Январь 1991 года. Время мужества Южной Осетии

6 января 1991 года было воскресенье. Строго говоря, в Южной Осетии этот день еще не принято было называть Рождественским сочельником, хотя именно с этого года в СССР Рождество Христово официально стало праздничным выходным днем. У осетин 7 января ожидался Цыппурс, его отмечали как поминальный день в семьях, в которых были недавно ушедшие в мир иной близкие. Большей частью советский народ смутно ориентировался в христианских праздниках, за исключением, конечно, грузин, для которых вечер 6 января был особенно святым, православная традиция непосредственно в Грузии не прекращалась даже в самые атеистические годы. Но это не повлияло на решение отправить вооруженные подразделения в Южную Осетию с формальной целью «установления порядка» в автономии, где, как звучало на митингах в грузинских городах, «сепаратизм поднял голову».

Это была ложь, потому что сепаратизм означает отделение части территории от государства, тогда как Южная Осетия была частью единственного государства — Советского Союза и подчинялась его Конституции. Грузия же на момент начала войны не была государством, она все еще была Грузинской ССР, самопровозгласившей себя в 1990 году «Республикой Грузия». Новые грузинские власти во главе с Гамсахурдиа отказались принять участие в проведении референдума о сохранении СССР, запланированного союзными властями на март 1991 года. Таким образом, на самом деле это был чистейшей воды грузинский сепаратизм. К сожалению, реакция на эти вольности у советского руководства с развившимся у него «комплексом 9 апреля» была трагически неадекватной и формальной: пусть Грузия сама разберется на месте со своими проблемами. Так что антиосетинская кампания набирала обороты.

Весь 1990 год прошел в русле последствий 23 ноября 1989 года. Неудачный поход на Цхинвал в определенной степени подорвал доверие грузин к националистам, им пришлось удвоить усилия, чтобы удержать наживку для населения в виде тезиса о «неблагодарных гостях на грузинской земле». Семена осетинофобии падали на благодатную почву, грандиозная мистификация истории находила отклик уже в самых образованных умах республики. Грузинские общественные движения националистического толка работали над созданием устойчивого образа врага в лице осетин, диктовали руководству приоритетные задачи и цели, главными среди которых были изгнание осетин, закрытие Рукского тоннеля и упразднение автономной области, для чего постепенно готовилась юридическая база. В Тбилиси было решено районы Южной Осетии преобразовать в префектуры и назначить в них префектов, как теперь принято было во всех грузинских регионах. Данное решение оставалось лишь оформить законодательно, что и произошло 11 декабря, но уже вслед за состоявшимися выборами в Верховный совет Юго-Осетинской Советской Демократической Республики.

Для того чтобы придать законченный вид своему якобы законному решению, грузинским властям нужен был повод к введению чрезвычайного положения, какая-нибудь драка, желательно со стрельбой в милиционеров. Провокация, подготовленная грузинскими силовиками, закончилась гибелью офицера осетинской милиции С. Цховребова и двух вооруженных автоматами телохранителей З. Гамсахурдиа. Еще двое из них получили ранения. Чрезвычайное положение и комендантский час были введены тбилисскими властями незамедлительно, советским руководством из Тбилиси была переброшена оперативная группа ВВ МВД СССР во главе с генералом Г. Малюшкиным, в городе также объявился «комендант» — генерал Г. Кванталиани.

