«Белорусам в польской дельнице грозит национальная смерть» — Вацлав Ластовский

Сто лет назад, 14 февраля 1922 года патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин) написал ответ на обращение правительства Белорусской Народной республики от 27 января 1921 года. Это событие, как ни странно, имеет отношение к современности. Ответ предстоятеля Православной Церкви очень часто используется змагарами в качестве обоснования их проекта, предусматривающего полный разрыв Белоруссии с Россией и русскими.

Напомним читателю, что 14 декабря 1919 года произошёл раскол Рады антироссийской Белорусской Народной Республики из-за отношения к Польше. Противники союза с Польшей сформировали Народную раду БНР, находившуюся в литовском Ковно (Каунасе). В неё вошли Пётр Кречевский (председатель), Полута Бодунова, Василий Захарко, Наум Козич и Иосиф Мамонько. Совет министров возглавил Вацлав Ластовский. Именно он, по мнению специалистов, был автором обращения к патриарху Тихону.

Здесь следует сказать несколько слов об этом деятеле БНР. Ластовский по вероисповеданию был римо-католиком и закончил лишь Погостскую начальную школу. В 1902 году этот «истинный белорус» вступил в Польскую социалистическую партию в Литве. В 1904—1905 годах был вольным слушателем в Санкт-Петербургском университете. В 1915 году вместе с Винцентом Святополк-Мирским и братьями Антоном и Иваном Луцкевичами обратился к немецким оккупационным властям с просьбой разрешить печатать книги на белорусском. Ластовский пропагандировал расовую русофобию (считал русских расово неполноценным неславянским народом) и был женат на литовской писательнице Марии Иванаускайте. То есть этого человека никак нельзя назвать симпатизантом России. Ластовский был противником и Польши и Советской России. В своей борьбе он пытался опереться в основном на Литву, ранее мечтавшую присоединить к себе ряд территорий (Виленскую и Гродненскую губернии) и страны Антанты. Его обращение было написано в момент, когда не имевшее народной поддержки и вооружённой силы правительство БНР пыталось предотвратить раздел территории между Польшей и Советской Россией.

Ластовский начинает с описания текущей ситуации в Западной Белоруссии:

«Польское правительство уже теперь объявляет исконно белорусскую Гродненщину, в которой 71% белорусского населения и не более 10% поляков, „Литовской Польшей“ или же перелицовывает её из Белоруссии в „Бело-Польшу“. И без того повышенное „патриотическое“ (по отношению к „Всходным Кресам“) настроение польского общественного мнения муссируется многочисленными „патриотическими“ брошюрами, главный мотив которых присоединение к Польше „Всходных Кресов“, т. е. частей Белоруссии и Украины. Так, в одной из таких брошюр Владислав Студницкий (публицист, политик и государственный деятель Польши в 1920-е годы. — EADaily) требует от польского правительства присоединения к Польше Гродненщины, Виленщины и пр., причём откровенно высказывает своё убеждение, что „в течение только 10 лет Польша ассимилирует их“. Какими средствами? Конечно, пережуёт их железными зубами „польской культуры“, т. е. тем старым способом которым поляки насаждали здесь свою „культуру“ в XVII и XVIII столетиях. Вся суть в том, что „патриотические“ выкрики Студницкого не мнение его одного, а выражение настроений польских правящих кругов, официальных и неофициальных, иначе сказать, всего польского панства, обширные имения которых занимают значительную земельную площадь Белоруссии, и большинства польской интеллигенции, воспитанной на крайне тенденциозных творениях Сенкевича, Шайнохи (речь идёт о писателе Генрике Сенкевиче и историке Кароле Шайнохе — П. М.) и других польских литераторов и историков. Крайне ошибочно и опасно было бы думать, что в данном случае слово одно, а дело другое. Тут слово и дело сходятся. Подтверждением этого является поистине страшный, жестокий режим польской оккупации частей Белоруссии. Тысячами белорусов поляки наполняли и наполняют тюрьмы, лагеря для интернированных в Кракове, Галиции, Ново-Георгиевске, Бресте, Белостоке. Как те, так и другие обрекаются на голод, холод и болезни: тиф, цингу, чахотку и т. п., отчего многие погибают. Крестьяне в деревнях подвергаются насилиям, издевательствам и дикому произволу жандармов, грабежу. Православные храмы, даже не бывшие католическими и униатскими, отнимаются. Православные священники месяцами не допускаются местными польскими властями к выполнению пасторских обязанностей, причём принуждены жить в крестьянских хатах вместе с семьёй хозяев, так как церковные дома занимаются под польские школы, помещения жандармов и т. п. Белорусские школы закрыты, а почти в каждой деревне открыты польские школы с учительницами — ярыми польками из Западной Галиции. При выдаче паспортов в отделе о государственной принадлежности вынуждают писать: „польской“. На публичных лекциях ораторы высказывают, что все граждане Польши должны быть поляками, причём благосклонно разрешают пока числиться поляками того или иного вероисповедания».

