Нас ждут времена «мовных» инспекторов и тотальной украинизации — киевлянка

Русский язык для Украины с самых первых дней ее независимости стал политическим вопросом — иначе невозможно объяснить отсутствие государственного статуса у языка, на котором покупалось 95 процентов книг и на котором говорила как минимум половина населения страны.

При Викторе Януковиче в 2012 году был принят так называемый закон Колесниченко — Кивалова, который предусматривал для русского статус регионального языка, чем сразу же воспользовались русскоязычные регионы страны. Первым решением постмайданной власти стала отмена этого закона, лишение русского языка статуса регионального. Это вызвало протесты по всему Юго-Востоку Украины, а в конечном итоге привело к провозглашению независимых народных республик Донбасса. В последующие годы русофобия и гонения на русский язык только увеличивались, а законодательные инициативы все больше затрагивали сферу личной жизни и личного выбора человека. Образование, квоты на фильмы и музыку на украинском языке и, как итог, введение в январе 2021 года нормы на запрет использования русского языка в сфере обслуживания.

Как и ожидалось, эта мера не привела к отказу от русского языка, а вызвала еще большую поляризацию в обществе. Мы пообщались с жителями Киева и Одессы, которые, несмотря на существующие риски, согласились поговорить на столь значимую для них тему под вымышленными именами, а также обратились за комментарием к филологу из Донецка на тему того, можно ли искусственным образом уничтожить язык в среде его носителей и насильственно заставить людей говорить на неродном для них языке. Стоит отметить, что интервью с жителями Украины записывалось еще до громких случаев с поножовщиной за использование русского языка и с внесением девушки-подростка в базу «Миротворца» за негативное мнение об украинском языке на видеохостинге TikTok . Многие озвученные нашими собеседниками предположения, такие как радикализация ситуации и усиление противодействия, оказались пророческими.

Врач-терапевт киевской городской больницы Елена Викторовна

— Когда вы почувствовали впервые, что ваше право говорить на родном русском языке нарушается?

— Нарушение прав на родную речь на моей памяти, по сути, было всегда с момента провозглашения т. н. независимости Украины — с 1991 года. Но проявлялось по-разному. Например, в Киеве в 90-е годы стали массово сокращаться школы с русским языком преподавания. Была проблема найти русскую школу. Но и там нам внушали, что русский язык вам не нужен, вы должны учить государственный язык. Соответственно, преподавание русского и украинского языков шло по-разному (три урока «мовы» в неделю и один — русского, один урок русской литературы, два — украинской).

Даже тогда, казалось бы, спустя каких-то три-пять лет после развала Советского Союза, нас уже пытались воспитывать в духе пренебрежения ко всему советскому и русскому, в духе второсортности русского языка, литературы. Вчерашние советские учителя моментально перековались на новые рельсы «самостийничества». Спустя годы я понимаю, что все это делалось скоординированно, целенаправленно, с расчетом на десятилетия вперед, чтобы однажды эти люди спокойно приняли отказ от советского наследия и русской культуры как чужеродной, враждебной и легко поддались на западные уловки.

В нулевых я училась в университете. Это был самый престижный университет Украины. Естественно, преподавательский состав в подавляющем большинстве был настроен прозападно и «самостийнически». Там тоже была довольно жесткая языковая политика. Преподавание велось только на украинском. Доходило до абсурда. Баллы за ответы на экзаменах, зачетах, а также за рефераты, курсовые и дипломные снижались из-за ошибок правописания или произношения. Притом что этот факультет был совершенно не гуманитарный и знание языка здесь вообще никаким боком не должно было бы оцениваться. Оцениваться должны знания по профилирующим предметам. Но тем не менее. Остро и болезненно притеснения себя по языковому признаку я ощутила именно тогда с установкой на то, что, каким бы я ни стала специалистом, всегда первостепенно будут смотреть не мои академические знания, навыки, владение методиками, а на «знание мовы». Отчасти поэтому в нашей стране имеется кризис со специалистами. С юных лет нас обучают не точным наукам, а «правильной мове». Итог закономерный.

Далее, в период правления Януковича и регионалов русский язык и его носители не получили больше прав. Обещания сделать его вторым государственным были обманом и популизмом. Это скорее был период «застоя» по мовному вопросу. Мовные «челюсти» сильно не давили, но и не ослабляли хватку. В государственных учреждениях, в документации везде господствовала мова. Но особого принуждения в том виде, что сейчас, не было.

