Россия — Китай: взаимное покаяние и общий учебник истории?

Было бы удивительно, если бы в начавшейся американо-китайской холодной войне не использовались «исторические» аргументы. Но удивляться и не пришлось: в западных, японских, гонконгских СМИ растет поток публикаций о «неразрешимых противоречиях» между Китаем и Россией. Поводы превосходны, ведь русские — единственные «ян куйцзы» («заморские дьяволы»), которые не за морем, а за рекой.

Обратили на себя внимание материалы, посвященные тому, какое «возмущение» в Китае (просто: «в Китае» без конкретики) вызвало, празднование 160-летия Владивостока в июле этого года. Естественно, с напоминанием о том, что на месте города когда-то была деревня Хайшэньвай (Бухта Трепангов). Игнорируя тот факт, что до 1878 года, т. е. еще 18 лет после основания Владивостока, этническим китайцам запрещалось селиться в Маньчжурии — личном владении императоров-маньчжуров. О «закрытых для русских туристов» китайских «музеях оккупации», а также о «картах из школьных учебников» (почему-то с легендами на английском и срезанными исходниками) и говорить не стоит.

История российско-китайских отношений действительно непроста. Во-первых, любая самая старая и мирная граница складывалась в результате войн и при соответствующих условиях старые конфликты легко реанимируются, несмотря на кипы договоров, былое союзничество, решения международных арбитражей. Незачем ходить за далекими примерами. Представим, что в Китае к власти приходит… демократическое правительство, управляющее сегодня Тайванем. А оно вполне официально претендует (помимо территорий в Индии и островов, на которые претендует и Пекин) на север Мьянмы, пакистанский Гилгит, таджикский Памир, Монголию, российскую Туву и даже на сотню километров левого берега Амура ниже Благовещенска (т. н. 64 деревни). Не в авторитарных государствах, а куда чаще «на пути к демократии» объединяющую национальную идею ищут в восстановлении «исторических» границ.

Во-вторых, на пограничный фактор наслаивается не менее сложная проблема — общепринятая в Китае концепция, согласно которой Поднебесная никогда не была завоевана. Все захватчики — это «на самом деле» вассалы Китая, которые были приглашены на престол и основали новые династии. Концепция, надо признать, не эксклюзивная, но, скажем, Россия не притязает на территорию Дании и немецкого Шлезвига, откуда пришел Рюрик (Рёрик) — то ли завоеватель, то ли наемник на службе Великого Новгорода. В Китае же мирно уживаются признание нынешних договорных границ и убежденность в том, что самые дальние пределы государств, которым хоть недолго принадлежал и Китай, — это если и не исконно китайские земли, то территории его «исторического наследия». Рюрик, кстати, оставляя на Руси Олега (Хельги), успел наследить по всей Северной Европе от Англии до Финляндии. Неплохой задел для претензий…

Древнекитайская дипломатия всегда была на высоте. Даже если кочевники наводняли страну и хозяйничали вокруг императорского дворца, уплата дани оформлялась как «помощь императора его верным вассалам». Тоже ничего особенного: в XV—XVII вв.еках дань Русского государства Крымскому ханству называлась «поминками» — «подарками», Литва же и позднее Речь Посполитая платили в среднем втрое большую дань, «ордынскую тягость», в качестве «откупа» за входившие в их состав русские земли, некогда вассальные Орде.

Кочевники отнюдь не были наивными дикарями и прекрасно понимали суть китайских интриг, но с удовольствием принимали игру, ведь титул «имперского полководца» сулил преимущества в борьбе за «помощь», близость к трону, а может быть, и сам трон. Формула устраивала обе стороны, а там как получится: либо Китай с помощью одних варваров истреблял других и устанавливал контроль над Степью, либо какое-то из государств кочевников захватывало страну («вассал и полководец Поднебесной приглашался на престол»). Сколько же раз была завоевана Поднебесная?

