Внешняя политика «щедрых подарков» зашла в тупик — нужна ревизия: историк

EADaily продолжает беседу с российским историком Олегом Айрапетовым касательно внешнеполитической проблематики на постсоветском пространстве. В первой части интервью речь шла об Армении в контексте ситуации в Закавказье, сложившейся по итогам 44-дневной войны в Нагорном Карабахе.

— Олег Рудольфович, сегодня мы наблюдаем напряженность по всему периметру границ Российской Федерации — от Украины до Средней Азии. Каковы ее причины и правильно ли мы действуем в этих условиях?

— Я бы хотел для начала сказать, что в 2021 году в России отмечается 300-летие Российской империи и, по странному такому совпадению, 30-летие создания Российской Федерации, 30-летие событий 1991 года, развала Советского Союза. В общем, и та, и другая дата — круглые и уместным становится определенное подведение итогов.

И эти итоги для России в высшей степени неутешительные. Начнем с того, что действительно, как вы и сказали, по всему периметру границ — от Украины до Средней Азии — налицо падение уровня влияния и авторитета России. И конечно, свою роль сыграли события прошлого года, то есть войны, которую вела Азербайджанская Республика против Карабаха и Армении.

В результате победа Азербайджана налицо, как и налицо то, о чем мы говорили в прошлом году, — резкое усиление авторитета Турции. Хотят это видеть в Москве или нет, но победа Баку во многих странах воспринимается как победа одной модели ведения войны и организации страны над другой. И эта тенденция проявилась совсем недавно на саммите государств тюркского мира в Стамбуле. Она очевидна.

В прошлом году, когда шла эта война, мы говорили о том, что значение этой победы состоит в широком выходе Турции к Каспию и, как следствие, к Средней Азии. Собственно, в Анкаре этого стремления никто и не скрывал. Между тем реализация подобного рода планов будет иметь очень серьезные последствия для Российской Федерации. Потому что, как говорят французы, аппетит приходит во время еды. И этот аппетит в Турции явно наметился.

— А разве до последней карабахской войны у Турции не было выхода к Каспию через Грузию?

— Да, он был, но этот выход был все-таки не такой гарантированный, не через контролируемую по формуле «один народ — два государства» территорию. Грузия все же не стремится к союзу с Турцией и уж тем более к подчинению ей. Это слишком разные культуры, и, кроме того, отношения между ними омрачены наследием, которое не просто преодолеть.

Идеал Тбилиси — это все-таки какая-то посредническая, транзитная миссия, это колебание. Да, сейчас Грузия находится в близком сотрудничестве с Турцией, но, как представляется, она все же еще не часть сферы безусловного турецкого влияния и вряд ли ею станет в обозримом будущем. Это очень важный нюанс. Именно поэтому я подозреваю, что с установлением четкой прямой связи Азербайджана с Турцией значимость Грузии для Турции будет падать. Это совершенно очевидно.

Мы зачастую обсуждаем Никола Пашиняна и говорим об особенностях армянского политического менталитета. Но, чтобы было равновесие, давайте поговорим об особенностях российского политического менталитета и о том, как они сказались за последние 30 лет.

Начиналось все, мягко говоря, с не совсем трезвых рассуждений о том, что, чем больше все поломаем, тем быстрее все само собой построится и вернется. Затем начали рассуждать о либеральной империи. А между тем воз уже ныне далеко не там. За эти 30 лет Россия умудрилась просто профукать и наследие Российской империи, и наследие Советского Союза в бывших республиках СССР.

Определенное представление о том, как далеко и куда все пошло в этом отношении, может дать переход государств Средней Азии и Закавказья на латиницу. В настоящее время это — лакмусовая бумажка, которая явно означает только одно: переориентацию на Турцию. В некоторых «партнерских» странах за интервью, данное российским каналам на предмет необходимости ориентации на Россию, уже дают реальные сроки — и причем немалые, как за убийство. Желающие могут обратить взоры на Казахстан.