Чем в это время, судьбоносное для осетинской автономии далеко на юге большой страны, занималось руководство СССР? Это было время, когда спокойствие и стабильность были аномалией для советских республик, страна трещала по швам, начатая «прогрессивным генсеком Горбачевым» перестройка нуждалась в поддержке масс для осуществления масштабных демократических преобразований, но санкционированная для этой цели свобода слова привела совсем к другим результатам. Новые национальные лидеры, реализуя свою центробежную политику, использовали упавшие в руки возможности для создания будущих независимых государств, не сильно беспокоясь о судьбах этнических меньшинств в рамках автономных образований, защищенных Конституцией СССР. Перестройка рушила республики, где — затяжными многолетними межэтническими конфликтами, где — митингами с кровопролитными столкновениями. Национально-освободительные идеи очень быстро стали вытесняться радикальным национализмом. В течение 1990 года советское руководство пыталось урегулировать силами Внутренних войск МВД СССР возникавшие один за другим очаги конфликтов: армяно-азербайджанский конфликт, перешедший в многолетнюю кровопролитную войну за Нагорный Карабах; Ошская резня между киргизами и узбеками на юге Киргизии; массовые беспорядки в Душанбе, начавшиеся на межнациональной почве, в ходе которых военнослужащим МВД СССР был дан приказ открывать огонь на поражение; декларации о независимости стран Прибалтики, где ситуация накалилась до предела и в январе 1991 года привела к человеческим жертвам при массовых беспорядках в Вильнюсе; столкновение жителей приднестровского города Дубоссары с кишиневской милицией, переросшее в вооруженный конфликт с многочисленными жертвами. В 1990—1991 годах в Советском Союзе появилось целых 16 президентов — по одному в каждой республике плюс президент СССР М. Горбачев.

Очевидно, что ситуация в Южной Осетии казалась не первоочередной проблемой в таких условиях, поэтому президиум Верховного Совета СССР дал закономерно дежурный ответ на информацию о происходящих здесь событиях: Грузии указали на «грубое нарушение порядка решения вопросов об изменении статуса автономных образований», а Южную Осетию призвали отменить «свои антиконституционные решения». В коллизии союзного и республиканского законов Южная Осетия избрала единственно возможный путь: отменила на своей территории действие законов Грузии, противоречащих Конституции СССР.

Провокации не прекращались, вооруженные грузинские экстремисты захватывали и пытали людей, перекрывали дорогу, в отчаянном положении оказались этнические осетины — жители так называемых грузинских анклавов. Приближался новый год, смутный и неопределенный, одни надеялись на лучшее будущее, другие точно знали, что надо готовиться к худшему и всеми силами пытались раздобыть оружие, пока наивные законопослушные граждане писали плакаты: «Горбачев, не предавай народ, который за Союз!». Часть городских грузин покинула Цхинвал накануне войны, зная о готовящемся наступлении, многие даже уволились с работы, забрав свои трудовые книжки. Некоторые из них честно предупредили своих соседей о предстоящем вторжении, а многие остались и не воевали ни против своих, ни против осетин. Все же поверить, что настоящая война возможна, были готовы далеко не все, постоянно остро обсуждался вопрос: «Войдут ли грузины?». «Входить» — это непрофессиональный подстрочный аналог осетинского глагола «вторгаться», «нападать». Именно так и случилось — «гуырдзы ӕрбацыдысты». Потому что им никто не помешал войти.

5 января 1991 года Кремль санкционировал ввод в Цхинвал трех тысяч грузинских милиционеров. Решение принял министр МВД Б. Пуго по согласованию с М. Горбачевым. В ночь с 5 на 6 января генерал Г. Малюшкин дал приказ отвести подразделения внутренних войск и открыть дорогу на Цхинвал. Вместе с милицейскими подразделениями в город вошло такое же число срочно освобожденных из тюрем вооруженных уголовников. В анклавах были выставлены посты с вооруженными местными экстремистами, которым милиция не мешала бесчинствовать. Как выглядит колонна, входящая в город со стороны Грузии, здесь помнили с 23 ноября 1989 года, поэтому, когда в классические 4 часа утра 6 января в город по той же дороге потянулось некое подобие «огненного червя» из фильма «Тринадцатый воин», сомнений уже не было.