Для начала следует отбросить культивируемую Китаем мифологему о «5 тысячах лет истории» этой страны (а то и 10 тысяч). Всё, что уходит дальше рубежа нашей эры, — это хуже или лучше (с эпохи Конфуция) историзированные мифы, записанные, скажем мягко, гораздо позже произведений историков и философов-политологов Фукидида, Геродота, Платона, Аристотеля, Ксенофонта. И да простит нас «отец китайской истории» Сыма Цянь, почти одновременно с «Записками о Галльской войне» Гая Юлия Цезаря, книгой вечно современной о вечно повторяемых ошибках политиков и военных.

А первыми исторически известными варварами, пришедшими на территорию Китая, были… сами китайцы (хань), спустившиеся с Тибета в долину Хуанхэ и ассимилировавшие автохтонов-земледельцев с их достижениями в материальной и духовной культуре, включая письменность. Ханьцев никто ассимилировать уже не смог, поэтому они стали «древнейшей цивилизацией», а соседи — «варварами». И, скажем прямо, история ханьцев заслуживает высочайшей оценки, потому что почти тысячу лет они выживали на грани поражения: земли к северу от Янцзы постоянно опустошали «кочевые варвары», а земли к югу от Янцзы ханьцы еще только отвоевывали у местных «горных и лесных варваров», веками составляя здесь не более одной десятой части населения.

Государствами кочевников на территории всей или части Восточно-Китайской равнины (собственно Китая) были в III—IV вв.еках Северная Хань гуннов, досаждавших ханьцам по меньшей мере и 500 предыдущих лет. В V—VI вв.еках почти до Янцзы продвинулась империя Северная Вэй монгольского племени сумбэ/сяньби. В начале VIII века наступил золотой век безопасности Китая, когда империя Тан смогла разгромить кочевников бывшего Тюркского каганата от Байкала до Балхаша. Естественно, силами других тюрок. Но к началу X века история вернулась на круги своя.

В X—XII вв.еках Cеверный Китай относился к государству Ляо монголов-киданей (отсюда русское «Китай»), в XII—XIII — почти до Янцзы к государству Цзинь родственных эвенкам чжурчжэней (позже в отчетах русских землепроходцев — дючеры на Амуре и Сунгари). Наконец, основанная Чингисханом и охватившая весь современный Китай с окрестностями империя Юань. Не то чтобы Чингисхан когда-либо признавал себя вассалом Китая, но в молодости, до того как уничтожить «китайскую» империю Цзинь, он получил от цзиньского императора (строго говоря, тунгуса) чин командира дружественной пограничной стражи (что-то вроде варваров-федератов на службе Византии: сам понемножку грабь, но других не пускай). Хотя еще в 1208-м Чингисхан разорвал вассальную зависимость, отказавшись присягнуть новому цзиньскому императору, для китайской историографии такого «вассалитета» достаточно. Можно было бы назвать еще два десятка «некитайских китайских» государств, но достаточно и нам.

С начала XV века, после освобождения от монголов (империя Мин), казалось, что на землях ханьского народа (всё та же Восточно-Китайская равнина) наступит новый золотой век. Великая Китайская стена была укреплена как никогда, войска вышли к границам Вьетнама и Бирмы, а китайские корабли бороздили воды Тихого и Индийского океанов. Но оттуда и пришла новая беда — «заморские дьяволы», причем не только португальцы и голландцы, но и японцы, попытавшиеся отбить Корею. Португальцы в 1557-м захватили Аомынь (Макао), а голландцы временно — Тайвань (Формозу). В 1603 году испанцы вырезали на острове Лусон (Филиппины) несколько десятков тысяч китайских поселенцев, которые возглавили восстание местных малайцев — тагалов против колонизаторов. В 1637 году артиллерийским обстрелом Гуанчжоу с моря англичане добились открытия для «свободной торговли» этого, а затем еще двух портов.

В начале XVII века «недобитые» чжурчжэни создают новое государство — Маньчжурию. В 1644 году они уничтожают империю Мин и воцаряются под именем династии Цин. Кстати, по тому самому рецепту, что был изобретен китайской дипломатией: в условиях народного восстания и внутренних усобиц противники императора провозгласили маньчжурского богдыхана Айсиньгьоро Фулиня («вассала и полководца Китая») ни много ни мало «защитником китайского народа». И ничего, что при этом маньчжуры истребили (не выселили, а истребили, чтобы некому было возвращаться) китайцев Ляодунского полуострова и под страхом смерти запретили ханьцам без специального разрешения даже появляться в Маньчжурии. Вот тебе, бабушка, и мирные оленеводы.

