«Деликатный вопрос» Нжде: Сюник, концепция «цехакрона» и национальная революция

Итоги новой карабахской войны актуализировали в Армении тему южной области (марза) республики — Сюник. Определяющим здесь стал выход азербайджанских войск на еще не обозначенную на местности в этом регионе межгосударственную границу Азербайджана и Армении. Кроме того, пункт 9-й трехстороннего заявления о прекращении огня от 9 ноября 2020 года содержит обязательство строительства «новых транспортных коммуникаций, связывающих Нахичеванскую Автономную Республику с западными районами Азербайджана». Обязательство это, разумеется, касается Республики Армения. Географически и исторически именно армянский Сюник (тюрк. Зангезур) стоит стеной на пути возможного узкого коридора из Турции через Нахичевань в Азербайджан. С ноября 2020 года массовыми в Армении стали общественные опасения «сдачи Сюника туркам» в самом ближайшем или относительно отдаленном будущем. В общем, информационного шума вокруг Сюника в Армении сейчас очень много. Есть также подтвержденная информация о создании в Сюнике двух опорных пунктов 102-й российской военной базы, дислоцированной в Гюмри.

Вместе с тем тема Сюника-Зангезура в очередной раз актуализировала и созданный в постсоветский период в Республике Армения масштабный государственный исторический мемориал Гарегина Нжде (Гарегина Егишевича Тер-Арутюняна,1886−1955). Дашнакские революционеры и вожди армянских гайдуков — Гарегин Нжде вместе с генералом Андраником Озаняном (1865−1927) представлены и прославляются как выдающиеся военные вожди-основатели Первой Республики Армения 1918−1921 годов. И тот, и другой своей военной деятельностью связаны с героической историей обретения «Матерью-родиной» Сюника-Зангезура.

В качестве героической заслуги Нжде перед «Матерью-родиной» преподносится его деятельность по закреплению за Арменией в период формирования ее государственной территории в 1919—1921 годах бывшего Зангезурского уезда — Сюника, т. н. Горной Армении — Лернаайастана. В 1921 году управляемая «спарапетом» (древн. военачальником) Нжде Горная Армения стала последним регионом независимой Республики Армении, сопротивлявшимся ее «советизации». Это сопротивление небольшого региона позволило уйти через него в эмиграцию в диаспору дашнакскому активу, военным и интеллигенции, что опять же ставил себе в заслугу Гарегин Нжде.

Схема рассуждений патриотических алармистов в современной Армении примерно следующая: Нжде сохранил за Арменией Сюник, а нынешние «предатели», в частности незадачливый премьер Никол Пашинян, намереваются передать его «туркам».

Накануне последнего Дня Победы в Армении была поднята информационная возня, подхваченная в Азербайджане, на тему необходимости сноса монументального памятника Гарегину Нжде, установленного в Мартуни (Ходжавенде), который сейчас находится в зоне контроля российских миротворцев в Нагорном Карабахе. В пику якобы мнимым «достижениям» Нжде в 1920 году в Республике Армения ему конкретно ставят в вину сотрудничество в годы Великой Отечественной войны с германскими спецслужбами, в том числе и с СД, признанной на Нюрнбергском процессе преступной организацией. На практике в плане коллаборации с нацистами порвавший накануне мировой войны с «Дашнацутюн» Нжде был мелким деятелем в сравнении с другим военным лидером дашнаков 1918—1921 годов — «генералом Дро» (Драстаматом Канаяном, 1883−1956).

Помимо сотрудничества с нацистами, Нжде стал еще и идеологом отдельного направления в армянском национализме в версии созданной им теории «Цехакрон», в которой некоторые комментаторы усматривают расизм и нацизм. На практике эта версия крайнего примордиалистского толкования армянской этничности как кровного родового родства была предназначена Нжде для сохранения и укрепления армянской идентичности у армянской молодежи, жившей в диаспоре в рассеянии. В современной политической практике в Республике Армения цехакронизм Нжде был использован в качестве идеологии при построении националистических организаций с обрядами, напоминающими «игры» вокруг т. н. родноверия в Российской Федерации.

Финал жизненной истории Нжде — его арест советскими спецслужбами в Болгарии в 1944 году, осуждение в 1948 году на 25 лет тюремного заключения за «антисоветскую деятельность» и смерть в 1955 году во Владимирской политической тюрьме — также важны для его современного армянского мемориала. Здесь и антикоммунизм, и героическое мученичество, представляемое в мемориале Нжде как безвинное.