Через пару часов подразделения МВД Грузии уже заняли перекрестки центральных улиц Цхинвала, перегородив их автобусами, «милиционеры» — в основном разношерстный контингент, невпопад одетый в униформу с бронежилетами и в касках, — держали на поводках служебных овчарок, лай собак заглушал все остальные звуки. Горожане небольшими группами обходили посты, пытаясь выяснить, что все это значит, подходили к милиционерам, расспрашивали. Не было даже подобия страха, скорее — изумление, что можно вот так зайти тысячами в чужой город, да вы что, серьезно? Сразу два «Икаруса» перекрыли перекресток улиц Исака Харебова и Ленина, собаки надрывались в толпе. В какой-то момент со стороны жилого дома к группе милиционеров уверенными шагами направилась пожилая красивая женщина в накинутом на плечи пальто. Весь вид ее внушал такое уважение, что мне, стоявшей в самом эпицентре, на какой-то миг показалось, что сапоги на ней были военные, а на плечи было накинуто не пальто, а китель с погонами и даже несколькими наградами. Это была Любовь Николаевна Нарикаева, ветеран Великой Отечественной войны, необыкновенный человек, известный всему городу. Милиционеры невольно поджались друг к другу и вытянулись в струнку. «Кто здесь главный?» — спросила Любовь Николаевна. «Я Вас слушаю», — сказал один из более смелых милиционеров. «Нет, это я вас слушаю. Доложите, что здесь происходит! Кто вы такие?» Те отвечали быстро и вежливо, оправдывались, что не совсем владеют информацией, что большинство из них перекинули сюда из Западной Грузии и пока единственным распоряжением для них было следить за порядком. Смущенные милиционеры не могли ответить на вопрос ветерана, как долго они собираются нарушать здесь порядок. Никто не знал, как долго, было самое утро, ничего пугающего, кроме одиночных выстрелов в воздух, пока не происходило, но надо было посмотреть, что делается на других улицах. Подруга неуверенно пригласила нас на день рождения: «Если к вечеру это все закончится, приходите, я столько всего приготовила!»

Было совершенно неясно, кто должен урегулировать ситуацию, если только что избранный Верховный совет ЮОСДР считался грузинскими властями вне закона, его лидеров могли арестовать, коммунистическая партия была к тому времени номинальной силой как в Южной Осетии, так и в Грузии, а Внутренние войска МВД СССР по приказу Горбачева только что предали «народ, который за Союз». И тогда молодежь взяла дело защиты Родины в свои руки. Было несколько групп защитников, которые сформировались в дни ноябрьских событий 1989 года, они собирались, держали связь с руководством Верховного совета, координировали действия. Другие группы формировались стихийно в течение дня по улицам, микрорайонам, общими усилиями старались оттеснить грузинские посты подальше, занять более выгодные позиции.

Днем вооруженные уголовники захватили 16 совсем молодых парней, которые пытались оказать им сопротивление в толпе. Автобус с заложниками стоял на перекрестке улиц Октябрьской и Исака Харебова. Услышав эту весть, люди стихийно стали двигаться туда, собралась огромная толпа, с одной стороны вооруженные автоматами бандиты, стоявшие полукругом перед автобусом, никто из них не был в милицейской форме, никто не говорил по-русски, с другой — горожане, эмоционально требовавшие отпустить ребят. Стали звать кого-нибудь, кто говорит по-грузински, и я начала проталкиваться в толпе ближе к месту противостояния. Но не успела перевести ни слова, потому что в этот момент человек, стоявший напротив меня, поднял автомат и пустил очередь поверх голов. Люди бросились врассыпную, заскакивали во дворы через открытые ворота, но убегали недалеко, снова потихоньку подбираясь к бандитам. Никто не верил, что могут убить вот так среди людей, даже как-то было стыдно убегать. Со стороны горожан снова раздались требования отпустить заложников, запаниковавшие бандиты время от времени стреляли в воздух, а потом один из них выстрелил прямо и ранил молодого человека, стоявшего напротив. Люди подбежали к нему, стали оттаскивать в сторону, кровь стекала из рукава куртки на снег. И тут наступила тишина, в которой буквально витала мысль о войне, о перейденном Рубиконе, о том, осталась ли больница в зоне доступа, и о тактике действий в городе, где знаешь каждый камень. От стоявшей молча безоружной толпы отделилась фигура женщины, она в отчаянии шла прямо в сторону вооруженных грузинских бандитов и выкрикивала: «Стреляйте в меня, давайте! Вы преступники, мы не боимся вас, это наша земля, никто здесь не боится вас, будьте вы прокляты!» Это была депутат ВС Роза Валиева, ее эмоциональный выход на некоторое время дезориентировал захватчиков, и в этот момент сотрудники Цхинвальского ГОВД попытались отбить автобус с заложниками, помешать расправе, но бандиты открыли стрельбу в упор, в результате которой был убит милиционер Григорий Кочиев, ставший первой жертвой войны.