В 2014-м — госпереворот, приход к власти прозападной элиты и гражданский конфликт на востоке страны повысили градус национализма и градус ненависти к русским гражданам Украины. Нацистское меньшинство стало диктовать свою волю пассивному русскоязычному большинству. Русский язык стал выдавливаться в тех сферах, где ему удавалось выживать за годы «самостийности». Разнообразные клубы по интересам, кружки, секции стали переходить на мову.

Сейчас украинизация идет уже на официальном уровне и подкреплена буквой закона. Они пробили этот закон при молчаливом согласии русскоязычного большинства. С 16 января вступил в силу известный мовный закон. К сожалению, он не вызвал в обществе той степени неприятия, которая могла бы быть, если бы они приняли его в 2014−15-м. На сегодняшний день многие сферы уже были официально украинизированы. К примеру, вся документация у нас идет только на украинском. Ни одно заявление не будет принято и рассмотрено на русском языке. Заполнить бланк в библиотеку, бассейн, салон красоты, автошколу, да хоть в клуб спортивного метания ножей можно только на украинском. Иначе вас не обслужат и не продадут вам услугу. Это и есть вопиющая дискриминация.

— Как выглядят на практике ограничения, выполняют ли их люди?

— Люди, поставленные в рамки выбора между собственным комфортом и своими языковыми правами, склонны поступаться последними в пользу первых. На практике это выглядит так. Пример с предыдущей покупкой услуг. Вы хотите купить услугу косметолога. Но вам ее не предоставят, если вы не заполните бланк на украинском. Ладно, если вы девушка 30 лет и владеете этим языком, а если вы бабушка 80 лет и никогда не изучали украинского? Как чувствует себя человек, поставленный в такие рамки? Чувствует себя ущемленным и второсортным. Подобные нарушения на каждом шагу. Осуществить куплю-продажу, бизнес-сделку, взять кредит в банке, заключить контракт, вступить в права наследства, написать дарственную, обратиться в суд — во всех подобных официальных документах незнание «мовы» будет преградой.

К примеру, я из семьи людей, переселившихся в Киев из российской глубинки еще при Советском Союзе. Естественно, они не изучали украинского. Но сейчас они вследствие этого поставлены в ранг людей второго сорта. И если можно обойтись без газет на русском языке, то как обойтись без русской аннотации к лекарствам? До недавнего времени у нас на аннотациях к медицинским препаратам было два текста — один на украинском, другой, на обратной стороне, на русском. И пожилой человек читал инструкцию и знал, как принимать лекарство. Этого больше нет.

Как выглядят ограничения после 16 января? Киев в подавляющем большинстве вопреки всему — русскоязычный город, как бы ни бесновались нацисты. И, несмотря на обязательное заполнение документации везде, общение с клиентами в вышеперечисленных сферах часто велось на русском языке. Сейчас припомню, с чем наиболее часто сталкиваюсь: консультанты в магазине электроники, консультанты в отделах одежды, обуви, косметики крупных торговых центров говорят на русском языке. У меня работают друзья в разных сферах, в том числе и в обслуживании. Знаю точно, что всем им уже даны начальством установки разговаривать с клиентами только на украинском. Поскольку система штрафов вступит в силу лишь с середины 2022 года, то на сегодняшний день начальство грозит им не штрафами, а увольнениями. Грозятся и обещают рейды-проверки из числа «неравнодушных граждан», следящих за соблюдением закона. Поэтому им советуют не переходить на русский язык клиента даже по его требованию.

— Как люди реагируют, пытаются ли противодействовать?

— Кто держится за работу, те боятся и предпочитают, что дешевле не связываться и уступить, чем пытаться кому-то что-то доказывать. Поодиночке каждый слаб. Небольшой коллектив одиночек тоже слаб против самодура-начальника. Ему проще уволить, к примеру, несговорчивый персонал консультантов, чем пойти им навстречу, но самому оказаться против мовного закона.

Изменить ситуацию, которая сложилась, может только масса, и только скоординированно.