Однако самым существенным в идеологическом наследии Нжде является то, что он предлагал опору на «собственные силы» в «национальном строительстве» в противоположность тем «героям», что выступали за «русскую ориентацию», или тем, кто искал опоры в Европе.

Теперь, собственно, вернемся к проблеме «обретения» Сюника (Зангезура) Республикой Армения. Версия о решающей здесь роли Нжде восходит к его собственным толкованиям личного патриотического вклада. Гарегин Нжде — прямой участник оформления государственной территории Республики Армения в 1919—1921 годах. О том, как это делалось и как это оценивать, американский историк армянского происхождения Ричард Суни весьма сдержанно заметил: «Их [дашнаков] терроризм в отношении местных мусульман, предосудительный с моральной точки зрения, тем не менее сдвинул демографический баланс в районе вокруг Еревана в пользу армян». Т. е. Нжде был террорист — террорист не в смысле совершения террористических актов, а в смысле проведения террористической политики. И эти террористические практики, которым следовал и Нжде, и были предосудительными с моральной точки зрения.

На практике возникший и ставший активным к концу ХIХ века армянский трансграничный национализм на Кавказе стал смертельной палкой о двух концах, в одинаковой степени представлявший опасность как для его носителей, так и для Российской империи с ее правопорядком и формирующимся гражданским обществом и ее народов. Изначально создание национальных государств в Закавказье было весьма проблемным делом. Определение их национальных границ — еще более проблематичным. Если в случае с Грузией грузинские «нациостроители» могли ориентироваться на некие «исторические границы» грузинских царств от царицы Тамары и так далее, то в случае мусульман Закавказья и в особенности для армян определение пространства их национальных государств было более сложной проблемой из-за исторически сложившегося в регионе характера их смешанного и чересполосного расселения — в значительной степени в одних и тех же уездах. И это на широком пространстве от Батума на западе до Баку на востоке.

При этом первая всероссийская перепись 1897 года продемонстрировала, что всюду в будущих спорных районах будущих создаваемых национальных государств в Закавказье армяне были в относительном меньшинстве в сравнении с мусульманами. Подобное обстоятельство рождало проблемы в первую очередь именно для армян в их будущей борьбе за территории.

Вот примерная картина. По Всероссийской переписи 1897 года:

1. Карская область: армяне 71 123 (24,47%), мусульмане 145 852 (50,18%).

2. Эриванская губерния (армяне 441 000 (53,16%), мусульмане 350 099 (42,2%)):

— Нахичеванский уезд Эриванской губернии: армяне 34 672 (34,41%), татары 64 151 (63,66%);

— Сурмалинский уезд: армяне 27 075 (30,4%), татары 41 417 (46,51%);

— Шаруро-Даралагезский уезд: армяне 20 726 (27,08%), татары 51 560 (67,37%).

(Даже в Эриванском уезде Эриванской губернии армяне были в относительном меньшинстве: армяне 8 148 (38,54%), татары 77 491 (51,36%)(1).)

3. Елизаветпольская губерния: армяне 298 685 (34%), мусульмане 552 822 (62,93%):

— Зангезурский уезд: армяне 63 622 (46,15%), татары 71 206 (51,65%);

— Казахский уезд: армяне 43 555 (38,86%), татары 64 101 (57,20%);

— Шушинский уезд: армяне 73 953 (53,29%), татары 62 868 (45,30%).

4. Бакинская губерния: армяне 52 653 (6,37%), мусульмане 676 243 (81,8%).

В сложившейся демографической ситуации на территории будущих Грузии и Азербайджана армян проживало больше, чем на территории будущей Республики Армения. Ситуация, когда на определенной территории соотношение было половина на половину, обещала жестокую борьбу с шансами для армянской стороны.

Между тем из всех народов и конфессий Закавказья армяне преуспели больше всех в ХIХ веке при российском владычестве. До этого в закавказских ханствах Персидской империи армяне как христиане были ограничены в имущественных и личных правах, находились в зависимости у мусульман, обрабатывали их поля, платили специальный налог, установленный для «неверных», и занимались ремеслами в городе. После установления российского владычества в Закавказье верхние слои городского армянского социума заняли место посредников между русской властью и местными народами. Армяне успешно и быстро проникли на русскую государственную службу в ряды чиновничества и на военную службу в ряды офицерства Русской императорской армии. К мусульманам российская власть питала недоверие как к иноверцам и ориентирующимся на соседние конкурирующие империи — Османскую и Персидскую, что каждый раз подтверждали пограничные войны ХIХ века. Русская администрация на Кавказе долго полагала: «магометанское население не может считаться преданным правительству и политически неблагонадежно», пока на сцену не вышел армянский трансграничный национализм.

