«Шел непонятно какой день войны»: записки донбасского волонтера доктора Адамовой

Мы продолжаем публиковать записки военкора Анны Адамовой. Без купюр и с сохранением авторской пунктуации.

Странное ощущение. Иногда перестаешь чувствовать себя человеком. Здесь, когда ты садишься в УАЗик, напоминающий военную машину, и начинаешь «топить» по дорогам в зоне прямой видимости ВСУ, ты становишься мишенью.

Едешь и думаешь: «Выстрелят — не выстрелят, попадут — не попадут». Чем не гадание на ромашке? Или «Гиацинте», или «Акации»…

За последнюю неделю возросли обстрелы, а тишина стала намного более пугающей, чем звуки взрывов. Странное время контрастов. Я тоже боюсь тишины, как в детстве боишься визита к стоматологу, противно в ушах и висках стучит сердце, даже вдохи делаешь тише и наполовину.

Иногда, кажется, что от адреналина темнеет в глазах. Может быть, и не кажется. Скорее всего, действительно темнеет.

Помня 14-й год, я ожидала вопросов и предложений по поводу своего отъезда и отъезда сына, они не заставили себя долго ждать. Кто-то сначала начинал уговаривать, а потом, услышав ответ, называл «странной».

Тогда, вместе с сыном и мужем мы уехали в РФ. Просто, как беженцы, жили на вокзале в Ростове, спали на полу и ждали отправки поезда. Я уехала относительно поздно, в августе, юг РФ был уже переполнен, оставалась только «ссылка» в Сибирь.

Назвали два города, на выбор Архангельск или Красноярск, и я, не зная никого ни в первом, ни во втором, выбрала Красноярск.

Сыну было тогда три, маленький синеглазый мужичок-с-ноготок поехал в Сибирь, поехал на целых четыре года.

Было ли мне там тяжело? Морально — безусловно, я очень скучала по своим родителям, четырехчасовая разница во времени со средней полосой и мои расшатанные нервы привели к бессоннице, от которой я страдаю до сих пор.

Мне повезло с профессией и работой: врачи действительно нужны везде, я без проблем устроилась в один из частных оздоровительных центров, нам дали служебную квартиру, помогли с оформлением текущих миграционных документов.

В Сибири я влюбилась в этих неторопливых, спокойных, мудрых людей, которые не сразу впускают тебя в своё сердце, долго присматриваются, приноравливаются, но потом, если ты станешь для них другом, то дружба эта продлится навсегда.

Так и сейчас мне пишут мои коллеги по центру, бывшие пациенты, которых я вела, и все переживают, очень по-настоящему, очень по-честному, как умеют только одни они.

В этот раз я не собираюсь уезжать. Наверное, то, что происходит сейчас здесь это мой личный своеобразный штрафбат, который нужно пройти, прожить и тогда, я надеюсь, в третий раз этот урок не повторится. Страшно ли? Да. Сказать, что не боюсь — лукавство и хвастовство.

Я подписана на какое-то несчётное количество телеграмм-каналов, ежесекундно приходится слышать сигналы уведомлений о новостях, некоторые не успеваю просматривать, некоторые читаю, репощу, думаю.

Но, однажды на одном из каналов выложили фотографии тел тех, кто погиб в украинском плену. По своей профессии, приходилось бывать на вскрытиях, и не один раз, да и не кисейная барышня-гимназистка, но меня вырвало. Просто вырвало. И теперь один самый главный и большой страх это боязнь попасть в плен. Не хочу. Как-то это будет совсем глупо и больно.

Позавчера днём мы с Андреем вывозили семью питерского добровольца из Первомайска, помогали эвакуировать жену, тёщу и двоих детей, Кирюшу — пяти лет и двухмесячного Андрюшу.

Когда грузили вещи, сумки, котомки, баулы, по Первомайску шли прилёты, громко и близко от нас. Пока я не воспользовалась своим старым и проверенным временем трюком: как только я достаю диктофон, чтобы записать звук снарядов, обстрелы заканчиваются.

Так было у нас на ЖД, на крыльце дома, так случилось и в Первомайске. Смешно, страшно и как-то обидно от того, что доказательства собрать не получилось.

Поездка от Первомайска до КПП Должанского растянулась до самой ночи. От Ровеньков и до границы дорог почти не было, дорог в том понятии, в котором их понимает каждый человек.

Были ямы, колдобины, рытвины, остановки через каждые пять минут, когда начинало тошнить укачавшегося Кирюшу, кормежка в поле и темноте Андрюши, благо у нас с собой была газовая горелка. Подогрели воду для кашки, в темноте и на пронизывающем ветру.

В Стаханове мы попали под второй обстрел. Девушка кормила детей, а мы стояли возле машины и слушали, как гремит где-то неподалеку.

Мы вывезли ребят на границу, был второй час ночи. Странно, всю дорогу нас благодарили, искренне, честно, несчётное число раз. Я слушала и думала: «За что? Ничего такого мы не сделали, главное, чтоб там, в России, было тихо и спокойно».

Я держала на руках Андрюшу и в шутку сказала: «Ну, между двух Андреев можно загадывать желание». Загадала. Надеюсь, исполнится.

Полусырая гречка и холодная котлета в приграничном кафе, и поездка назад домой, в ДНР. Периодически, на каких-то участках дороги пробивался интернет, удавалось прочесть хоть что-то из новостей.

Мы ехали всю ночь и в Донецк вернулись только около 7 утра. Как раз к обстрелу нашего поселка Восточного в районе ЖД вокзала и аэропорта. Нас утро встречало прохладой и салютом. Шел непонятно какой день войны.

Анна Адамова