На отдельном предприятии или в отдельной фирме малая группа людей не изменит ситуации. Увольнения, угрозы организаторам, разборки с «нацдружинами», полицией и «безпекой» — вот то, чего можно добиться, действуя в одиночку или небольшими группами. Это попадание в маргиналы. Самое ужасное, что это не станет даже примером для других, т. к. наши СМИ не дадут «дурному примеру» заражать других. В лучшем случае о тех, кто выступит против мовного закона, напишут в антимайдановском паблике.

Скажу, как обстоит дело в медицинской сфере с языковым вопросом. Нововведение требует вести диалоги с пациентами исключительно на «мове». До недавних пор в эту сферу власти нос не совали. Врач принимал больного, общаясь с ним на том языке, на котором привык общаться в реальной жизни. (За исключением документации, здесь, как я писала ранее, альтернатив мове нет.) Сейчас начальство больниц, поликлиник, амбулаторий требует от сотрудников переходить на украинский язык в общении с больными.

Требования носят жесткий, ультимативный характер. Тем, кто будет «общаться по старинке», обещают проблемы, лишение премий, надбавок, и увольнения. Примечательно, что на многих предприятиях, в учреждениях Киева начальство стремится как можно сильнее прогнуться, выслужиться и внедрить этот закон со стахановским энтузиазмом (хотя сравнение, конечно, некорректное), выразить верноподданничество самым карикатурным образом.

В общем, подытоживая этот пункт, скажу, что дискриминация идет вопиющая. Официальная сфера семимильными шагами украинизируется, но сфера бытового общения остается, как и прежде, преимущественно русскоязычной. Между собой люди разговаривают на русском. Этому есть ряд причин. Киев — крупный город. Здесь исторически сформировалось так, что горожане говорят по-русски, а по-украински говорят выходцы из сел. На подсознательном уровне эта установка продолжает работать. Здесь наблюдается даже такая языковая шизофрения: некто приехал из украиноязычной глухой провинции, в Киеве поднялся, построил бизнес, на работе и в собственной семье разговаривает по-русски, но при этом ратует за тотальную украинизацию и требует от своих работников обслуживать клиентов на украинском. Трагедия нашего общества в том, что оно молчаливо сносит надругательство над языком, на котором само же и разговаривает.

Меня всегда поражали те русскоязычные, кто ратует за тотальную украинизацию и ненавидит русский язык. На моей работе, как ни странно, таких много, а это образованные люди, интеллигенция. Те, кто постарше, выучились еще при Союзе, но сейчас, когда подуло ветром с другой стороны, они резко перестроились. Наверное, в психиатрии для определения подобной патологии есть специальный медицинский термин либо его еще придумают.

— Как лично вы воспринимаете новые ограничения? Что думает окружение, знакомые и как общество в целом встретило эти нововведения? Есть ли какое-то бытовое противодействие?

— Лично меня они не удивили. Логично было предположить, что тот курс, который взяла Украина после госпереворота, приведет к ужесточению языкового вопроса.

Я думаю, этот процесс еще не достиг своего апогея. И мы находимся в некоей серединной фазе. Нас, образно говоря, пока только предупредили, что будут бить, но еще не бьют. Мы находимся в ожидании удара неизвестно с какой стороны. По логике, давление должно расти, украинизаторы не остановятся на «сфере обслуживания» и попытаются тотально украинизировать все общество. То самое, которое продолжает между собой «шептаться» по-русски. Пройдет время, и получившие разрешение от власти разного рода «мовные инспекторы», «патрульные», «мовные дружинники» будут останавливать граждан на улице, быть может и врываться в дома, заставляя становиться «правильными украинцами».

И вот, когда ситуация дойдет до абсурда, до максимального накаливания, наступит взрыв и людям (т. е. пассивному русскоязычному большинству) надоест терпеть унижения, и пойдет обратная реакция, с украинизаторским бредом будет покончено навсегда. Процессы урбанизации, переселение в крупные города, доступ к образованию превращают украиноязычных в русскоязычных сами собой, требуя знания специальной литературы, терминологии на русском языке — языке науки, техники, культуры. Украинский язык как таковой постепенно перейдет в фольклор. У него нет будущего по одной причине: за ним не стоит наука. Потому что наука в нашей стране, как и крупная промышленность, разрушена стараниями прозападных марионеток во власти.

Знакомые и окружение воспринимают ситуацию по-разному. Спектр мнений от «ничего страшного» до «пора валить из этой страны». Посередине основная масса с мнением «как-то переживем». Пока серьезных протестных настроений в обществе я не увидела. Отчасти потому, как уже упоминалось, — процессы украинизации шли постепенно, маленькими шажочками.