А до этого момента положением 1836 года Армянской церкви была предоставлена автономия. Торговля на Кавказе, прежде всего оптовая, находилась в руках армян. Из-за своей трансграничной диаспоры армяне контролировали торговлю между Персией и Россией.

В результате возросшей подобной экономической и политической заметности армян они вызвали к себе новую враждебность со стороны тех, среди которых они жили. Возникший во второй половине ХIХ века трансграничный армянский национализм, во-первых, пробудил другие конкурирующие национализмы, а, во-вторых, из-за своего «первородства» и заявленных притязаний на территории вызвал национальную неприязнь у соседних народов. К тому времени в Закавказье уже существовали стереотипы в отношении армян из-за их участия в торговле, ростовщичестве и ремеслах. При этом существовавшие на практике эти стереотипы сформировали несколько процентов армян, и они были совершенно не применимы к основной массе людей (90%), представленной армянскими крестьянами.

Постоянная зависимость мусульман и грузин от армян в денежном и торговом отношении вызывала взаимное недоверие и затаенную ненависть. У грузин отдельную неприязнь вызывала экспансия армян в грузинские города и занятие там господствующих позиций. Столица Закавказья — Тифлис превратилась в армянский город в отношении демографической, политической, экономической гегемонии армян. К 1870 году армянское экономическое преобладание в Тифлисе стало подавляющим. Владельцы городской недвижимости и капиталов — армяне через институт почетных граждан контролировали городское управление Тифлиса. Но дальше над ними, разумеется, стояла российская государственная бюрократия. К 1897 году 47% населения Тифлиса составляли армяне. После этого максимума доля армян стала снижаться из-за урбанизации грузин и других народов.

Аналогично было и у закавказских татар в отношении процессов в Баку после появления там потенциального богатства — становления нефтепромыслов. В Баку мусульман было 60%, а армян — 15%. Но последние заняли в городе господствующие позиции. В Баку армяне завладели более доходными землями. На найме на бакинских нефтепромыслах армяне чаще выполняли квалифицированную работу, а мусульмане поставляли массу чернорабочих. Доля армянских предпринимателей во владении нефтяной промышленностью Баку достигала почти трети. В порту Батума, где была важна отгрузка нефти, армяне контролировали до четверти судоходной отрасли. Армяне в значительной степени контролировали и капиталы закавказских банков.

Одна маленькая культурная особенность складывающегося пролетариата: в Закавказье местные предприниматели предпочитали нанимать рабочих одной с ними национальности. Так было, например, в Тифлисе и Баку. Подобная добровольная «сегрегация» обостряла межэтнические отношения и не способствовала «пролетарскому интернационализму».

Кроме того, у мусульман негатив вызывало массовое переселение в российское Закавказье десятков тысяч армянских беженцев и переселенцев из Турции и Персии. Это переселение требовало изъятия окультуренных земель, но одновременно изменяло этнический баланс на территориях, что повышало внутреннее напряжение. Перепись 1897 года показала, что население Закавказья имело более высокий уровень рождаемости и большую процентную долю молодежи. Этот социальный «барометр» также указывал на будущую «бурю».

К 1917 году по всей полосе смешанного армяно-мусульманского расселения существовала хроническая межэтническая напряженность, постоянно грозившая вырваться насилием с хозяйственно-экономического и бытового уровня на политический. Еще до Революции 1905 года, в 1903 году, в Закавказье начались взаимные этнические чистки с погромами со взаимным уничтожением как армянских, так и мусульманских деревень. Тогда армянский национальный революционный актив создал в Закавказье собственные квази вооруженные силы. Дашнаки имели в рядах своей «армии» до 100 тыс. зинворов (солдат). Каждому зинвору выплачивалось по 30 рублей в месяц на время сборов. Во главе армянских революционных вооруженных сил стоял Главный военный совет из семи человек, бывших офицеров. При совете имелся Генеральный штаб из пяти лиц. Каждая территория имела свои военные советы. Командный состав армянских революционных вооруженных сил пополнялся не только отставниками Русской императорской армии, но и подпольно готовился в военных училищах в Болгарии и США. В частности, Гарегин Нжде и закончил офицерский курс в болгарском училище. Организованный характер армянских квази вооруженных сил стал неприятным сюрпризом в начавшейся борьбе для мусульман, для которых военная служба в Русской императорской армии была закрыта.