А между тем создается впечатление, что внутри России это никого не интересует. Скажу откровенно: по моему убеждению, культурная политика у нас вообще давно находится в загоне. Наши чиновники , они — как гоголевский частный пристав. А тот, как известно, «был большой поощритель всех искусств и мануфактурностей, но государственную ассигнацию предпочитал всему». «Это вещь, — обыкновенно говорил он, — уж нет ничего лучше этой вещи: есть не просит, места займет немного, в кармане всегда поместится, уронишь — не расшибется». Такие частные приставы и в частных случаях, и в общих физически не в состоянии понять того простого факта, что о стране судят не только по уровню организации коллективных пьянок под государственный праздник.

Дело в том, что внешняя политика РФ на постсоветском пространстве вообще сводилась к двум основным принципам. Первый принцип — это так называемый диалог элит, верхушечный договор. То есть Москва исходила из того, что позиция масс не имеет никакого значения. Массы косны, ими можно манипулировать и для этого достаточно контроля над ТВ и центральными СМИ. Его обеспечивает правящая верхушка, а раз так — с ней и надо договариваться. По возможности этот диалог стоит подкрепить и материально.

При такой схеме, которая, по сути дела, представляла собой разновидность пресловутой «управляемой демократии», официальная Россия полностью игнорировала работу с общественными настроениями, да и сами эти настроения тоже. Между тем недооценка этого фактора была ошибкой, и сомневаюсь, что ошибкой, осознанной и в настоящее время. А в начале девяностых — начале двухтысячных годов во многих республиках настроения были преимущественно пророссийскими. Парадокс: именно потому, что они были такими, на него высочайше плевали российские чиновники, работавшие в этих республиках. Ну действительно, в самом деле, зачем тратить время и деньги на тех, кто и так ориентируется на нашу страну?

И второй момент, это применительно к Закавказью, применительно к Украине, применительно к Молдавии, — это ставка на статус-кво, который сложился в предыдущие годы. Причем совершенно очевидно исторически, что ставка на сохранение статус-кво — это ставка слабейшей стороны, которой нечего предложить на будущее. Статус-кво обычно сохраняет та сторона, которая не имеет своего собственного видения, своей собственной схемы развития процессов в том или ином регионе. И вот Россия оказалась такой стороной, отнюдь не будучи слабой и отнюдь не будучи тем государством, которому нечего предложить своим партнерам. Но Москва продолжала гнуть свою линию, пока ее не поставили перед свершившимся фактом — пациент скорее мертв, чем жив. И сделал это нынешний заклятый враг, которому в свое время в немалой степени помогли взобраться в кресло президента Грузии.

В 2008 году Россия была вынуждена отказаться от принципа сохранения статус-кво, частично перейдя к ревизии существующих границ, в случае с Абхазией и Южной Осетией. Причем эта ситуация была парадоксальной. Россия не хотела ничего менять, но режим Саакашвили августовской войной буквально заставил ее это сделать. Саакашвили тогда действовал с какой-то садомазонастойчивостью, и ведь действительно — добился того, что даже у нас поняли: времена меняются и мы меняемся в них.

Поняли. Приняли решение по Абхазии и Южной Осетии и… остановились. Что-то потом изменилось после 2008 года? Нет, ничего. Победа Януковича в 2010 году, в которую вложили немало средств, породила иллюзорную уверенность в том, что бабло действительно побеждает зло, а ошибка в Тбилиси — это частный случай. И сейчас, когда на дворе ноябрь 2021 года, на Украине празднуют начало Евромайдана, мы снова не вспоминаем концепцию верхушечной дипломатии и ставки на управляемые сверху процессы, которая с грохотом провалилась в декабре 2013 года в Киеве. А стоило бы вспомнить.