Хочется верить, что, прежде чем нацисты доведут языковой геноцид до апогея, протестное сознание у населения проснется. Но здесь нужна хорошая организация, скоординированность любых выступлений. Власть взяла на вооружение хорошо подготовленные отряды праворадикалов, многие из которых попробовали вкус крови в братоубийственной войне. Противостоять этой армии тоже нужно чем-то. И здесь возникает вопрос, кто и насколько готов пожертвовать собственным комфортом, а может, и жизнью, отстаивая право на свою культурную идентичность. Я думаю, таковых найдется достаточно, чтобы переломить ситуацию.

Но, опять же, дело за гипотетическим «координационным центром», который сможет четко и отлаженно управлять этими процессами. Лично я настроена оптимистично и верю, что именно так и будет. Раз уж мы оказались в условиях неонацистской оккупации, надо с этим что-то делать.

— Хватит ли запаса прочности у говорящих на русском языке людей, чтобы сохранить за собой это право?

— Отчасти ответила выше про необходимость организовываться, сплачиваться. Запас прочности у нашего (советского) народа, победившего в самой страшной в истории человечества войне, огромен. Мы те же, что 75 лет назад. Просто надо пробудить нашу память. Здесь нужны грамотные методы информационного воздействия посредством культуры, литературы, музыки, живописи и т. д., способные смыть наслоения прозападной и неонацистской идеологической обработки. Украинский народ должен отбросить западный вектор развития и захотеть налаживать отношения с бывшими советскими братскими республиками, понять, что результаты 1991 года катастрофичны, и захотеть избавиться от них.

— Не выглядит ли сейчас Донбасс островом свободы на фоне все ужесточаемых мер?

— Несомненно, у пророссийски ориентированной части населения своевременный выход народных республик из состава неонацистской Украины вызывает восхищение и сожаление по поводу того, что освобождение территорий не пошло дальше, вглубь Украины.

На последнем «Бессмертном полку» в Киеве на митинге звучали речевки: «Слава городу-герою Донецку», «Слава городу-герою Луганску». Колонна с восторгом подхватывала их.

К слову, у нас в городе много дружественно настроенных по отношению к молодым республикам, но в сложившихся условиях им приходится пребывать в тени. Выступления в одиночку — фатальны.

— Переживет ли это испытание русский язык на Украине, на ваш взгляд?

— Русский язык на Украине — неискореним. Да, первое время будет трудно, будет борьба с украинизаторами, репрессии на языковой почве, еще большее ужесточение мер. Но в конечном итоге, по объективным причинам, русский язык на Украине станет не просто «официальным», а единственным государственным. Вопрос только в том, что ждать объективных причин можно долгими десятилетиями, а можно ускорить их. Для этого надо бороться за свою идентичность, отстаивать права на родную речь, помнить, что сейчас идет духовная война за умы, за души, а русский язык — мощное оружие в этой борьбе. И самое главное — прививать русский язык своим детям, не позволить неофашистам ментально оскопить их, лишив возможности читать и говорить по-русски. И помнить, что Русский мир — это не явление, ограничивающееся территорией современной России, а культурный феномен, выходящий далеко за ее пределы.

А еще я люблю театр. У нас в Киеве есть театр русской драмы имени Леси Украинки и театр драмы и комедии на Левобережной, так там все еще идут спектакли на русском языке (шли до локдауна), также оперный театр изредка дает постановки на русском. В связи с новым законом театры могут пострадать. Либо придется переводить спектакли на «мову», либо просто снимать их с репертуара.

Вячеслав, житель Одессы, частный предприниматель

— Как выглядят на практике ограничения, выполняют ли их люди?

— Что успел заметить я. Вся сфера обслуживания перешла на украинский. Впрочем, если попросить, к примеру, продавца общаться на русском, то в основной массе с радостью выполняют эту просьбу. Но учитывая , что в последние годы идёт целенаправленная миграция в Одессу, да и в принципе в русскоязычные регионы носителей украинского с Западной Украины, то можно нарваться и на взгляд довольно агрессивный и, соответственно, просьба не выполняется. Тех же, кто недостаточно хорошо владеет украинским, украиноязычные (опять же) работодатели увольняют. Такая себе чистка по языковому принципу.