За то время, пока скорая подъехала и вывезла погибшего Кочиева, мужчины успели подтащить и поставить поперек улицы троллейбус, соорудив баррикаду. Такие же заслоны стали создаваться по всему городу, спешно где-то брались мешки с песком, бетонные плиты. Обезумевшие от страха грузинские милиционеры открывали беспорядочную стрельбу по заслонам. «Блюстители порядка» бежали вверх по улице Сталина к своему «Икарусу» на перекрестке с улицей Исака Харебова, они махали руками водителю, который уже завел автобус, кричали, чтобы он не бросал их. Большинство сотрудников грузинских правоохранительных органов не были готовы ни морально, ни физически к тому, с чем они столкнулись на улицах Цхинвала, и всеми возможными способами стремились покинуть город. Это был неплохой способ заполучить их автоматы.

В Цхинвале на весь период войны оставались жить 719 грузин. Они не воевали, но могли прятать у себя прибывших экстремистов, которые обустраивали на крышах снайперские точки, поэтому открыто ходить по городу становилось опасно. В захваченной зоне — центре города — экстремисты устраивали погромы, грабили дома, магазины, банк, учреждения, оскверняли памятники, превращали учреждения культуры в отхожие места. В здании тогдашнего УВД грузины создали штаб, где находились руководители зон ответственности МВД Грузии и комендант Цхинвала Кванталиани. Выбираться за пределы своих укрепленных участков экстремисты опасались, сосредоточившись на круглосуточных перестрелках с линией обороны защитников города и захвате в заложники горожан, которые все же вынуждены были передвигаться по городу. Штаб обороны Южной Осетии располагался в здании горисполкома, там постоянно находились Торез Кулумбегов, Алан Чочиев, другие руководители Южной Осетии, туда приходили командиры групп самообороны, к этому же зданию на грузовых машинах прибывали беженцы из осетинских сел, оказавшихся в зоне контроля грузинских сил. В домашней одежде и обуви, с детьми на руках, они проходили в кабинеты на первом этаже, где их регистрировали, после чего их забирали родственники.

Война с первых дней необычайно сплотила жителей Цхинвала, в селах также создавались группы самообороны и даже конные отряды, между собой в шутку называвшиеся «кавалерией Иссы Плиева». В ход шли охотничье оружие, «коктейли Молотова», дедовские наградные пистолеты, переделанные учебные автоматы из кабинетов НВП, огнестрельное оружие и гранаты, ловко отбиравшиеся у захватчиков. Все принимали участие в защите родной земли, шел сбор средств на оружие, многие отдавали свои личные автомобили защитникам, хотя, что скрывать, экспроприировался и служебный транспорт. В Южную Осетию вернулись мужчины, благополучно обустроившие свою жизнь в других советских республиках, и встали в ряды защитников, осетинские общества в Москве, Петербурге и многих других российских городах собирали и отправляли в Цхинвал гуманитарную помощь.

Черный январь 1991 года принес много жертв, которых уже не забудут участники и свидетели тех событий, потому что это были первые погибшие, их хоронили во дворе школы № 5, о них слагали стихи, их портреты долго висели на окнах учебных классов. И все же это было время мужества осетинского народа, единства и взаимной поддержки. Уверенность грузинских так называемых правоохранителей таяла прямо пропорционально росту боевого духа защитников Южной Осетии. И вскоре захватчикам пришлось покинуть Цхинвал…

До конца войны оставалось еще много лет, много лишений и потерь, если считать все перманентные акты вооруженной агрессии против Южной Осетии со стороны Грузии. Но 6 января 1991 года стало окончательно ясно, что пути назад нет и только борьба за независимость может привести Южную Осетию к полной Победе.