«Деликатный вопрос» Нжде: миф и правда о расстреле в Татеве

В 1948 году Гарегин Тер-Арутюнян, известный по партийному и литературному псевдониму Нжде, был приговорен советскими властями к 25-летнему тюремному заключению. В частности, Нжде обвинялся следственными органами МГБ в том, что он «в 1920−21 годах, являясь главнокомандующим дашнакскими воинскими силами и премьер-министром контрреволюционного правительства в Зангезуре, вел активную вооруженную борьбу против Красной Армии, преследовал и расстреливал красноармейцев и коммунистов, был одним из вдохновителей дашнакской авантюры в 1921 году».

В отношении Нжде следствие установило:

«В 1918 году дашнакским правительством был послан в Зангезур для формирования националистических воинских частей. Являясь командующим вооруженными силами, а с 1921 года и премьер-министром дашнакского правительства в Зангезуре, вел бои против Советской Армии. По его приказанию, были расстреляны ряд коммунистов и красноармейцев и брошены с Татевской скалы в ложбину сотни красноармейцев, коммунистов, революционно настроенных рабочих и крестьян».

В постсоветской Армении в рамках кампании национальной глорификации Нжде было заявлено, что обвинение в отношение расстрела красноармейцев и коммунистов было ложным. В статье «Нжде, Гарегин» в Википедии сейчас утверждается:

«Вследствие антиармянской политики, проводимой Красной Армией в начале октября 1920 года, в Зангезуре началось массовое восстание против Советской власти, которое возглавили Нжде и Тер-Давтян, а после гибели последнего — единолично Нжде. К 21 ноября две бригады 11-й Красной Армии и несколько союзных ей турецких батальонов Завал-паши были разгромлены восставшими в сражении у Татевского монастыря, и 22 ноября Нжде вступил в Горис. Советские силы оставили Зангезур (в ходе этих событий по некоторым данным погибло около 12 000 солдат Красной Армии)».

Последняя цифра потерь Красной армии — 12 тыс., очевидно, является фантастической и восходит к нарративу самого Нжде, утверждавшего по горячим следам событий:

«Без надежд на помощь извне Лернаайастан, пренебрегши превосходство противника в числе и технике, тягается с ним целый год и с необыкновенной удачей разбивает и берет в плен русские, татарские и османские военные части, жертвы которых составляют порядка 12 тысяч погибших, 3−4 тысячи пленных, более 200 пулеметов, пушек, знамен, боеприпасов и других военных трофеев… Русские войска, запуганные и ошарашенные стихийными ударами со стороны Лернаайастан, сочли эту страну непобедимой и отказались воевать с ней, и их сотнями арестовывали и расстреливали их же командиры, как это и имело место в Горисе в прошлом году…». (1)

Таким образом, Нжде среди прочего утверждал, что он оборонял Сюник от каких-то «османских частей», т. е. подразделений турецкой армии. В ультиматуме Красной Армии от 27-го сентября 1920 года Нжде грозил: «Турок и русских я уничтожаю с таким наслаждением, каким уничтожаю в бою и вне боя».

В 1947 году на следствии советского МГБ по делу Нжде один из свидетелей — Арсен Хойлунц показал, что «в 1920 году под руководством Нжде в Капанском районе было уничтожено около двух рот русских красноармейцев из 83-й бригады Красной Армии. Красноармейцы были убиты в Капанских рудниках, в районном центре Капана, в Арцванике и в районе Кармир Кара (июль — август 1920 года). Вместе с этими красноармейцами были убиты мобилизованные Красной Армией крестьяне Горисского района, которые доставляли продовольствие и боеприпасы частям Красной Армии… В конце 1920 года и начале 1921 года в Татевском монастыре, где находился штаб Нжде, под руководством последнего были уничтожены путем расстрела и сбрасывания живым со скалы в ложбину более 400 красноармейцев-русских, коммунистов и революционно настроенных крестьян и рабочих армян».

