«Победа на горькой ноте» — путь Южной Осетии к признанию длился 18 лет

Признание Россией независимости Южной Осетии 26 августа 2008 года изменило кардинальным образом отношение к оценке прошлого, к пониманию задач настоящего и к ожиданиям, связанным с перспективами будущего. Что касается прошлого, начался новый отсчет времени, своего рода календарь-мартиролог с государственными днями памяти по погибшим и мероприятиями в годовщины самых значимых вех военной биографии страны: 6 января, 18 марта, 20 мая, 20 июня, 8 августа, 23 ноября. В первые годы было горькое понимание того, что признание катастрофически запоздало и можно было уберечь огромное количество жизней, если бы это случилось раньше, если бы вопрос решался в правовом поле теми силами, которые были полномочны не допустить кровопролития.

Моментов, соответствующих принятию решения по Южной Осетии, было много на протяжении 18 лет. Первый из них — когда Грузия постановлением Верховного совета в марте 1990 года «О гарантиях защиты государственного суверенитета» заявила о выходе из СССР, объявив советскую власть в республике незаконной. Но советская власть, загнанная в угол цепной реакцией распада страны, ничего не предприняла для сохранения в составе федерации хотя бы автономий. Хотя в соответствии с советским законом «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» от 3 апреля 1990 г., автономии имели право «на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе». Момент был упущен, если кто-то вообще собирался им воспользоваться.

Право Южной Осетии на самостоятельное решение вопроса (в данном случае о независимости) было признано основанием лишь спустя 18 лет — Российской Федерацией:

«Учитывая свободное волеизъявление…, руководствуясь положениями Устава ООН, декларацией 1970 года о принципах международного права, Хельсинкским Заключительным актом СБСЕ 1975 года, другими основополагающими международными документами…».

Даже когда звиадистская Грузия с осени 1990 года начала формировать собственную армию — верный признак строительства независимого государства (в данном случае сепаратистского) — Горбачев все еще надеялся что-то изменить и вовлечь Грузию в проект под названием «новый союзный договор». Но к концу года Национальная гвардия уже была сформирована и 6 января 1991 года направлена в Южную Осетию.

В течение всего 1991 года в зоне конфликта гибли не только южные осетины, но и военнослужащие ВВ МВД СССР, находившиеся на территории республики, их захватывали в заложники, обстреливали их транспорт грузинские вооруженные группировки. Говоря языком сегодняшних реалий, гибли граждане Советского Союза. Но для СССР, в отличие от Российской Федерации в августе 2008 года, это не стало основанием для ввода войск. Вождь Грузии напрочь игнорировал требования центрального руководства СССР остановить кровопролитие, возможно, потому, что указ Горбачева касался обеих сторон — и напавшей, и обороняющейся: прекратить огонь и вывести незаконные вооруженные формирования. Хотя законные вооруженные формирования участия в боевых действиях не принимали, они вывозили беженцев, спасали выживших из-под руин сожженных домов, вели переговоры с грузинскими полевыми командирами по выдаче заложников, но отвечать огнем на бесконечные обстрелы населенных пунктов они не могли, это делали отряды осетинского ополчения. Опять же, в августе 2008 года четыре взвода российских миротворцев вели ответный огонь против батальона грузинской армии, обороняя миротворческую базу и препятствуя продвижению войск в Цхинвал.

В марте 1991 года Грузия отказалась участвовать в референдуме по сохранению СССР, как обновленной федерации равноправных суверенных республик, а Южная Осетия участвовала, точнее, ее осетинская часть населения, проголосовав «за» Союз под минометным огнем советской социалистической республики Грузия. Но это не подвигло советскую власть на трезвые шаги, которые были бы справедливы в отношении Южной Осетии. Даже, когда через пару месяцев Грузия провела выборы президента уже независимой от Советского Союза страны. При тотальной антисоветскости грузин и безоговорочной просоветскости осетин огромная мощная супердержава не захотела признать преступным волюнтаристское решение большевиков по включению в 1922 году части Осетии в состав грузинской республики, оставив при этом вторую ее часть в составе России. Это могло бы не просто исправить положение, а спасти жизни тысячи осетин, оставленных в абсолютно враждебном соседстве.

В завершение этого тяжелейшего 1991 года Союз ССР был расформирован окончательно. Химера надежды на Союз, наконец, отпустила, и в январе 1992 года освобожденная от иллюзий Южная Осетия провела референдум. Народ проголосовал за независимость и воссоединение с Россией, ответа от которой, впрочем, не последовало. Ждать признания оставалось 16 с половиной лет, одну неоконченную и еще две войны.