Революция 1917 года опять продемонстрировала, что внутреннее единство региона Закавказья определялось только российским имперским доминированием. После того как российский имперский «стержень» был вынут из «реактора», регион взорвался во вражде. Кроме того, уход России из Закавказья вернул регион в сферу межимперского соперничества. На определение границ между «национальными государствами» — Азербайджаном и Арменией решительно повлиял турецкий фактор.

В период революции 1917 года «социализм» в Закавказье оставался риторическим прикрытием, за которым велась национальная борьба. Это касалось как ведущей армянский партии «Дашнакцутюн», так и ее инонациональных противников. Так, например, самый большой советский исторический миф о гражданской войне в Закавказье — это история «Бакинской коммуны» и 26 «бакинских комиссаров». На практике же Бакинская коммуна в своей деятельности ориентировалась на армянские национальные интересы. В ее вооруженных силах числились отряды дашнаков. Как сейчас говорят исследователи, «социалистические цели» Бакинская коммуна осуществляла национальными средствами. Эта социальная практика Бакинской коммуны ознаменовалась на старте армянским погромом мусульман. И завершилась после уничтожения Бакинской коммуны мусульманским погромом с тотальным уничтожением бакинских армян.

В итоге по результатам Первой мировой войны и деконструкции Российской империи в Закавказье и Малой Азии больше всех потеряли именно армяне. Из-за сильного противодействия они не смогли осуществить свои широкие претензии на территории. При кровавом дележе армяне существенно потеряли, в том числе в территориях, отошедших в конце 1920 года к Турции. Доставшаяся им территория «национального государства» не имела выхода к морю и каких-либо ценных природных ресурсов. К 1920 году население Республики Армения сократилось на треть, до 720 тыс., притом что половину его составляли беженцы. О масштабах потерь можно, например, судить по тому факту, что к 1926 году сельскохозяйственное производство в Советской Армении достигло всего 71,5% от довоенного уровня. Восстановление хозяйства шло крайне медленно. Армянский национальный и культурный подъем в Османской и Российской империях был почти полностью уничтожен годами войны и революции. Были потеряны не только территории и жизни населения, но и институты, в которых работали армяне до революции в Российской империи, в частности Тифлисская городская дума или аналогичное учреждение в Баку. Стартовавшая советская политика «коренизации» в Грузии и Азербайджане способствовала развитию местных национальных кадров, притом что армяне вытеснялись там с прежних начальствующих постов. Верхняя «космополитическая» и «проимперская» социальная структура армян была полностью разрушена. Русская революция уничтожила торговый капитал, в котором исторически столь преуспевали армянские купцы.

Советская Россия с ее новой «интернациональной» революционной элитой стала выступать в советском Закавказье в качестве окончательного арбитра, не оставив тогда каких-либо легальных возможностей для национального протеста, надуманного или настоящего, как это было в императорской России. Большевистский террор стал инструментом не только социальной инженерии, но и подавления националистических страстей, поднятых революцией.

Тотально пострадали армяне Османской империи. Их либо истребили, либо изгнали. Верхние позиции армян в управлении и предпринимательстве, как это было в Османской империи в Константинополе, в «национальном турецком государстве» — Турецкой Республике были сведены на нет.

Т. е. период «национального пробуждения» и «национального натиска» для «проекта Армения» привел к колоссальным потерям и провалам по части грандиозных планов конца ХIХ века в период 1914—1921 годов. Это сплошные поражения даже тогда, когда отдельные эпизоды объявляются победами. В этом плане миф Нжде для национальной идентичности играет функцию демонстрации хоть какого-то успеха. И хотя военная эпопея Нжде завершилась общим его поражением — это все равно успех, это все равно победа. Нжде хотят сейчас воображать в образе армянского идеального военного вождя — этакого народного диктатора, способного брать на себя личную ответственность за собственные решения, т. е. делать то, на что абсолютно не была способна игравшая в Эривани в демократию революционная плутократия.