Другой свидетель — Аваг Джанунц утверждал: «6-го января 1921 года по приказанию Нжде в Хндзореске публично были расстреляны три коммуниста — Ованесян Степан, Тарян Сона и Тевунц Татевос… Наиболее страшным злодеянием Нжде было следующее: в течение декабря 1920 года и января 1921 года по приказанию Нжде были брошены в татевское ущелье 263 русских красногвардейца, из которых часть были сброшены в ущелье живыми, а остальные после расстрела».

Третий свидетель — Асатур Паронян утверждал: «В 1921 году, когда я сидел в Татевском монастыре, со мной сидело 23 человека, из которых 7 красноармейцев русских, я и остальные коммунисты — армяне. Из 23 человек 15 было расстреляно, сброшено с Татевской скалы в ложбину, а 8 человек, в том числе и я — освобождены… Должен сказать, что 7 красноармейцев русских все до единого были расстреляны… Во время последнего отступления дашнаков из Еревана в 1921 году дашнаки привезли в Татев арестованных коммунистов — около 500 человек, должны были расстрелять. Это приказание Нжде было отменено Рубен пашой, из 500 человек было расстреляно в Татеве около 40 человек… По распоряжению спарапета Нжде в Татеве было убито около 400 человек коммунистов и красноармейцев… Среди убитых не было ни одного турка. Все убитые в Татеве были красноармейцы и коммунисты… По распоряжению Нжде в 1921 году в Горисе были убиты десятки коммунистов».

Сам Нжде на допросе в 1947 году по Татевскому эпизоду утверждал: «Я повторяю свои предыдущие показания. Из Татевского монастыря в ущелье были сброшены только два человека, привезенные «Комитетом спасения» Врацяна из Еревана в апреле месяце 1921 году. Это убийство было совершено по приказанию «Комитета спасения».

Но далее на допросе Нжде признавал: «Однако считаю, что, возможно, свидетели Хойлунц и Джанунц имеют в виду расстрелянных и сброшенных с Татевской скалы около 200 турок из отряда Завал паши, которых советская власть использовала против нас. Хочу отметить, что отряд Завал паши был мною разгромлен, и он сам, раненый, вместе со своими офицерами и солдатами, попал в плен. Мною было дано указание солдат освободить, а Завал пашу с его офицерским составом публично расстрелять. Но мои телохранители вместе с крестьянами расстреляли их в Татеве и Дарбасе и сбросили с Татевской крепости… Я настаиваю, что убитые были турки, одетые в красноармейскую форму, и, возможно, свидетели Хойлунц и Джанунц, исходя из этого, полагали, что красноармейцы — русские и армяне».

Спустя десятилетия в своей автобиографии, написанной в тюрьме, Нжде вспоминал про этот эпизод с «Завал пашой» так: «Покидая Армению, я взял с собой шкуру тигра, убитого моими воинами на армянском берегу Аракса, — (мое единственное вознаграждение). Кинжал Джавал паши — (мой единственный военный трофей).(2)

В своем заявлении на имя председателя Президиума Верховного Совета ССР Климента Ворошилова Нжде утверждал: «Осенью 1920 года из Баку в Зангезур прибыли турецкие орды под командованием Завала Паши. Появление турецких войск вызвало бурю негодования среди крестьянства. Турецкие аскеры, верные своей волчьей натуре, начали грабить и убивать мирных жителей. „Зангезур стал Турцией“, — писали мне из Гориса и Татева. Зимой 1920 года части Завала Паши напали на Сисиан. Мое народное ополчение выступило против турок. В бою, имевшем место у Татевского монастыря, турки потерпели катастрофическое поражение и оставили Зангезур… От своих народных дружин я требовал высочайшей нравственности даже по отношению к мусаватистам и туркам, которые пытались уничтожить армянство. Во всех моих приказах говорилось: „Будьте человечны к безоружным“».(3)

