Владимир Маски: Хроники Донбасса. Война — это сон разума

Люди на Украине, не видевшие войну воочию, живущие в эпоху «постправды», судят о войне по телекартинке, по рассказам интерпретаторов или, того хуже, по пропагандистским роликам. Они по-разному считывают конфликт на Донбассе. Это зависит от качества «приёмника», в том числе от уровня рефлексии.

Для одних гражданская война — это просто картинка по телевизору, в которой нет ни пафоса, ни героизма, ни проблемы вообще. Другие, у которых достаточно сильно развито чувство сопричастности или какое-то национальное самосознание, могут очень переживать и сопереживать. Третьи, из числа умников-философов, полагают, что вся эта война в Донбассе — игра слов и смыслов, придуманная «постмодернистом-реконструктором Гиркиным», или просто ряд экспериментальных данных для написания кандидатской диссертации по антропологии насилия.

На самом деле война — это страшная реальность, тем более гражданская война. Это какой-то «сон разума, рождающий чудовищ», как с одной, так и с другой стороны. Картина Дали, на которой человек разрывает на части своё собственное тело. В этом лихорадочном, сбивчивом, со всполохами взрывов сне происходящее теряет человеческий смысл, события обретают крайнюю меру ночного кошмара: страдания живого теплокровного существа под обстрелом, в голоде и холоде. Как будто с людей, еще недавно не мыслящих себя без свода норм, приличий, привычек, содрали одежды, все слои батиста и полотна, костюмной шерсти и кожи. Осталась голая страдающая сущность на грани жизни и смерти. В окопе ли, на улице или под руинами, как в сладострастии, дрожат умирающие тела…

Это и есть подлинная правда о гражданской войне. Все другое, весь этот героический пафос — есть ложь и политическая трескотня, не имеющая ничего общего с ужасающей реальностью происходящего.

Поэт Максимилиан Волошин в своё время написал следующие строчки о белых и красных:

А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.

Пишущему о гражданской войне, как бы он ни старался походить на Волошина, трудно быть абсолютно объективным. Думаю, поэт в глубине души всё равно склонялся к какой-то из сторон. Чтобы быть максимально объективным, нужно абстрагироваться от таких субъективных категорий, как правда, справедливость, нравственность, мораль или логика, поскольку кантовская мораль сильно отличается от морали революционной, а логика у сторон разная. Необходимо сосредоточиться на моментах, лежащих в плоскости чистой фактологии. Например, какая из сторон больше нарушила закон, конституцию, криминальный кодекс, международные договора и конвенции.

Применение военной силы в отношении собственного народа прямо запрещено украинской конституцией (статья 17). Когда в 2014 году на Западной Украине начались захваты государственных учреждений, когда начались назначения «народных губернаторов», когда грабили арсеналы милиции, СБУ и военные склады с оружием, Виктор Янукович не пошёл на силовой вариант, хотя, как законный президент, имел на это больше прав, чем те, кто пришёл к власти в результате так называемой революции. Президент пошёл на переговоры и сложил с себя полномочия, переведя конфликт в политическую плоскость. А когда это же самое началось на Донбассе, новая власть в одностороннем порядке прервала переговоры и ввела на восставшие территории регулярные войска плюс добровольческие батальоны. Кстати, создание и функционирование будь каких вооружённых формирований запрещается той же статьёй конституции.

В 2018 году американские конгрессмены назвали батальон «Азов», участвовавший в войне на Донбассе, — «неонацистским батальоном». Тогда было принято решение, что выделенные США средства для Украины не могут использоваться для «передачи вооружения, обучения или оказания иной помощи батальону „Азов“». В октябре 2019 года Конгресс США обратился к Госдепартаменту с требованием признать «Азов» террористической организацией.

Жителям села Широкино признание Госдепа ни к чему, они видели неонацистов своими глазами.

Устименко Надежда Ивановна, родилась 24 марта 1949 года в селе Широкино, где прожила всю жизнь:

«Я хорошо помню, когда в село вошел украинский батальон „Азов“. 10 февраля 2015 года без боя на улицы Степную и Рыбацкую зашли БТРы, танки — началась „зачистка“ села. 12 февраля пригнали машины для эвакуации людей в Мариуполь. Параллельно с эвакуацией начался грабёж домов. Вывозили в Мариуполь всё, что попадалось на глаза: бытовую технику, мебель, продукты. В подвалах у широкинцев было много продуктов, заготовок. То, что мародёры не смогли унести, вояки уничтожали, стреляли из автоматов по банкам…»

В 2014 году киевская власть нарушила два пункта 17-й статьи Конституции Украины, а также «Закон о декоммунизации и денацификации», запрещающий нацистскую идеологию и нацистские символы. Петр Порошенко с Александром Турчиновым готовы были бросить на Донбасс хоть «Азов», хоть «Торнадо», хоть самих чертей из пекла, только бы сохранить власть и не допустить малейшей для неё угрозы.