Увидев этот пассаж, читатель может в ужасе воскликнуть: это что же получается, что белорусские самостийники начала XX века в отличие от нынешних змагаров, считали, что Речь Посполитая была польским государством, где господствовали поляки, занимавшиеся ассимиляцией предков белорусов?! Да, именно так. При всей своей русофобии Ластовский считал, что Речь Посполитая была страшной тюрьмой для предков белорусов.

Более того, Ластовский прямо пишет об истинном отношении польского общества начала 1920-х годов к правам национальных меньшинств:

«Но пример польского Учредительного Сейма (заседал с 10 февраля 1919 года. — EADaily), который в течение уже 2-х лет обходит этот вопрос (прав на национальное самоопределение и права национальных меньшинств — П. М.) молчанием, а польская пресса — печать зловеще рычит при одном упоминании о правах меньшинств, также мрачные картины польской оккупации, — всё это достаточно говорит о политической и религиозной польской „толерантности“, о которой, к крайнему недоумению национальных меньшинств, с таким самодовольством при каждом удобном случае говорят поляки, очевидно, они понимают это слово как-то по-своему, по-польски, потому что на деле польская толерантность есть не что иное, как самая дикая, безумная нетерпимость национальная и религиозная. Несомненно потому, что белорусам в польской дельнице грозит национальная смерть».

Тут даже комментировать нечего.

Далее Ластовский пишет правду вперемешку с ложью о религиозной ситуации. Верными и частично правдивыми являются такие его пассажи:

«Римско-католический костёл в Белоруссии, как известно, ополячен… Поляки искусно воспользовались этим, запретили в белорусских костёлах белорусский язык, внушили белорусам-католикам, что католическая вера есть вера польская, а для Ватикана и Западной Европы истолковали постановление Тридентского Собора 1545 года об „lingua vernacula“ в том смысле, что польский язык в Белоруссии есть язык „общенародный“… Озабоченный располячением белорусского костёла Урад Белорусской Народной Республики принимает все возможные к этому меры и между прочим обращается с соответствующим представлением в Ватикан».

Ложью являются утверждения Ластовского о том, что якобы Российская империя не давала развиваться белорусскому языку в религиозной сфере. Эти и подобные бредни мы уже ранее опровергали, поэтому, кому это интересно, можно прочитать соответствующий материал (см. Белоруссия и змагарская ностальгия по польскому мятежу 1863 года).

Подобные пассажи лживы ещё и потому, что как минимум три уроженца Белой Руси внесли огромный вклад в развитие русского языка — Пётр Мстиславец, Симеон Полоцкий и Илья Копиевский. Иными словами, русский язык тоже является родным для белорусов. Следовательно, утверждая, что внедрение белорусского языка является спасением от полонизации, Ластовский лгал, так как конкурентом польской культуры является общерусская культура, в создание которой внесли свою лепту уроженцы Белой Руси, а не самостийный проект. Заметим также, что премьер БНР утверждал, будто бы поляки убедили Ватикан в том, что не нужно поддерживать некий «белорусский католицизм». Здесь он тоже соврал; так во -первых, католицизм по-настоящему проник на территорию современной Белоруссии из Польши в конце XIV века, а во-вторых, в 1920—1930-е годы папство просто сделало ставку на политически более сильный польский Костёл. Как мы знаем, несмотря на вопли белорусских националистов-католиков, у Польши и Ватикана в межвоенный период были прекрасные союзнические отношения.

Дальше в обращении Ластовский предоставляет данные о территории белорусов и излагает историю Белоруссии, где также смешивает ложь с правдой. Тем не менее, даже он вынужден признавать единство восточных славян:

«Полоцкое княжество всегда держалось в стороне от других русско-славянских княжеств».

При этом, перечисляя полоцких князей, начиная с Изяслава Владимировича (причём Ластовский ошибочно пишет, что тот якобы умер в 1044 году, хотя на самом деле Изяслав Владимирович умер в 1001 году, а в 1044 году умер князь Брячислав, сын Изяслава Владимировича), он целенаправленно не пишет, что подобно другим русским князьям, они принадлежали к династии Рюриковичей (см. Александр Невский связал белорусов и русских. Первая часть). Также не удивительно, что Ластовский замалчивает тот факт, что именно великие князья московские и русские цари являются прямыми потомками полоцких Рюриковичей (см. Александр Невский связал белорусов и русских. Третья часть), у которых из-за этого было больше прав на Белую Русь, чем у литовских князей, изначально бывших язычниками.