Дипломатические отношения России с империей Мин, а позже Цин не заладились. Русские наотрез отказывались исполнять обряд поклонения «варваров» «сыну Неба», который слишком походил на процедуру получения русскими князьями ярлыка в Орде. Посольство Василия Тюменца развернулось еще на монголо-китайской границе, Иван Петлин сослался на отсутствие подарков для аудиенции, а Федор Байков отказался без всяких экивоков, однако получил ответное письмо для своего государя.

Первым русским землепроходцем, вышедшим в бассейн Амура (поднявшись в 1640 году от Якутска вверх по Лене и Витиму и перевалив Яблоновый хребет), был Еналей Бахтеяров, не казак, а дворянин привилегированного московского списка. Он состоял письменным головой при якутском воеводе Петре Головине, и поскольку его должность приблизительно совмещала обязанности прокурора и представителя Счетной палаты, а воеводы нещадно воровали, последние пытались всеми правдами и неправдами услать первых с глаз долой куда подальше и подольше.

Когда Бахтеяров спустился в земли монгольского племени дауров и предложил им покровительство русского царя, те заявили, что у них уже есть покровитель — маньчжурский богдыхан. Русский дворянин, сын боярский, сказал, что с богдыханом разберется сам и потребовал ясак. Дауры шутку не оценили: их на притоке Шилки собралось тысячи две, а пришельцев было всего полсотни, да и то с местными толмачами. Еналей Леонтьевич верно оценил ситуацию и включил заднюю. В ходе дружеских бесед на тему, как проехать к богдыхану, он узнал всё, что требовалось: о великой реке, текущей на восток и впадающей в море, о том, что в Даурии вызревают хлеб и репа, что было критически важно для сибирских поселенцев, и о том, что здешние горы богаты серебром. Но по возвращении был обвинен Головиным в «нерадении государственным делам» и брошен в тюрьму (полностью оправдан в результате расследования по царскому указу). Памятников Бахтеярову в России нет. А ведь составленную им карту Витима улучшил только князь-географ-анархист Петр Кропоткин через 230 лет.

Но кто знает, на чьей стороне правда? Следующий письменный голова, отправленный в Даурию, Василий Поярков, действовал решительнее. Имея, правда, полторы сотни казаков и пушку. И начался поход на Амур в 1643-м, за год до свержения маньчжурами династии Мин. Трудно сказать, чем помогла России та жестокость, с которой Поярков прошел по Амуру, вдоль земель дауров и дючеров (северных чжурчжэней-маньчжуров), но, не получив ничего, он потерял половину отряда. И совсем непонятен его поступок с гиляками-нивхами на нижнем Амуре, которые до этого не платили дань никому. Нивхи присягнули на верность царю, уплатили ясак соболями, но перед самым уходом Василий Данилович решил еще маленько прихватить. Тоже мне, князь Игорь и древляне. Несколько лишних соболиных шуб стоили жизни еще половине от половины отряда. А главное — китайские историки могут ехидно заявлять, что нарушение условий договора означало разрыв договора: никто в российское подданство на Амуре тогда не вступил.

Разбирать подвиги Ерофея Хабарова еще труднее, он и удэгейцев по Уссури в русское подданство привел. Если сначала приводил, а потом грабил. Иначе разбегались. Но не будем нарушать принцип учета контекста эпохи: решительность Пояркова и Ерофея Павловича сломили сопротивление дауров и дючеров. На Амуре появились русские остроги и среди них — знаменитый Албазин, рядом с которым был построен Спасский монастырь, а вокруг выросли с десяток деревень, дававших хлеб острогам Восточной Сибири. В 1682 году Албазин был объявлен центром нового воеводства, и этого империя Цин стерпеть уже не могла. Началась не война (это важно), но, за исключением осады Албазина, скорее «демонстрация намерений», завершившаяся Нерчинским договором 1689 года. России досталась западная часть Даурии до Аргуни с пашнями и серебряными рудниками, но она потеряла Приамурье с Албазином.

