«От любви до ненависти»: американо-иранские отношения на современном этапе

Официальные дипотношения между США и Персией (с 1935 года — Иран) были установлены в 1883 году. Интенсификация отношений между двумя странами пришлась на Вторую мировую войну, когда США нарастили влияние в Иране в рамках ленд-лиза. С началом холодной войны Тегеран стал одним из ближайших союзников Вашингтона в противодействии СССР, получив кредиты и военных советников.

В 1953 году США поддержали переворот против премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка. Режим шаха Мохаммеда Резы Пехлеви являлся одним из столпов американской стратегии в зоне Залива, играя роль регионального жандарма. США являлись ключевым поставщиком вооружений, закрывая глаза на действия печально известной службы САВАК, а также поддерживали «белую революцию» Пехлеви и развивали ядерную программу Ирана в рамках программы «Атомы во имя мира».

Однако в результате Исламской революции 1979 года аятоллы Рухоллы Хомейни, которая имела явную антиамериканскую и антизападную направленность, а также взятия в заложники сотрудников американского посольства в 1980 году США и Иран стали антагонистами. Между ними отсутствуют дипломатические и консульские отношения.

Острое ухудшение американо-иранских отношений пришлось на эпоху Джорджа Буша — младшего, на политику которого активно влияли так называемые неоконы (неоконсерваторы). В результате в 2002 году Вашингтон официально причислил Тегеран к «оси зла» наряду с Ираком и КНДР, что было негативно воспринято иранским руководством.

Подобная антагонизация отношений и открытая конфронтация привели к победе на президентских выборах в Исламской Республике Махмуда Ахмадинежада. Ахмадинежад радикализировал риторику по отношению к США, а также отрицал право Израиля на существование и исторический факт Холокоста, что привело к ужесточению санкционного режима против Ирана.

Более того, администрация Буша-младшего готовила планы прямого военного удара по Ирану в контексте развития ядерной программы Тегерана, ставшего достоянием общественности в 2002 году. С того времени, как отмечает нынешний директор ЦРУ Билл Бёрнс, в рамках американского внешнеполитического лексикона Иран стал синонимом «проблемы» и «провала». Фактически все американские президенты с 1979 года использовали нарратив о том, что Тегеран является реальной угрозой национальной безопасности Соединенных Штатов.

К «линиям разлома» в отношениях между США и ИРИ относились ядерная программа Тегерана с перспективой получения ядерного оружия, что нарушило бы режим ДНЯО, региональная политика Исламской Республики в отношении Израиля (поддержка ХАМАС и «Хезболлы») и аравийских монархий, а также выстраивание так называемого шиитского полумесяца в составе Ирака, Сирии, юга Ливана и Йемена.

Вплоть до прихода к власти Барака Обамы все администрации США лишь ужесточали санкции против Ирана в попытках добиться смены режима аятолл. Тегеран обвинял Вашингтон во внутренней дестабилизации и вмешательстве во внутренние дела, политике потворства Израилю, а также наличия военных баз в Персидском заливе, которые воспринимаются иранскими властями как плацдармы против ИРИ.

Открытие диалога с Ираном стало одним из достижений внешней политики администрации Обамы. При этом, как отмечает Бёрнс, в США признавали, что Тегеран являлся «серьезным региональным игроком», однако враждебное отношение к Вашингтону и недоверие к нему выступало в роли ключевого «организующего принципа режима» аятоллы Хаменеи.

В данном контексте важным сигналом стало поздравление Обамы с Новрузом, когда американский президент де-факто заявил об отказе от политики смены правящего режима. Важными причинами смены американской стратегии по отношению к Ирану стали события «арабской весны», в ходе которой Тегеран лишь нарастил свое влияние в ряде арабских стран (Сирии, Йемене, Ливане, Ираке), а также активное развитие ядерной программы страны, которая в Израиле воспринималась как «экзистенциальная угроза» наряду с поддержкой ХАМАС и «Хезболлы».

Пришедший к власти в Иране в 2013 году Хасан Роухани, а также министр иностранных дел Мохаммед Джавад Зариф, ориентировавшийся преимущественно на Запад, стремились добиться снятия санкционного режима. Обама решил пойти на секретные переговоры с Тегераном в Омане при посредничестве султана Кабуса с целью заключения соглашения по ограничению ядерной программы Ирана.

В то же время Вашингтон подвергался давлению со стороны Саудовской Аравии и Израиля, чей премьер-министр Биньямин Нетаньяху настаивал на военной операции, в которой Штаты не видели какого-либо смысла. Особо активно идею прямых секретных переговоров с Ираном наряду с платформой «5 + 1» продвигал и госсекретарь Джон Керри. В результате напряженных дипломатических усилий в 2015 году стороны смогли достичь ядерной сделки — СВПД.