В 2011 году в журнале «Ноев Ковчег» в № 4 за февраль была опубликована статья Гамлета Мирзояна «Миф и правда о расстреле в Татеве». В статье утверждалось, что советское обвинение Нжде 1948 года было основано на ложных показаниях и сознательных лжесвидетельствах, поскольку, в действительности, в татевском историческом эпизоде пострадали расстрелянные и сброшенные со скалы турецкие офицеры и аскеры. По тексту статьи ее автор Мирзоян совсем уже старательно отделял «мух от котлет»: «красноармейцев» и «коммунистов» от турецких солдат и офицеров: «Красные и аскеры понесли большие потери»; «Восставшие перекрыли красноармейцам и аскерам все выходы в сторону Советского Азербайджана». «В ночном бою Завал-паша пытался вырваться из кольца окружения, но, раненый, попал в плен. Вместе с ним в руках ополченцев Нжде оказались оставшиеся в живых переодетые красноармейцами аскеры». Аскеры переоделись в красноармейцев. Это были не красноармейцы, а аскеры.

В итоге Мирзоян сделал следующий вывод: «Как обошлись с турецкими офицерами, мы уже знаем из показаний Нжде. Не об этих ли трупах мифических красноармейцев говорили Деведжян, Хойлунц и Джанунц в своих поклепах на Нжде?! И не та ли ложь во благо легла в основу композиции холста Коджояна «Расстрел коммунистов в Татеве»?! Пора бы восстановить справедливость и сменить табличку под картиной на «Расстрел переодетых красноармейцами турецких офицеров в Татеве».

Как оказалось, статья Мирозояна лишь создает новый миф в замену прежнего. В итоге получается, что уничтожение турецких офицеров и солдат в Татеве изуверским способом — это своего рода оправдательный момент в отношение лично Нжде и ложного советского обвинительного приговора. Ведь красноармейцев (подразумевается — русских) Нжде не расстреливал. После боя он убивал турецких аскеров. А это, само собой разумеется.

Между тем, еще в 1996 году в своей фундаментальной монографии об Армянской республике в период 1918—1920 годов американский историк армянского происхождения проф. Калифорнийского университета Ричард Гейбл Ованнисян (Hovannisian) установил, что в военном эпизоде возле Татевского монастыря в октябре и ноябре 1920 года действовал сформированный из турецких военнопленных 1-й стрелковый полк «Турецкой Красной Армии».(4) Его бойцы и командиры — и есть красноармейцы — самые настоящие, а не «мифические». Вслед за Нжде Ованнисян повторил, что эта красноармейская часть потерпела поражение, командир полка был ранен и взят в плен. О дальнейшей его судьбе американский историк умалчивает, поскольку на тот момент не обладал сведениями о изощренных расправах в Татевском монастыре. Однако назвать имя непонятного и грозного Завал Паши, якобы вторгшегося, по рассказам Нжде, в Зангезур осенью 1920 года, американский историк так и не решился. Ведь на самом деле, как выясняется, командир 1-го стрелкового полка Турецкой Красной Армии (совсем и не паша) по результатам боев у Татева остался жив и продолжал командовать полком, по крайней мере — в декабре 1920 года.

Между тем, можно с большим основанием утверждать, что пленные турецкие красноармейцы были уничтожены в Татевском монастыре вместе с пленными русскими красноармейцами и просоветски настроенными армянами.

Эпизод с турецкими красноармейцами в Сюнике в октябре—ноябре 1920 года частично исследован российским историком из Санкт-Петербурга Виталием Витальевичем Познахиревым — доцентом Смольного института Российской Академии образования.

По означенному сюжету доц. Познахирев дает следующую информацию в своей монографии «Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914—1924 гг.», опубликованной в 2014 году. В результате исследование Познахирева по теме позволяет преодолеть новосозданный в постсоветской Армении миф о Нжде и об учиненном им «праведном революционном терроре» сугубо «правильной» национальной направленности в стенах Татевского монастыря.

В случае с восстанием и боями в Сюнике в октябре и ноябре 1910 года, утверждает Познахирев, речь идет о 1-м стрелковом полке турецкой Красной армии, иначе еще именуемом в документах: «1-м стрелковым турецким полком», «Турецким стрелковым красным полком».