Пути России и «заморских дьяволов» сошлись только в середине XIX века. Было бы неверно говорить, что сошлись случайно, но не было и союзничества России с Англией и Францией в Опиумных войнах 1840−42 и 1856−1860 годов. История двух этих войн удивительна. Англичане распробовали чай, который тогда производился только в Китае. Но Ост-Индийская компания не хотела платить за него серебром, а европейские товары китайцев не слишком интересовали. Перспективный товар нашелся в Индии, правда в Китае он был запрещен. Опиум. «Осталось уговорить невесту».

Когда китайцы стали вымирать целыми деревнями, цинские войска нарушили соглашение о «свободной торговле» в Гуанчжоу, захватили склады и сожгли тысячи тюков зелья. В первой войне Китай потерпел поражение. Но когда китайцы стали вымирать уже не деревнями, а уездами, началась вторая война, вернее восстание тайпинов, которые истребляли англичан, французов, американцев, китайских торговцев смертью и продажных чиновников. Естественно, цинское правительство даже не рассматривало возможность объединения с тайпинами, что также, естественно, привело к поражению Китая и во второй войне с захватчиками.

Вот такие скелеты в шкафу глобализации, которой на наших глазах кладет конец именно Китай, точнее США, которых глобализация во главе с Китаем не устраивает. Самое «смешное» в том, что войны за право свободно продавать опиум в Китае потеряли смысл ввиду вымирания «целевой аудитории». И тогда англичане сделали гениальное открытие, о котором почему-то не догадались ранее: зачем выращивать опиум в Индии, чтобы с такими издержками обменивать его на чай в Китае, когда искомый товар можно производить в самой Индии вместо опиума? Так появились индийский и цейлонский чаи.

Россия, и этого никто не оспаривает, не имела никакого отношения к Первой опиумной войне и только косвенное отношение — ко второй. Но в западных публикациях на тему истории российско-китайских отношений дежурная формулировка гласит, что Россия приобрела Приамурье и Приморье «в результате Опиумных войн». Уже формально это легко опровергается: русские начали продвижение в Приамурье, вдоль берега Японского моря и даже на Сахалине задолго до (!) начала Второй опиумной войны. В 1850 году были основаны посты Петровский у северного выхода из Амурского лимана и Николаевский (Николаевск-на-Амуре), а в 1853-м Де-Кастри, Мариинский (Мариинское, правый берег Амура уже в 300 км от устья), Константиновский (Советская Гавань), Александровский (Александровск-Сахалинский), Ильинский (Ильинское или Орлово, юг Сахалина!).

Оценивать действия России можно по-разному, но это не было участием во Второй опиумной. Была борьба за Амур с «демонстрацией намерений». Более того, когда цинское правительство согласилось в 1858 году на переговоры в Айгуни об «исправлении границы», Россия предложила Китаю помощь в вооружении и реорганизации армии. Формально для борьбы с восставшими, фактически — против англо-французов. Очень уж хотелось поквитаться за Крымскую войну. Но на такой вызов цины были не готовы.

Интересно, что маньчжуры быстро согласились на возвращение России левого берега Амура, однако отказались детализировать границу к востоку от Уссури, заявив, что здесь, в Приморье, уже лежат земли маньчжурские, родовые земли династии Цин. Тем самым признав, что земли к северу от этих были захвачены. В т. ч. у русских в 1689-м. Правобережье Уссури было объявлено общим владением.

Видимо, цинская дипломатия сильно «просела», т. к. деление спорных земель на «цинские» и «нецинские» стало не единственной ее ошибкой. В 1859 году на фоне временных удач в борьбе с западными державами император Айсиньгьоро Ичжу официально заявил, что заключение Айгунского договора было ошибочным. Чем дал России повод требовать окончательного размежевания. Естественно, русские использовали повод в подходящий момент, в 1860 году, когда маньчжуры потерпели окончательное поражение. Две империи подписали Пекинский договор, устанавливающий нынешнюю границу. Если Айгунский и Пекинский договоры и были «заключены под давлением», то не большим давлением, чем Нерчинский договор.