Референдум заслуживал большего уважения со стороны России, да и момент был очень подходящим. Дело в том, что в независимой Грузии случился первый государственный переворот, которых потом будет еще несколько. В «бесхозной» стране шла гражданская война, в условиях которой и при отсутствии легитимной власти, Россия могла бы учесть законные права Южной Осетии. Но, спустя некоторое время, к власти был приведен новый предводитель, бывший советский партократ, миссионер «демократии», Эдуард Шеварднадзе, с которым Россия вела воодушевленный диалог по поводу политической ориентации Грузии. Были даже спешно выведены части Внутренних войск МВД, все еще находившиеся в Цхинвале. 20 мая банда грузинских экстремистов расстреляла в упор колонну осетинских беженцев на высокогорной дороге. Было ли это свидетельством сопротивления сторонников звиадизма «голубю мира» или реальной политикой нового вождя, было важно для России, но совершенно неважно Южной Осетии. Потому что «с Зарской горы хлынули потоки человеческой крови…». Ельцинская Россия не услышала этот хъарæг (с осетинского — плач). Но в 2008 году для уже другой России истребление людей было достаточной причиной для того, чтобы прийти на помощь и восстановить справедливость:

«Ночной расстрел Цхинвала грузинскими войсками привел к гибели сотен наших мирных граждан. Погибли российские миротворцы… Грузинское руководство в нарушение Устава ООН, своих обязательств по международным соглашениям, …развязало вооруженный конфликт, жертвами которого стали мирные люди… Был выбран самый бесчеловечный способ добиться своей цели — присоединить Южную Осетию ценой уничтожения целого народа… Это была не первая попытка. В 1991 году президент Грузии Гамсахурдиа с призывом „Грузия для грузин“ — только вдумайтесь в эти слова — приказал штурмовать Сухум и Цхинвал. Тысячи погибших, десятки тысяч беженцев, разорённые сёла — вот к чему тогда это привело», — заявил президент России Дмитрий Медведев 26 августа 2008 года.

Да, правильно, так оно все и было, это прекрасный документ! И тут можно сделать небольшое отступление: когда в освобожденный Цхинвал после войны прибыла первая делегация Госдумы РФ, депутаты извинились на встрече с руководством, что опоздали на несколько дней и не смогли быть с народом Осетии в дни войны. На что получили ответ:

«Вы опоздали на восемнадцать лет»…

Однако вернемся в определяющий 1992-й. После трагических Зарских событий Верховный совет Южной Осетии провозгласил государственную независимость. Были пройдены все рубиконы, расставлены все точки и, как положено, отряды ополченцев объединялись в вооруженные силы под единым командованием. Отступать некуда, рассчитывать можно только на себя. Южная Осетия несла колоссальные потери, сдерживая постоянные попытки грузинской гвардии взять штурмом Цхинвал. В таких условиях, после подписания с Грузией Сочинского соглашения о прекращении огня, 14 июля 1992 года Россия ввела в Южную Осетию миротворческие силы.

Следует отметить, что, к примеру, Запад не смущали такие условности, как наличие вооруженного конфликта, десятки тысяч беженцев и этнические чистки внутри страны. Через пару недель после ввода миротворцев в Южную Осетию, ООН приняла Грузию в свои ряды.

«Принятие в ООН осуществляется Генеральной Ассамблеей по рекомендации Совета Безопасности, если эти органы сочтут, что заявитель является миролюбивым государством», — говорится в уставе этой организации.

Еще раньше, в марте 1992 года Грузия вошла в СБСЕ (нынешняя ОБСЕ). В это самое время, помимо вооруженной агрессии против Южной Осетии, в Грузии шла гражданская война между войсками Госсовета и звиадистами… Ну да ладно.

Начались долгие безрезультатные переговоры с Грузией, смысл которых сейчас даже трудно вспомнить, годы опасного приближения жителей республики политикой «народной дипломатии», «мягкой силы», НПО, гуманитарных проектов, аккредитации целого вороха международных организаций и т. д. Это были «смутные времена», пустые с точки зрения продвижения к независимости, хотя активно шло строительство государственности, то есть формирование государственных органов и трудное установление контактов с российскими коллегами.