Захватившие власть категорически не хотели ею делиться с кем-либо. Впрочем, делиться пришлось. Почувствовав свою слабость, майданная власть фактически отдала большую часть полномочий тем, у кого были ресурсы — денежный, силовой, уличный, — олигарху Игорю Коломойскому и другим. Таким образом, вместо одного центра власти появилось несколько. В этих условиях борьба за власть стала механизмом раскручивания насилия в областях страны с учётом интересов местных элит. В результате бойни в Одессе власть там захватил Коломойский. Аналогичным образом было подавлено сопротивление в Харькове, Днепропетровске, Николаеве, Херсоне, Мариуполе и других городах Юго-Востока страны.

Майданной власти не нужен был общенациональный диалог, поскольку тогда бы пришлось учитывать и альтернативные точки зрения, идти на компромиссы. Гораздо легче было всех противников Майдана объявить «сепаратистами» и «предателями», а виновником прямого следствия Майдана — гражданского конфликта на Донбассе — назначить Россию и списать все свои промахи на её агрессивные действия. По мере возгорания конфликта на востоке страны порошенковская пропаганда приобретала явно выраженный военный характер. Общественное сознание было мобилизовано на войну. Причём война, которая, по сути, являлась не чем иным, как войной за майданные установки и удержание власти майданными силами, стала преподноситься как война за Украину.

Согласно пункту «д» ст. 23 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны и пункту 2 ст. 35 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г. (Протокол I) запрещается применять оружие, снаряды, вещества и методы ведения военных действий, способные причинить излишние повреждения или излишние страдания. Международным правом установлены ограничения относительно способов использования разрешенных видов оружия и ведения военных действий — запрещается атаковать и бомбить незащищенные города, селения, жилища и строения, в том числе больницы, госпитали и т. д., при условии, что эти здания и города не служат одновременно военным целям.

С середины мая и до конца июня 2014 года украинская артиллерия, расположившаяся на горе Карачун (в переводе с тюркского — Чёрная Смерть, высшая точка 167,6 м над уровнем моря), проводила массированные обстрелы из тяжёлого вооружения городов Славянск и Краматорск, а также близлежащих населённых пунктов, применяя гаубицы, крупнокалиберные миномёты, в том числе миномёты «Тюльпан», системы залпового огня «Град». Во время обстрела посёлка Семёновка пострадало здание психлечебницы, чудом не погибли (снаряд не разорвался) врачи и больные люди.

В период с 2015 по 2019 год я каждое лето бывал на Донбассе: в Краматорске, в Славянске, в Святогорске, в Яцком. Был и в Семёновке. В 2018 году, несмотря на заверения властей о скором ремонте, там ещё стояли разрушенные здания и не было моста, мы переправлялись через понтонный. Я видел последствия бомбардировок, на окраинах города ещё лежали воронки от снарядов и мин. Славянск пострадал сильно: было разрушено много гражданских объектов, погибли мирные жители. В Славянске мне поведали новую примету: «Если собаки бегут — жди обстрела. Тоже беги и прячься!» Самым страшным оружием, о котором рассказывали славянские, были фосфорные бомбы. Попадает на тело капля фосфора — и выжигает рану величиной с кулак, а потушить невозможно… Да и лечить было некому. В городской больнице осталось всего два врача — хирург и травматолог, остальные убежали. И множество раненых — гражданских, ополченцев. Объективности ради скажу, что украинская сторона применение фосфорных зарядов отрицала.

Краматорск практически не пострадал, его обстреливали мало, с Карачуна всё летело в сторону Славянска, занятого народным ополчением под командованием Игоря Гиркина-Стрелкова. В Краматорске ополченцы не дислоцировались, они появились, разогнали местную власть и уехали в Славянск, оставив небольшую группу (менее 20 человек) во главе с командиром, позывной — Терц. Тем не менее несколько артиллерийских ударов по городу было нанесено. Снаряды падали в районе Станкостроя (на трамвайной остановке погибла молодая женщина), а также в Соцгороде — возле здания городского МВД, там тоже погибли люди. Ракета, пущенная то ли с самолёта, то ли с какой-то дальней установки, попала в школу № 24 и снесла угол рядом стоящего дома № 22 по улице Б. Хмельницкого. В июне в результате артобстрела был частично разрушен цех завода «Энергомашспецсталь». Обстрел производился ночью, поэтому пострадавших не было. Всего в результате обстрелов погибло, по разным данным, от 10 до 15 краматорчан, 142 человека были ранены и прошли через медицинские стационары.