Нации нужны хоть какие-то отдушины для поддержания национального духа. Не все же неудачи и поражения. В частности, и сама концепция «Цехакрон» у Нжде была осмыслением армянского поражения и армянской катастрофы для преодоления последствий. В современной модной парадигме от Льва Гумилева Нжде — это ярко «пассионарная личность», который своей деятельностью, личным примером, словом пытался увлечь своих «соплеменников» — заурядных «субпассионариев». В другой — в российской народнической парадигме — а армянские трансграничные революционеры конца ХIХ — начала ХХ века вышли именно из нее — в категориях направления т. н. лавризма (от имени Петра Лаврова, 1823−1900)(2), речь шла в отношении Нжде о «критически мыслящей личности», «энергически стремящейся к правде», призванной понять задачи исторического момента, потребности народа, помочь ему осознать свою силу разбудить его и вместе с ним приступить к творению истории. «Критически мыслящие личности», по Лаврову, это интеллигенция. В этом плане Гарегин Нжде был архетипически типичен для своего поколения армянских революционеров — армянских интеллигентов. Поэтому та же идеология «Цехакрона» была связана в будущем не только с якобы фашистскими идеологиями, но и с российской революционной идеологией народничества — о критической личности, о ее роли в истории и т. д. «Цехакрон» был той разновидностью спичек (в ряду прочих других спичек), которые «критическая личность» Нжде изобрела для того, чтобы «поджечь» народ во имя создания нации. Нжде был не только и не столько военным практиком революции и партизанской войны, сколько агитатором и пропагандистом. В этом плане он больше работал не маузером, а пером и словом. Он пытался романтическими средствами выстраивать идентичность национальной революции ХХ века на героическом примере очень давней армянской истории.

Своим происхождением — сын приходского священника из Нахичеванского уезда, Нжде вполне себе типичен и для других революционных «будителей» эпохи воинственного национализма — интеллигентов в первом поколении. Например, тот же Степан Бандера (1909−1959) был сыном священника. В ситуации «отцы и дети» дети отвергали ценности отцов. Они думали, что поскольку «прогресс», то они их умнее.

В случае Нжде типичный для армянской революционной интеллигенции атеизм и антиклерикализм создавали духовный вакуум, который он собирался заполнить романтической мистикой воображаемого древнего «арийского» язычества:

«Неужели, — переговаривались армянские командиры возле сторожевого костра на берегу Аракса, — неужели прошлой ночью не был слышен глухой гул из-под земли, похожий на звон оружия? То был свирепый титан, который проснулся и поднимался на ноги.

— Зря испугались! Рядом с ним лежит и Айк-победитель, его победитель. Если проснется Нимрод, восстанет и Айк…

И пока еще самый тишайший армянин, мужчина или женщина, не в состоянии пренебречь турецкой угрозой, пока «Айк, подобный Богу-громовержцу, храбрый и беспощадный», не проснулся в Армении — мы, недостойные лучшей участи, можем доверить свою жизнь переменчивой судьбе, но не своей деснице« (Нжде, «Народ, исповедующий мужество-арийство»).

В других «арийских» новых конструируемых воображаемых сообществах вместо Айка можно подставлять Перуна, Вотана, Тора или Одина. Прием, использовавшийся независимо и безо всякой связи с Нжде.

Как и в России, в Армении движущей силой «поджигателей революции» выступила радикальная интеллигенция, которая хотела сделать своему «народу» хорошо, а получилось, как и в России, очень плохо. А на деле не просто плохо, но и тут, и там настоящая катастрофа. Парадоксом армянской национальной революции было то, что ее движущей силой выступила вовсе не буржуазия — этому армянскому космополитическому среднему классу было хорошо при империи, а армянская национальная интеллигенция, которая формировала ракурс национализма, не очень размышляя о возможных альтернативах и куда он может привести. О такой альтернативе, как национальные убытки, не думали.

Читайте также:

«Деликатный вопрос» Нжде: «Цехакрон» и конструирование армянской диаспоры

«Деликатный вопрос» Гарегина Нжде: «Образцовый офицер» и гражданская война

«Деликатный вопрос» Гарегина Нжде. Часть первая: Нжде и Баграмян

«Деликатный вопрос» Нжде: сотрудничество с гитлеровской Германией

(продолжение следует).

(1) 10 декабря 2020 года президент Азербайджана Ильхам Алиев назвал Ереванский район «исторической землей» Азербайджана. В Республике Армения слова Алиева болезненно восприняли, как посягательство на само существование армянского государства. Однако в провокационных словах Алиева есть свой резон, если вспомнить о чересполосном проживании на этой территории мусульман и о том, что в начале ХIХ века Эривань была ничем не примечательным мусульманским городком. В середине ХIХ века в Эривани, по одному свидетельству, было восемь мечетей. Но при этом надо признать, что Алиев ложно говорит о том, что Ереван был когда-то «азербайджанским городом», поскольку в исторические времена такой идентичности как «азербайджанец» не существовало.

(2) См. «Исторические письма» Лаврова. В июле 1889 году на конгрессе Второго Интернационала армянская революционная партия «Гнчак» уполномочила именно Петра Лаврова представлять ее.