В следующий раз момент нельзя было упускать в 2004 году. Позиционная война велась в течение трех летних месяцев с вторжением грузинских войск на территорию Южной Осетии в августе. Командование миротворцев, кажется, самостоятельно принимало меры, которые соответствовали ситуации: разгоняло скопления незаконных вооруженных банд, под угрозой заставляло грузинскую сторону убирать незаконно выставленные в зоне конфликта военные посты, пыталось влиять на грузинских коллег по миротворческому контингенту и ждало, когда власти РФ что-то предпримут. Реакция официальной России практически не менялась от одного заявления Госдумы к другому:

«Резко осуждает, выражает озабоченность, серьезную озабоченность, призывает стороны…».

Агрессия была совершена против государственного образования, хоть и не признанного, где на основании соглашения действовали трехсторонние миротворческие силы. Вести боевые действия миротворцы не могли. Их вели отряды осетинского ополчения. И все же, это были уже не 91−92 годы. В ответ на российский ультиматум грузинские войска в течение 40 минут покинули захваченные местности, побросав по пути оружие. После того, что произошло, по-хорошему требовалось пересмотреть формат соглашения, учесть новый фактор опасности со стороны Грузии в лице нового бесноватого вождя, договориться с которым не представлялось никакой возможности, это было очевидно. Но политических решений со стороны России в отношении Южной Осетии снова не последовало.

Тем не менее Россия четко обозначила свой геополитический интерес в регионе, в особенности с учетом пронатовских устремлений Грузии. Начался этап более тесного сотрудничества, и это уже давало надежду, опираясь на которую в РЮО в 2006 году провели повторный референдум о независимости и проголосовали единогласно, хотя необходимости в подтверждении итогов плебисцита 1992 года не было. Тем не менее просьбы о признании не нашли отклика, но зато очень многие жители Южной Осетии получили российское гражданство, без которого население было лишено элементарных социальных прав и возможностей…

То, что произошло потом, мы все хорошо помним. Масштаб агрессии 2008 года, количество жертв, в том числе среди российских военнослужащих, операция по принуждению агрессора к миру — все это говорило совершенно прозрачно о том, что Россия изменила самооценку и заставила других считаться с ней. Было очевидно, что в этот раз она не ограничится выражением «серьезной озабоченности».

«Мы понимаем, что после того, что произошло в Цхинвале и планировалось в Абхазии, они имеют право решить свою судьбу сами», — сказал президент Российской Федерации 26 августа 2008 года.

Признание государственной независимости Республики Южная Осетия произошло на такой горькой ноте, после стольких тяжелых испытаний и потерь, в столь драматической ситуации, что состояние опустошенности не позволяло глубоко прочувствовать свершившееся. Не прошли 40 дней траура по погибшим, не все еще даже были перезахоронены с огородов на кладбища, не всех еще пленных вернули… Самые первые мысли были о том, что всего этого можно было избежать, если бы признание состоялось раньше, «основываясь на результатах референдумов и решениях республиканских парламентов», — как сказано в тексте документа.

Со знакового 26 августа минуло 12 лет. Именно столько Южная Осетия живет в мире. Еще четыре страны вслед за Россией признали независимость РЮО и установили дипломатические отношения. Подписан Договор о союзничестве и интеграции с Россией, на территории Южной Осетии дислоцирована российская военная база, государственная граница РЮО охраняется совместно с пограничниками РФ, ведется восстановление Республики в рамках российской Инвестпрограммы.

В то же время сложно не обращать внимания на то, что Грузия так и не подписала договор о ненападении. Конечно, подписать межгосударственный договор можно лишь после признания Южной Осетии суверенным государством. Но Грузия не собирается даже искать совместно с другими делегациями Женевских дискуссий какую-либо приемлемую форму для юридического оформления своих мирных намерений (поскольку пустые декларации о мирном пути решения конфликта звучат с той стороны уже 30 лет). Если бы Грузия в августе капитулировала по всей форме, не было бы сейчас проблем с обвинениями в оккупации и требованиями вывода российских вооружений. Можно возразить, что, в конце концов, это же не фашистская Германия. Нет, но это фашистская Грузия, и рано или поздно преступники должны ответить за содеянное.

У развивающейся Южной Осетии большие задачи. Уже не стоит говорить о «восстановлении экономики», ее надо строить заново, с учетом современных запросов в мире и ресурсов республики. Южной Осетии нужна оптимальная модель развития при той колоссальной помощи, которую оказывает Россия — модель небольшой, самодостаточной процветающей страны, с достоинством занимающей в мире место среди равных, с высокой культурой, крепко стоящей на ногах, умеющей за себя постоять и живущей в мире и добрососедстве с другими странами.

Инга Кочиева, газета «Республика»