Я улыбнулся, когда прочитал об «освобождении Краматорска от сепаратистов». Никто никого не освобождал, поскольку никто не захватывал. В самом Краматорске вообще не было наземных операций, в основном артобстрелы. В мае — июне 2014 года бои велись за городом в районе пос. Пчёлкино и возле аэродрома, который несколько раз переходил из рук в руки. 5 июля в Краматорск без боя зашли украинские танки. После чего поймали несколько человек бомжеватого вида и арестовали за сепаратизм. Те не возражали, но были сильно удивлены, поскольку настоящие «сепаратисты» город покинули накануне. Потом был митинг, на который «пригласили» два десятка перепуганных пенсионеров, ну чтобы хватило для объективов телекамер, вручили флажки и плакаты. Народ был в смятении, не зная, что делать и что говорить. Один дед пытался что-то сказать по-украински, получилось не очень… Танкист, улыбнувшись, сказал: «Батя, не бойся, говори по-русски, тут нет никаких бандеровцев». Дед обрадовался, тоже заулыбался. В общем, трогательная картинка для украинских каналов.

В начале июня группа украинских мотострелков на БТР заблудилась в районе Ясногорки, у них была старая карта. Если бы они пошли по ней, то нарвались бы на засаду ополченцев. Украинцев спасли местные жители, предупредив об опасности, сказав при этом: «Не потому, что мы вас поддерживаем, а потому, что боимся „ответки“, если вас тут положат…» Солдаты ушли другой дорогой, оставив БТР.

В мае возле Краматорска случился другой бой. На блокпост, где стояли украинские десантники, со стороны Меловых гор стали надвигаться ИМРы, которые повстанцы реквизировали на НКМЗ. Потом два года Г. М. Скударя (президент и глава АО «НКМЗ») таскали в СБУ, чуть не посадили за эти ИМРы и стальные трубы, из которых славянские ополченцы «смостырили» самодельные миномёты. По качеству они были так себе, но на пару выстрелов хватало…

Атака на блокпост началась поздно вечером. Десантники, увидев надвигающееся на них с возвышенности «чудовище», возможно, приняли ИМР (инженерная машина разминирования) за какой-то новый вид танка, запаниковали и стали отступать из траншеи, которую машина буквально загребала стальными подвесками-тралами. Два солдата погибло. Сейчас на месте блокпоста стоит памятник. Существует легенда о том, что украинских десантников спас один «сепар», выведя через балку к своим. Когда его спросили почему, он молча расстегнул рубашку и показал полосатую тельняшку. Я пытался разузнать об этом человеке, но ничего, кроме того, что он был из Славянска, не узнал: ни имени, ни фамилии, ни того, как сложилась его судьба. Кто-то говорил, что его расстреляли свои, кто-то, что простили и он ушел с Гиркиным в Донецк.

Не знаю, была ли правдой эта история, или она является частью мифологии, которой переполнена любая гражданская война, такой же как пулемёты, взятые из музея, или танк Т-34, снятый с постамента и ушедший на фронт. Но «сотрудничество» враждующих сторон на линии фронта, знаю точно, было. Примеры «окопного перемирия» приведены во многих литературных произведениях о войне. Если во время ВОВ наши солдаты с немцами контактировали, то на этой войне, когда в окопах по разные стороны линии фронта разговаривают на одном языке, контакты просто неизбежны. Два афганца, плеч-оплечь сражавшихся в ущельях Кандагара, теперь смотрят друг на друга через прицел, переговариваются, благо рации на одной волне. Обычно кроют друг друга матом, но бывает предупреждают: «Пацаны, щас вас накроют огнём, ховайтесь на!..»

В один из приездов по моей просьбе друзья прокатили меня по маршруту, которым ушёл из Славянска Гиркин со своими бойцами: Славянск — Семёновка — Краматорск — Дружковка — Константиновка — Горловка — Донецк. Именно отчаянный, героический штурм бронегруппы позволил ополченцам прорвать линию обороны и продвинуться к Краматорску. После этого украинская армия больше не могла контролировать перемещение славянско-семёновской группировки. Обогнув Краматорск, колонна вернулась на донецкую трассу и дальше до самого Донецка двигалась без препятствий и потерь.

Подводя итоги Славянской эпопеи, можно констатировать как факт: 12 апреля 2014 года в Славянск вошла группа из 52 человек, что стало началом вооружённой борьбы против режима Петра Порошенко. Спустя три месяца из Славянска вышло более двух тысяч человек, в Донецк прибыло около трёх тысяч — целая армия закалённых в боях людей, готовых бороться за право жить на своей земле так, как они хотят, а не так, как постановил Майдан.

А что же с тем участком дороги, о котором я говорил, предваряя эту главу? Есть такой участок на донецкой трассе в районе посёлка Клебан-Бык — затяжной спуск-подъём в несколько километров. И так небольшая скорость движения автоколонны (около 50 км/час) там вынужденно замедляется до 30 км/час. На этом участке колонну можно было расстрелять как в тире! Два звена (или даже одно) «сушек» — и на дороге груда металла и человеческих останков. Можно было достать и с помощью армейской или даже полковой артиллерии. С оговоркой — при наличии точных координат места и корректировщика, который бы сообщил время подхода колонны к точке нанесения удара.

Почему ни того, ни другого не сделала украинская армия? Вопрос на засыпку историкам и аналитикам, а также повод для написания следующей статьи — о том, с каким усердием украинские ВВС бомбили гражданские объекты Донбасса.

Продолжение следует