По-настоящему Россия слилась в экстазе с другими колонизаторами Китая только в 1900—1901 годах при подавлении восстания ихэтуаней («боксеров») — национально-освободительной войны китайского народа. Народный бунт был, как всегда, беспощадным, но все же не бессмысленным. Франция хозяйничала в китайских провинциях, граничивших с ее Индокитаем. Британия установила контроль не только почти над всем побережьем, но и над зоной по обоим берегам Янцзы с коридором к Тибету и Индии. Германия успела отхватить Циндао. Россия ускоренно строила Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД) и ветку на юг (ЮМЖД) к незамерзающему порту Далянь. Не успевшие к разделу США требовали «равных возможностей для всех» (предтеча глобализации), Япония обкатывала лозунг «Азия для азиатов» (читай: «Азия для японцев»). Точнее, украла лозунг «Америка для американцев» тех времен, когда США еще скромно осваивали свое полушарие.

Вообще, участие в «китайских делах» считалось признаком принадлежности к клубу избранных, поэтому своей доли пирога, пусть без особых надежд, требовали даже Австро-Венгрия и Италия, отправившие в Тихий океан по паре канонерок. Так сложился «Альянс восьми держав», который приступил к практическому разделу страны. Англичане даже сообщили миру, что нет никакого единого китайского языка, а к югу от Янцзы живет совсем другой, вполне особенный народ. Пора только провести самостийные границы.

Не будем описывать ход восстания, включая артиллерийский обстрел ихэтуанями Благовещенска, их вторжение на русский берег и «ответное» истребление не участвовавшего в восстании китайского населения города и левого, а заодно и правого берега Амура. Но вот на что хотелось бы обратить внимание китайских коллег.

Особенно беспокоили китайские дела Страну восходящего солнца. В результате Первой японо-китайской войны 1894−1895 годов она захватила Тайвань и даже втиснулась на материк между провинциями британской зоны влияния, застолбив маленькую провинцию Фуцзянь. Но главные виды строились на север Китая. По условиям мирного договора Япония вынудила цинов признать независимой вассальную Корею, разумеется с целью ее дальнейшего захвата. Далее последовала бы Маньчжурия, весь Северный Китай с еще не разделенной долиной Хуанхэ и выход Японии к центру Азии. Но тут влезли русские. И в саму Корею, и в Ляодун, отрезая Японию от остального Китая!

Конечно, нападая в 1904-м на Порт-Артур, японцы объясняли и объясняют это сегодня совсем иначе: «Россия окружала Японию!» Сначала Камчатка, затем Сахалин, Приморье, и вот — Корея. Завтра русские высадятся на Кюсю, а может, сразу на Хонсю! Посмотрите японский многосерийный фильм «Тучи над холмами», вот это скрепы так скрепы.

Да, полусумасшедшие российские энтузиасты разработали целый проект «Желтороссия», предусматривавший присоединение Синьцзяна, Монголии и Маньчжурии, заселенной уже 15 миллионами китайцев. Но Николай II отверг даже предложение генерал-губернатора Приамурья Николая Гродекова присоединить «очищенный» от китайцев правый берег Амура и далее до КВЖД: своё бы удержать.

Если бы в войне 1904−1905 годов победила Россия, это мало отразилось бы на судьбе Китая, России и Японии. В 1913 году в Китае была свергнута Цинская династия, в 1917-м — погибла Российская империя. Не знаем, где остановился бы Китай, но Порт-Артур (Люйшунь) и Маньчжурию он вернул бы точно. Но победила Япония. Люйшунь и Маньчжурия достались ей. И стали базой для начавшихся почти сразу новых и новых захватов, вылившихся во Вторую японо-китайскую войну, которая закончилась только в сентябре 1945-го. Понимаем, сослагательное наклонение, альтернативная история и демагогия: благополучие Китая — последнее, о чем беспокоился последний русский император. И всё же есть о чем подумать.