Впрочем, наши чиновники и дипломаты не слишком отличаются от тех, кто их критикует в Думе. Я очень хорошо помню, когда президент России собрал совещание тех, кто критиковал политику в отношении Украины, для того чтобы посоветоваться с ними, а что нужно сделать. Там были и лица, которые отвечали за эту политику. И все, что смогли предложить эти жириновские и зюгановы, — это дать Киеву больше денег. Вот, собственно говоря, и все. Три миллиарда, кстати, успели дать, до сих пор проблема с возвращением этого долга.

То есть люди глубоко убеждены в том, что сознание человека — оно абсолютно не влияет ни на что. И массовое сознание тоже ни на что не влияет. Кончено, в какой-то степени можно сказать, что массовое сознание — величина регулируемая и манипулируемая. Но, отказываясь от подобного рода манипуляции, на какой вообще результат можно рассчитывать? Вот 2014 год на Украине, да и дальнейшее развитие кризиса, показали, что верхушечная дипломатия оказалась не в состоянии сделать вообще ничего.

Показатель этого бессилия — тот простой факт, что «Русскую весну» на Донбассе возглавили люди, не имевшие никакого отношения к той же Партии регионов, которая должна была стать основой двухпартийной системы контроля над политическими процессами на Украине, а стала по факту провокатором Майдана. 2013 и 2014 годы — это был полный, системный провал российской политики, которая десятилетиями проводилась на Украине черномырдиными, зурабовыми и так далее. Которая была основана на диалоге, основанном на взаимных интересах.

Что такое долгое время была российская политика на Украине? Это разного рода спекуляции на рынке газа и денег, которые получались от того, что часть этого газа терялась при транспортировке. Это ни для кого не составляло секрета. И в этом процессе были заинтересованы не только всякие там тимошенки и ющенки, но и многие персоналии с российской стороны. Собственно говоря, это и был тот самый диалог элит. В процесс были вовлечены десятки миллиардов долларов, и люди были убеждены, что такой большой капитал, как говорится, все переломит. А он взял и не переломил!

— А у России было, помимо ресурсов, понимание процессов, а также необходимые технологии, чтобы наладить работу на Украине на низовом уровне?

— Самое главное, понимания процессов не было вообще! Даже на йоту. Более того, я не вижу этого понимания процессов и сейчас. У России представление о том, что договоримся сейчас с президентом, с крупными делягами, которые там всем рулят, и все перестроим там, будем иметь общие дела и общие интересы и на этом договоримся. Но вот не получается! После Украины то же самое, просто один к одному, произошло в Молдавии и в Армении. Да и Белоруссия в прошлом году показала, как быстро ситуация выходит из-под контроля.

Очень популярен в России роман братьев Стругацких «Обитаемый остров», где ученые на далекой планете создали механизм, который регулирует эмоции людей. Это башни, которые выделяют особого рода излучение и таким образом можно манипулировать эмоциями людей. Но какими бы мощными ни были эти технологии, нельзя голодному человеку внушать чувство сытости. Это может привести к срыву психики с непредсказуемыми последствиями.

Если вы строите «управляемую демократию», контролируете парламент на основе двухпартийной системы, а Россия пыталась строить нечто подобное и на Украине, и в Армении, делая парламентскую оппозицию управляемой, вы вольно или невольно возлагаете особую ответственность на исполнительную власть. Она не может терять инициативу в глазах общества. Иначе получится, что парламент перестает быть вообще какой-то отдушиной для протестных настроений, они накапливаются и рано или поздно в политику приходит улица. И здесь чрезвычайно важно, есть ли у вас хоть какие-то другие структуры — даже не политические, а культурные, которые позволят векторировать этот процесс, направлять хотя бы развитие недовольства в сторону от тебя.

Я скажу, что на Украине их даже никто не пытался создать. Так же как в Армении, так же как в Молдавии и так же как в Белоруссии. Потому что практически повсюду местные режимы с наиболее оголтелой националистической частью своей оппозиции договаривались путем передачи им того, что с их точки зрения значения не имеет, — образования и культуры. Здесь больших денег нет, ну какая разница, чему и кто этих подрастающих баранов будет учить в школе? А потом из этих школ и университетов выходит молодежь, которая готова умирать и убивать ради какой-то идеи и свергает эту партнерскую для нас власть.