Однако приход к власти Дональда Трампа вновь вверг американо-иранские отношения в хаос. В концепции национальной безопасности США 2017 года Иран наряду с Россией и КНР был причислен к «ревизионистским державам», целью которых является разрушение мирового порядка во главе с США. Трамп открыто характеризовал Иран как «террористическое государство № 1», которое «не уважает Штаты».

Вице-президент Майк Пенс указал на деструктивные шаги Тегерана по спонсированию терроризма, имея в виду ХАМАС и «Хезболлу». Еще в ходе предвыборной кампании Трамп называл СВПД «убогой сделкой», которая представляет угрозу интересам США и их союзников, в первую очередь Израиля. Как известно, администрация Трампа стала наиболее произраильской в истории, что имело решающее значение для собственно американо-иранских отношений.

Политика Вашингтона при Трампе сводилась к 3 пунктам: противодействию активности Ирана в регионе совместно с союзниками (аравийскими монархиями и Тель-Авивом), введению дополнительных «разрушительных» санкций против Тегерана, противодействию развитию ядерной программы и баллистических ракет. Закономерным результатом стал выход США из СВПД в 2018 году, что активно критиковалось Москвой, Пекином и европейскими союзниками Вашингтона.

Более того, США ввели санкции против высшего руководства страны, в том числе аятоллы Хаменеи, а также признали КСИР «террористической организацией». Апофеозом ухудшения американо-иранских отношений стала операция по ликвидации главы элитного отряда «Кодс» генерала Касема Сулеймани в Ираке в 2020 году. Аятолла Хаменеи квалифицировал действия США как «акт международного терроризма», пообещав отомстить за генерала. Однако подобная стратегия Трампа привела к обратному эффекту — к сопротивлению Тегерана. При этом приход в 2021 году к власти Ибрахима Раиси привел к тому, что элиты и население стали больше сплачиваться в условиях внешнего давления.

Администрация Джо Байдена декларировала необходимость возвращения к ядерной сделке. Билл Бёрнс и Джейк Салливан отмечали, что политика Вашингтона в отношении Тегерана и выход из СВПД всё больше «превращают США… в дипломатического отщепенца». Запуск переговорного процесса в Вене и Дохе при посредничестве европейских стран и Катара должен был привести к возрождению сделки. В то же время Вашингтон отказывался увязывать переговоры по ядерной тематике с проблематикой КСИР. Примечательно, что глава МИД ИРИ Хосейн Амир Абдоллахиан, равно как и госсекретарь Энтони Блинкен, заявлял о позитивных сдвигах в переговорах.

Однако переговорный процесс наталкивался на трудности и продолжает находиться в тупике. Дополнительным усложняющим фактором стал отказ Вашингтона от предоставления письменных гарантий Тегерану, опасавшегося повторения истории с Трампом, а также прошедшие промежуточные выборы в Конгресс. Сам Байден официально заявлял о том, что Вашингтон будет готов применить силу «в качестве крайней меры», чтобы не допустить создания Ираном ядерного оружия.

При этом США не отказались от планов создания сети БПЛА совместно с Тель-Авивом и Эр-Риядом для противодействия иранским силам в регионе, а также открыто поддержали нынешние протесты в Иране, «заигрывая» с темой национального сепаратизма в Иранском Азербайджане и Курдистане.

Антагонизм в американо-иранских отношениях во многом восходит к глубине мировоззренческих и идеологических противоречий: если Вашингтон выступает локомотивом секуляризма и либеральной демократии, то Тегеран играет роль проводника исламской идеологии. В то же время США не могут игнорировать иранский фактор на Ближнем Востоке.

Гипотетическое военное решение иранской ядерной проблемы приведет к колоссальной гуманитарной катастрофе, которая затронет арабских союзников Штатов и Израиль, чьи интересы также невозможно не учитывать. Примечательно, что и Генри Киссинджер призывал к возобновлению взаимодействия между США и западными демократиями и Ираном.

Европейские союзники Штатов также заинтересованы в выходе Тегерана на газовые рынки в условиях отказа от российских углеводородов. В то же время динамика американо-иранских отношений крайне зависима от внутренней политики в США и во многом деструктивного воздействия Израиля.

Однако Вашингтон был бы заинтересован во внутренней трансформации иранского режима в сторону его большего прагматизма и отказа от революционной исламской риторики, что проявляется в ходе нынешних протестов в Иране, что неприемлемо для режима аятолл и подтверждает глубокое недоверие между политическими элитами двух стран.