Однако всё равно премьер БНР пишет вещи, которые не вписываются в современную змагарскую концепцию (здесь с исторической точки зрения правильнее было бы писать «западнорусский» а не «белорусский»):

«По смерти Великого князя Ольгерда великокняжеский престол занял один из младших сыновей его Ягелло — Яков. Как известно, Ольгерд и все 12 его сыновей были православные.

В 1386 году Ягелло, принявши католическую веру с именем Владислава, женился на польской королеве Ядвиге с условием соединения Великого Княжества Литовского с Королевством Польским, но в первом оставался Великий князь, свой Сейм, язык и всё внутреннее самоуправление; поляки считались здесь иностранцами и не имели права на земельную собственность. Но всё-таки польское влияние просачивалось в Литву и Белоруссию, захватывая верхний слой бояр литовских и белорусских, особенно после Городельского сейма 1413 года, предоставившего боярам права получать польские гербы и другие привилегии. Простой народ оставался вне польского влияния, но правовое положение его стало ухудшаться, — прочно привившиеся в Польше феодализм и крепостничество проникали в Литву и Белоруссию. Польский свободный кмет в 1496 году был закрепощён помещиком, а к середине ХVI столетия та же участь постигла литовских и белорусских крестьян. Такое положение дел продолжалось почти до смерти последнего Ягеллона, Сигизмунда II Августа (†1572 г.). Опасаясь разрыва между Польшей и Великим княжеством по смерти последнего Ягеллона, поляки в 1569 [году] на Сейме в г. Люблине насильственно провели особый политический акт, известный под названием Люблинской государственной унии. Этим актом Великое княжество лишено своего особого Сейма и Великого князя, титул которого просто с тех пор приписывался к титулу короля Польского и низведено было на степень провинции или части Польского королевства. С тех пор поляки стали наводнять Литву и Белоруссию и занимать должности, в собственность их переходили имения. Польский язык и польские школы начали распространяться, вытесняя белорусский язык и белорусские школы. К концу XVII ст[олетия] польский язык был уже и в правительственных учреждениях, и в судах, и в войске, и в костёле. Только простой народ оставался верным своей народности».

Здесь стоит заметить одно логическое противоречие: Ластовский сам признаётся в том, что массово католицизм пришёл в ВКЛ из Польши, следовательно, католицизм изначально был тесно связан с польской культурой. В 1386—1387 годы католицизм начали принимать именно язычники-литовцы, а не православные предки белорусов.

Но при этом в части, посвящённой белорусской литературе, Ластовский громит бредни змагаров о «белорусской Речи Посполитой»:

«Довольно заметить, что к концу XVI столетия в г. Вильне было 30 белорусских школ и только одна польская. Но в конце XVI века поляки начали захватывать в свои руки типографии и вообще книжное дело. Польская речь, польские книги и польские школы стали распространяться в Белоруссии и вытеснять белорусский язык, белорусскую книгу и белорусскую школу».

Замените термины «белорусский язык/книга/школа» на «западнорусский литературный язык», «западнорусскую книгу» и «западнорусскую школу» и вы получите адекватное описание национальной политики Речи Посполитой.

Приведя все эти исторические факты, Ластовский, являющийся римо-католиком (какая наглость лезть во внутреннее устройство чужой конфессии!) просит:

«На основании всего вышеизложенного Правительство Белорусской Народной Республики, обращаясь настоящим к Святейшему Патриарху, имеет твердую надежду, что Патриарший Престол со своей стороны примет соответствующие меры, дабы:

1) Во всех приходах Белоруссии приходские священники в проповедях, катехизации и вообще во всех видах дополнительного богослужения пользовались обязательно белорусским языком.

2) Во всех епархиях Белорусских епископские кафедры замещены были бы епископами-белорусами, владеющими белорусским языком.

3) Для белорусских епархий изданы были бы сборники проповедей, богогласники, молитвы и Новый Завет на белорусском языке, как сделано уже это ещё до 1914 года бывшим Святейшим Синодом для Украины. Среди учёных богословов, историков и филологов есть много уроженцев Белоруссии, не забывших своего народного происхождения, любящих свою Белорусскую родину и свой народ и, можно думать, не забывших язык своего детства и, во всяком случае, не откажущихся послужить родному народу в этот роковой час девятого вала для белорусской народности».

Что же означают данные пожелания? Под предлогом противодействия политике польских властей, римо-католик Ластовский предлагает начать претворять в жизнь меры, направленные на разрушение Православной Церкви и приспособление её под нужды белорусских самостийников.