На рубеже 2000-х китайские, южнокорейские и японские ученые задались благородной идеей написать примиряющий народы совместный учебник истории с древнейших времен до наших дней. Разругались, кажется, уже на синантропе: почему, собственно, «китайский человек»? Русские и поляки смогли в 1990-х создать совместную комиссию, которая документально установила число красноармейцев, преднамеренно убитых в польском плену во время Советско-польской войны 1919−1921 годов. И это, пожалуй, единственное, что не позволяет сегодняшним варшавским русофобам раскрутить «катынский геноцид».

Может, попробовать и нам с Китаем создать единый учебник о взаимоотношениях двух стран? Синантропа можно оставить китайцам, не жалко. Как выяснилось, человечество произошло не от него — хомо эректуса, а от хомо эргастера, который тогда еще из Африки не вышел. Надеемся, китайские друзья не поддадутся моде и не будут обвинять Россию в истреблении неандертальцев, которыми закончилась ветвь эректусов-синантропов. Единственное, чего не может быть в этом учебнике, — это одностороннего покаяния. В конце концов, Русь дотла сжег «китайский полководец» Бату, не так ли? И взаимного покаяния тоже не нужно. Не наш с китайцами стиль. Который не приводил ни к чему хорошему и тех, кто видит в нем панацею.

Трудно сказать, насколько точно Михаил Горбачев сохранил в памяти разговор с Дэн Сяопином в мае 1989 года в Пекине. Впрочем, видно, что он опирался на стенограмму. Эксперты напоминают слова одного из сыновей китайского лидера о невысоких, по мнению отца, умственных способностях советского лидера. И тут же выражают сомнение в том, что Дэн Сяопин начал беседу с «нескольких слов о марксизме и ленинизме». На наш взгляд, как раз этот фрагмент беседы легко объясним. Старый коммунист, может быть, последним попытался мягко образумить «пылкого юношу», объяснить ему, что марксизм не только можно реформировать, но он может стать мощной базой развития страны. Горбачев этого не понял:

«Для меня это было довольно неожиданным. Разговор шел о переменах в сегодняшнем мире, наших отношениях с Китаем, и вдруг такой поворот».

Судите сами, кто оказался прав.

Для нас же сейчас важнее другая часть той беседы. Та, в которой Дэн Сяопин рассказал об ущербе и унижениях, нанесенных великими державами Китаю. В том числе о том, что «Россия получила по неравноправным договорам более чем полтора миллиона квадратных километров китайской территории». Но тут же добавил:

«Я изложил свою точку зрения, давайте не будем больше говорить об этом. Будем считать, что я высказался и забыл сказанное. Основная цель — покончить с прошлым, открыть будущее. Изложил же я свои взгляды только для того, чтобы советские товарищи лучше понимали китайскую сторону… Что касается исторических вопросов, то я их коснулся для того, чтоб поставить точку. Пусть ветер сдует эти вопросы. И после нашей встречи мы уже не будем возвращаться к этой теме. Будем считать, что изложили свои взгляды. Это был просто рассказ. Будем также считать, что с прошлым покончено».

А договор о дружбе (включающий положение о признании границ) должен быть бессрочным, как, например, российско-монгольский. Действующий же российско-китайский был подписан в июле 2001-го сроком на 20 лет с дальнейшим автоматическим продлением каждые пять лет, если ни одна из сторон не захочет из него выйти. Этот недочет необходимо исправить. Вот тогда можно будет говорить о самом позитивном в отношении Пекина нейтралитете Москвы в противоборстве Китая и США.

На этом и должны строиться прочные российско-китайские отношения. Понятно, договоры заключаются для того, чтобы зафиксировать сложившиеся позиции и тут же нарушаются при существенном изменении соотношения сил. Но договоры имеют и обратную связь, помогая настоящим партнерам укреплять выгодное для себя соотношение сил в конкуренции и борьбе с третьими государствами и блоками. Азы и международной политики, и межличностной психологии. Постоянно нарушаемые из-за сиюминутных «печенек». Похоже, обе стороны это понимают.