— Как лично вы восприняли новые ограничения? Что думает окружение, знакомые? Как общество в целом встретило эти нововведения? В данном случае особенно интересен взгляд из Одессы, так как Одесса абсолютно русскоязычный город. Есть ли какое-то бытовое противодействие?

— Скажу честно: ни малейшей радости не испытываю. На счёт окружения… В моём окружении нет никого, кому бы нравилось происходящее — как сейчас с языком, так и за последние семь лет с Украиной. На счёт общества в целом сложно сказать, потому как это общество всё-таки не совсем однородно.

Есть те, которые не скрывают своего негативного отношения к происходящему, есть приспособленцы, которые в личной беседе возмущаются, а по факту неплохо так мимикрируют под любое политическое веяние. То бишь сейчас они лояльны этой власти, но, уверен, при смене курса на противоположный они мгновенно переобуются. Есть и рьяно упоротые персонажи, у которых в голове война с Россией, во всём виноват Путин и конные буряты в Донбассе. Их не подавляющее большинство, разумеется, но пропаганда делает своё дело. Ну и, разумеется, кучка радикалов на зарплате.

По поводу русскоязычной Одессы — 90 процентов студентов высшей школы, приехавшие с Западенщины, остаются в Одессе, чтобы не ехать обратно в свои села и прочее. Но, если в 90-х — начале 2000-х говорить на украинском в Южной Пальмире было моветоном и маркером бескультурья, то в последние годы приехавшие, да и ассимилировавшиеся носители мовы стали довольно агрессивны в этом вопросе. А противодействовать в быту можно единственным способом — общаться, несмотря ни на что, на русском. Что, собственно, и происходит массово.

— Хватит ли запаса прочности у говорящих на русском языке людей, чтобы сохранить за собой это право?

— Чем больше давление — тем больше сопротивление.

— Не выглядит ли сейчас Донбасс островом свободы на фоне все более ужесточаемых мер?

— Выглядит. Вот только даже за намек на подобную точку зрения можно неслабо так огрести неприятностей как от властных структур, так и от радикалов, что, впрочем, сейчас одно и то же.

— Переживет ли это испытание русский язык, на ваш взгляд? И когда, по вашим ощущениям, ваши права говорить на родном языке впервые начали нарушать? Может быть, какое-то первое впечатление осталось?

— Повторюсь: чем больше давление — тем больше сопротивление. Впервые ещё в 90-х, когда в самостийной Украине начали украинизировать науку, медицину, да и вообще всё, что под руку попадало. Это выглядело и нелепо и смешно одновременно. У меня в институте, к примеру, был введён технический украинский язык, которого на тот момент не существовало в принципе. И заключались эти занятия в том, что нам (студентам) давались списки техтерминов на русском и задание придумать (!!!) им соответствующие украинские. Потом, я так понимаю, весь этот бред в основной массе куда-то отправлялся, кем-то анализировался и внедрялся. К примеру, часть дециметровой ТВ-антенны называется «полуволновой вибратор» — на украинском теперь — «напивхвыльовый тремтяч».

К слову сказать, друзья мои, учившиеся в медицинском институте, рассказывали о подобных же экзерсисах, но уже в сфере медицины. Если быть честным, то мой выпуск еще бог миловал обучаться по новым украинским учебникам и на украинском языке, чего не могу сказать о последующих. Преподаватели какое-то время саботировали подобные вещи, но после череды выговоров, а то и увольнений с заменой на преподавателей с Западной Украины дело у них пошло.

Доктор филологических наук, профессор кафедры языкознания и русского языка, а также один из разработчиков доктрины «Русский Донбасс» Вячеслав Теркулов

— Насколько устойчив и живуч русский язык в условиях запретов? Сколько времени с момента начала гонений на него должно пройти, чтобы он исчез на Украине?

— Русский язык живуч, потому что это язык мышления — не получится запретить человеку думать и говорить на русском языке. Вы же понимаете, что в основном формула, которую предлагают на Украине, будет контактоустанавливающей — человек приходит в магазин, продавец говорит первую фразу на украинском языке, отдав дань этому как бы закону, а потом они оба переходят на русский язык.