А что же ответил патриарх Тихон? Несмотря на большевистские гонения, 14 февраля 1922 года он написал ответ, причём по его утверждению, просьбы самостийников рассматривали Священный Синод и Высший Церковный Совет. Вот ответ на просьбы Ластовского:

«По самом тщательном обсуждении намечаемых меморандумом мероприятий для утверждения Православной Веры в борьбе с полонизмом и римско-католичеством, Высшим Церковным Управлением постановлено:

1) предоставить Преосвященным Белорусских епархий (Литовской, Гродненской, Минской, Могилевской, Полоцкой и др.), в случае поступления от большинства прихожан ходатайства об употреблении белорусского языка в так называемом дополнительном богослужении, в проповедях, катехизации и пр., разрешать в таковых храмах пользование белорусским языком, и

2) предложить Преосвященным тех же епархий приступить, если окажется возможным, к изданию на белорусском языке проповедей, богогласников, молитв и Нового Завета.

Что касается пожелания Правительства Белорусской Народной Республики о замещении епископских кафедр в Белоруссии лицами, владеющими белорусским языком, то осуществить данное пожелание ныне же не представляется возможным, так как пришлось бы без должных оснований сместить некоторых епископов, которые, хотя и не владеют белорусским языком, но с пользою трудятся для православного дела в Белоруссии. Но в то же время, признавая указанное пожелание справедливым, Высшее Церковное Управление постановило иметь сие пожелание в виду при всех последующих замещениях архиерейских кафедр в Белорусских епархиях».

Что мы видим? Во-первых, патриарх пишет, что он выступает против превращения Православной Церкви в учреждение, обслуживающее интересы маргинальных самостийников-русофобов, готовых насильно внедрять белорусский язык. Во-вторых, Тихон разглядел антирусские и антиправославные замыслы Ластовского и прямо пишет, что полонизация и наступление католицизма в Белоруссии это взаимосвязанный процесс, так как в отличие от мощного польского Костёла белорусские самостийники-католики это маргиналы. Впрочем, это логично если учесть, что будущий патриарх имел нормальное образование, в отличие от недоучки Ластовского, и состоял в Союзе русского народа, считавшим великороссов, малороссов и белорусов тремя ветвями русского народа.

Однако змагары в экстазе от концовки ответа патриарха:

«Призываю на весь Белорусский народ благословение Божие и молитвенно желаю, чтобы Господь укрепил его силы в отстаивании интересов родной для него Православной Церкви.

Призываю благословение и на Ваши труды и на труды всего Правительства Белорусской Народной Республики.

Тихон, Патриарх Московский и Всея России»

Восторги змагаров в данном случае совершенно непонятны. Во-первых, патриарх чётко разделяет «белорусский народ» и «правительство Белорусской народной республики». Во-вторых, пассаж о белорусском народе нужно понимать в контексте эпохи и обращения Ластовского. Следовательно, патриарх Тихон как настоящий пастырь, пожелал православным жителям Западной Белоруссии физических и духовных сил в противостоянии полонизации и окатоличиванию. В-третьих, упоминание правительства БНР патриархом является проявлением элементарной дипломатической вежливости. И это не говоря уже о том, что ответ на обращение правительства БНР нельзя было писать не упомянув тех, кому он адресован.

Таким образом, обращение БНР к патриарху Тихону и его ответ продолжают иметь значение и в наше время и позволяют сделать выводы.

Во-первых, Ластовский уже в январе 1921 году пишет об ужасах польского владычества в Западной Белоруссии и соответствующей атмосфере в польском обществе.

Во-вторых, белорусские самостийники начала XX века считали Речь Посполитою польским государством, где проводилась политика этноцида предков белорусов. Более того, несмотря на фетишизацию ВКЛ, даже самостийники признавали, что именно Кревская уния 1385 года запустила процесс поглощения Великого княжества Литовского Польшей.

В-третьих, на основании признания Ластовского мы убедились в том, что Ватикан в 1920—1930е годы не замечал маргинальных белорусских националистов-католиков и делал ставку на Польшу и мощный польский Костёл. Кроме того, папство прекрасно знало, что католицизм по-настоящему пришёл на территорию Белоруссии из Польши и являлся польской верой.

В-четвёртых, в обращении Ластовский пытался под предлогом противодействия политике польских властей предложить патриарху реализовать программу, разрушающую Православную Церковь и превращающую её в инструмент белорусских самостийников.

В-пятых, патриарх Тихон в своём ответе не поддался на уловки Ластовского и фактически отверг его предложения по «белорусизации» Церкви. При этом патриарх в ответе специально разделил понятия «белорусский народ» и «правительство БНР», тем самым пожелав православному населению Западной Белоруссии сил в противостоянии полонизации и окатоличиванию и не забыв о дипломатическом этикете.

Соответственно, змагары не только ложно интерпретируют ответ патриарха Тихона, вырывая его из исторического контекста, но и противоречат своему идеологу Вацлаву Ластовскому, считавшему Речь Посполитою польским государством. Это лишний раз говорит о том, что змагары это антирусские конъюнктурщики, готовые разорвать идейное правопреемство со своими предшественниками ради достижения политических целей.