— А противодействие со стороны элит этих стран такому вмешательству России в культурные и образовательные процессы разве не оказывалось режимами соседних стран? Разве они бы позволили Москве развивать такую работу на низовом уровне? Тот же Лукашенко, например!

— Во всяком случае сейчас они бы не разрешили. Я попросту не представляю себе возможность такой работы, скажем, в Одессе. Но в 90-е годы и в начале двухтысячных эта возможность явно существовала. Но никто даже не предпринимал таких попыток. Я знаю о единичных попытках в нескольких республиках, которые пресекались по требованию некоторых, скажем так весомых, организаций. Но тут есть масса механизмов, которые позволяют сделать эту работу внешне абсолютно невинной.

Но самое главное — культурные и научные контакты по своей природе носят политический характер, просто наше российское чиновничество не может это понять, оно просто физиологически и умственно не в состоянии это понять. И уж точно, оно не умеет этим заниматься. Исполнитель, живущий, по словам Салтыкова-Щедрина, рылом к верху, не способен обратить свой взгляд по сторонам и уж тем более вниз. Наивно ожидать этого от чеховских, щедринских и гоголевских персонажей.

— Российскому чиновничеству решить бы проблемы в системе российского образования, прежде чем налаживать научные проекты в сопредельных странах…

— Да, согласен. И следующий момент тоже чрезвычайно важный. Важнее, чем любые научные и культурные контакты. Россия за эти 30 лет так и не сумела внятно сформулировать, чего, собственно говоря, она хочет на этом самом постсоветском пространстве. Какой мир она хочет завтра построить? И на каких условиях в этот мир по российским лекалам могут и должны войти бывшие республики? Этого видения нет у России.

— А может, нет самой задачи вовлечения соседних республик к какой-то новый мир по российским лекалам?

— Как раз это я и хочу сказать. Именно потому, что такого видения нет, это одна из причин, что ни в одной из бывших республик Советского Союза не возникла ни сильная сама по себе какая-то партия, ориентирующаяся не на Россию и вхождение в ее состав, а хотя бы развитие связей с Россией, ни какой-то даже влиятельной общественной организации с теми же приоритетами. Из чего можно сделать совершенно очевидный вывод: самой России это не нужно.

И когда этот вывод начинают делать некоторые господа, бывшие наши сограждане в бывших советских республиках: если мы не нужны вам, если завтрашний день Россия выстраивает без нас, то нам нужно искать свой собственный выход, собственное решение собственных проблем. Тогда спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Если Россия не видит себя хозяином положения завтра, то, значит, надо найти тех, кто этим хозяином будет.

Применительно к той же самой Армении в Закавказье ставка на статус-кво сопровождалась еще и концепцией равноудаленности. Я в свое время говорил и сейчас повторяю, что равноудаленность ведет к равноотдаленности. Везде и всегда. В данном случае эта закономерность полностью подтвердилась и в Закавказье. Россия не стала другом Азербайджана, продавая ему в больших масштабах технику, которую Баку использовал в войне с Арменией. И не стала другом Армении, продавая ей технику по ценам, скажем так, гораздо более дешевле рыночных. Эта игра получилась в высшей степени проигрышной. Ну и как могло быть иначе, когда, с одной стороны, вы вооружаете союзника страны, которая, мягко говоря, находится с вами в полуконфликте. А с другой стороны, балансируете на грани военного столкновения. Как это объяснить? Множеством башен?

Рано или поздно, но появляются люди, которые начинают говорить: если вам не нужен партнер и союзник в лице Армении, она является бесконечно малой величиной, с которой не следует считаться, то, собственно говоря, надо так и сказать. Пусть армяне сами решают, как жить дальше. Какое, наконец, это имеет значение, если они бесконечно малая величина? Кого тогда волнует, покончит эта величина с собой или нет?