Что касается вопроса о том, как исчезают языки. Обычно языки исчезают вместе с носителями, и это справедливо в большей степени для локальных языков — языков народов Африки, во многом для языков севера. Это происходит не тогда, когда применяются драконьи методы. Напротив, когда возникает запрет на язык, начинается абсолютно ожидаемое противодействие. Те, кто посмелее, повсеместно используют этот язык, остальные продолжают разговаривать на нем дома, в семье, продолжают читать литературу на русском языке.

Языки исчезают тогда, когда в них исчезает потребность и существует альтернативный авторитетный язык. Например, когда приезжают колонизаторы, а местное население начинает подстраиваться под них, добровольно заимствуя язык. Единственный путь вытеснения языка — это путь добровольного отказа. Насколько мне известно, на Украине такого добровольного отказа нет. Язык исчезает также в том случае, если его использование имеет единичную локализацию. То есть, когда нет информационной поддержки, язык может со временем исчезнуть, но в случае с Украиной поддержка существует — она исходит из соседней России. Так что мой прогноз положительный.

Украина создает базу для нового конфликта. Я хочу обратить внимание на то, что зачастую понятия официального и государственного языка смешиваются. Официальный язык — это язык документов, а государственный язык — это символ государства, язык, который должен объединять нацию.

Скажите пожалуйста, может ли украинский язык объединить нацию не путем своего саморазвития, а путем запрета другого языка? Ни один язык в мире не получал авторитета за счет запрета другого языка. Он может получить авторитет только в результате своей экспансии, своего развития, в реализации социально и культурно значимых проектов. Я все-таки думаю, что те, кто принимают эти законы, абсолютно не понимают тенденции языкового развития. Никакой язык не выиграет за счет запрета другого языка.

— Как вы думаете, становится ли культурная, языковая модель, предлагаемая Донбассом в том числе в русской доктрине, все более привлекательной для русскоязычных регионов Украины в условиях увеличивающегося давления на русский язык?

 — Думаю да, но здесь нужна небольшая оговорка. Говорят, что в Донбассе отказываются от украинского языка как государственного в знак мести по отношению к Украине. На самом деле есть такое понятие, как языковое строительство и языковая политика. Она всегда опирается на выверенные основания. Как возникает государственный язык? Первый вариант, когда все граждане государства говорят на одном языке — это самая простая ситуация и здесь ничего решать не нужно. Она справедлива для Польши, для Германии, для Англии. Вторая ситуация, когда государственными языками становятся несколько языков — здесь возможны разные варианты. Финны решили сделать шведский язык вторым государственным.

Я как-то разговаривал с великолепным финским ученым Арто Мустайоки. Когда я сказал: «У вас там живут шведы», он ответил: «Нет, у нас живут финны шведского происхождения, говорящие на шведском языке». Они говорят о существовании единой финской политической нации, в которую входит две этнические нации — пусть девять процентов, но входят.

Вторая ситуация, когда язык какой-то провинции становится настолько значимым, что игнорирование его прав приводит к разрушению государства. Это канадская история. В Канаде в 70-е годы стоял вопрос отделения провинции Квебек. Осознавая всю опасность происходящего, канадские власти не пошли по пути запрета французского языка на территории Канады, а просто признали его вторым государственным. После этого состоялся референдум об отделении Квебека, и простым большинством голосов, причем минимальным, Квебек все же решил остаться в пределах Канады.

На территории ДНР говорят о существовании 130 национальностей, но, кроме русского языка, ни один другой язык не распространен на всей территории республики. Конечно, есть села, где общаются на суржике, но это не основание для того, чтобы украинский язык существовал как государственный, так как попросту некому оказывать меры поддержки языка.

Сравните с Украиной? Сколько проживающих на Украине людей говорят на русском языке? 83 процента людей, по их исследованиям. То есть русский язык распространен по всей территории страны, и даже в украинской конституции говорится о том, что на Украине поддерживается русский язык. Люди, которые говорят, что на Украине должен быть один государственный язык, в качестве примера приводят Польшу, забывая, что это мононациональное государство. Они забывают и о том, что в Северной Македонии, в Финляндии или в Ирландии люди могут выбирать язык общения самостоятельно. В европейских странах, помимо общегосударственного статуса второго языка, есть статусы официальных государственных языков провинций — та же Баскония в Испании. На Украине этого нет, подписав в свое время языковую хартию, Украина не следует этому соглашению. Они могут принимать любые законы и просто творить беззаконие, как сейчас и происходит. Но уничтожить таким образом русский язык у них не получится.