

После 1905 г. западнорусское самосознание выходит за рамки академические, церковные и этнические и превращается в идейный концепт сторонников консервативных политических партий, монархических и патриотических организаций. Эти новые политические силы и поддерживавший их электорат выступали в защиту монархии, общерусского единства, интересов местного русского населения и Православной церкви. Соперниками их были польские и левые политические партии. Этот этап в истории западнорусского самосознания следует определить как идеологический и общественно-политический.

Русское движение на западных окраинах империи стало заметным явлением российской жизни перед первой Мировой войной. Об этом свидетельствуют известные слова великого реформатора П. А. Столыпина: «Твердо верю, что свет русской национальной идеи, затеплившийся на русском западе, не погаснет, но скоро озарит всю Россию».

Из этого краткого экскурса в историю предмета видно, что западнорусское самосознание на протяжении длительного исторического периода и в различных своих проявлениях предстает перед нами как явление органическое, глубинное, традиционное и вместе с тем развивающееся и динамичное.

После революции 1905 года на политическую и идейную авансцену выходит маргинальный белорусский национализм, который ставил своей целью «отщепление от общерусского ствола его белорусской ветви и создания из нее особой белорусской нации». Идеи белорусского национализма были привнесены в ряды немногочисленной прокатолической интеллигенции из польской социалистической партии (PPS). Заимствованные, привнесенные извне идеи национализма давали основания современникам сделать вывод о том, что «белорусский сепаратизм почти во всех деталях своих скопирован с галицкого „украинского“ сепаратизма. Идейная связь его с сепаратизмом „украинским“ настолько близка, что у постороннего наблюдателя не остается никакого сомнения, что оба они родились из одного источника».

Маргинальный характер белорусского национализма, отторгаемого населением на массовом уровне, заставлял его постоянно искать государственного покровительства извне, у врагов России и Советского Союза. Сначала у кайзеровской Германии, а затем — у немецкого нацизма. В 20-е и в начале 30-х годов у белорусских националистов был недолгий роман с белорусскими большевиками, которым они деятельно помогали проводить белорусизацию образования, культуры и делопроизводства, изгоняя русский язык из традиционных сфер его функционирования.

К началу существования независимой Белоруссии западнорусское наследие пребывало в глубинах общественного подсознания. Это неудивительно, так как врагом западнорусского самосознания на протяжении нескольких десятилетий являлось Советское государство с его мощной системой идеологического и политического диктата. Тогда усилиями ряда историков и были вызваны из принудительного забвения имена творцов западнорусского самосознания, начался процесс публикации их работ, которые много лет находились под запретом. К большому огорчению белорусских националистов идеи и труды представителей западнорусской историографии оказались востребованными, получили определенный общественный резонанс.

Скрытые в глубине общественного подсознания идеи общерусского единства вышли наружу благодаря трудам западнорусских историков и публицистов, как дореволюционных, так и современных. Западнорусское самосознание в постсоветской Белоруссии из феномена историографического вновь превратилось в явление идейно и социально значимое. И в наши дни оно становится все более привлекательным для тех слоев общества, которые либо сознательно, либо интуитивно не приемлют русофобию и белорусский национализм. То проявление злобы и ненависти, характерное для врагов западнорусского самосознания, о котором мы писали в начале статьи, является очевидным подтверждением силы, влияния и органичности идей общерусского единства в современном белорусском обществе.

Александр Бендин, доктор исторических наук (Белоруссия).