Ну и если самое важное — это бизнес, то делайте бизнес с Азербайджаном, у него большие деньги, большие возможности. О чем речь? Все остальное вторично и обсуждать тогда нечего. Но когда вы будете делать такой бизнес, завтра возникнет вопрос, а что будет, если Турция полностью поставит под контроль Закавказье? В каком положении будут находиться ваши собственные границы по Кавказу? Вы уверены в их стабильности сейчас? Какими они станут завтра?

Когда Россия приходила в Закавказье, а началось это с присоединения Восточной Грузии при Александре I, тогда как раз говорилось о том, что, если здесь все рухнет, не останется ни одного христианского государства, тогда Турция укрепится здесь на Кавказе и русские владения за Кавказом окажутся в очень плохом положении, под угрозой. При Александре I это понимали. Ну вот сейчас, когда идут разговоры про наше имперское прошлое, про имперские традиции и их уже не клеймят имперскими амбициями, то, наверное, это прошлое надо изучать, знать, что там происходило. А там всякое было — и хорошее, и плохое. И в том числе неплохо бы посмотреть, что привело в тот или иной регион Россию и почему? И это стоит сделать прежде, чем решать, как из этих регионов уходить. Потому что та же самая история учит, что, раз начав уходить, сложно остановиться при движении. И, когда вы ищете ответа на вопрос — откуда, не забывайте помнить про как и куда. Напомню, что когда начали уходить в 1991 году из Германии, вряд ли кому-то виделось в дурном сне, что возникнет ситуация, когда НАТО окажется под Харьковом. А почему? Потому, что про это не думали. А стоило бы.

Я снова говорю: в данном случае речь идет о русских интересах. Мы до этого критиковали господина Пашиняна. Но этот случай как раз наименее интересен. С ним-то как раз все ясно — это гений армянского народа, рожденный для того, чтобы продемонстрировать неправоту самого Наполеона. Император говорил, что история повторяется, один раз как трагедия, другой — как фарс. Пашинян решил, что под его руководством будет все наоборот. Он решил начать с фарса, а кончить трагедией. Он начал с фиглярства, а закончит тем, что запутает все в своих интригах. И сам в них же и потонет. Ясно и так — «ни колаша, ни двораша».

Но, допустим, армяне выбрали себе такого фигляра, украинцы — клоуна, но почему из всех искусств для нас самым важным стал этот бесконечный политический цирк? А ведь результаты вовсе не смешные — полный провал на Украине создал аховую ситуацию для России и на Черном море, и на южном направлении. В перспективе — опасность абсолютной потери контроля над развитием событий в Белоруссии и в Средней Азии.

Очевидна закономерность: с 2008 года кризисы на постсоветском пространстве становятся регулярными. Более того — они имеют тенденцию к ускорению. Это означает, что процесс выходит из-под монопольного влияния Москвы. А это означает, что Москве пора задуматься о том, что составляет основу ее политики на пространстве СНГ. Например, кто-то верит в то, что в случае конфликта механизм ОДКБ начнет работать? Что Казахстан и Киргизия будут защищать Россию в Европе или даже выступят на ее стороне в случае столкновения с Турцией или Польшей?

— ОДКБ сегодня тяготит саму Россию…

— Так и есть. Поскольку она обременяет нас целым рядом обязательств, не давая ничего взамен.

— Как же действовать сейчас, Олег Рудольфович?

— Я скромный историк, я же не сотрудник администрации президента или МИД. Наверное, действовать нужно по-другому. Потому что вот такого рода политика зашла в тупик. Может быть, на каком-то этапе развития она и была осмысленной, потому что давала возможность передышки. Но ситуация меняется. В общем, как говорили в кризисных ситуациях в Риме, Caveant consules, ne quid respublica detrimenti capiat — «Пусть консулы будут бдительны, чтобы республика не понесла какого-либо вреда!»