1-й стрелковый полк турецкой Красной армии состоял из двух батальонов и его численность не превышала 800 человек. Полк формировался управлением Красной армии в Азербайджане в период с июня по октябрь 1920 года из турецких военнопленных, оказавшихся в русском плену в период 1914—1917 году. Набор в 1-й полк проводился в основном — в Баку и — частично — в Екатеринодаре. Кроме того, «агитационно-вербовочные бюро» для привлечения в полк турецких военнопленных были развернуты в Астрахани, Майкопе, Нальчике, Ростове, Ставрополе и на хуторе Романовский. Таким образом, эта воинская часть Красной Армии вполне себе вписывается в историю т. н. «интернационалистов» в Гражданской войне в России 1917−1922 годов.

Инициатива создания 1-го стрелкового полка турецкой Красной армии всецело исходила от турецких коммунистов, еще до создания Коммунистической партии Турции развернувших свою революционную деятельность в Баку после установления советской власти в Азербайджане (апрель 1920 года). Эта инициатива была поддержана РВС Республики. Далее известный лидер турецких коммунистов Мустафа Субхи предложил развернуть этот полк в дивизию, для чего провести мобилизации турецких граждан, проживающих на территории Азербайджана. РВС 11-й Армии отверг это предложение.

Кемалисты из Анкары не без оснований подозрительно смотрели на военную активность турецких коммунистов в Азербайджане, поскольку 1-й стрелковый полк еще не существующей «турецкой Красной армии» планировалось сразу после формирования перевести в Турцию. Турецкие коммунисты, планировавшие в скором времени покинуть Баку и вернуться на родину, считали необходимым располагать в Анатолии верной им воинской частью. Личный состав полка получил соответствующую политическую подготовку, и доля коммунистов в нем приблизилась к 7%.

1-м стрелковым полком турецкой Красной армии командовал Мамед Эмин. Нельзя утверждать, что турецких военнопленных соблазняло жалованье на советской службе. Командиры и бойцы турецкого красноармейского полка получали ничтожное денежное довольствие. Жалованье красного командира составляло 7,5 тыс рублей в месяц, а рядового бойца — 3,5 тыс рублей в месяц. В Баку в это время сотня папирос стоила 1 600 руб. Скорее, часть турецких военнопленных привлекала возможность в рядах полка быстрее вернуться на родину.

К середине октября 1920 года формирование полка было завершено. Далее мы предлагаем текст автора монографии — к. и. н. Виталия Познахирева.

* * *

«К моменту отправки полка на родину, его личный состав был обеспечен обувью и зимним обмундированием не более, чем на 50%. Ощущался недостаток в средствах транспорта и санитарном имуществе. Лишь во второй половине сентября [1920 года] турки получили оружие (значительная часть которого, кстати, вышла из строя в первые же дни боев): винтовки без штыков и 6 пулеметов, а наиболее массовое пополнение (277 чел.) «догнало» полк уже на пути в Турцию. Небезупречным оказался и план перемещения полка из Баку через Евлах, Агдам, Шушу и Герусы в Нахичевань, занятую к тому времени турецкими войсками. Тот факт, что один из участков указанного маршрута пролегал через Зангезур (Сюник), т. е. территорию независимой Армении, не остановил авторов плана перехода, поскольку здесь находились части XI Красной армии, введенные в Зангезур в соответствии с соглашением между РСФСР и Республикой Армения от 10 августа 1920 года в целях создания условий для мирного разрешения спора между Ереваном и Баку по поводу государственной принадлежности данного региона. При этом не было учтено ни растущее недовольство населения Зангезура присутствием Красной армии, ни все более обостряющиеся армяно-турецкие отношения, вылившиеся в конце сентября в полномасштабные военные действия. Хуже того, составителей плана не заставило отказаться от его реализации даже восстание населения Зангезура, вспыхнувшее 10 октября и приведшее к тому, что уже через полторы недели повстанцы, возглавляемые Гарегином Нжде, практически вытеснили части XI Красной армии за пределы своего региона.

В таких условиях турецкий полк 24 октября 1920 года прибыл в Герусы и на следующий день вошел в состав специально созданной для подавления восстания Зангезурской ударной группы войск (ЗУГВ), возглавляемой начдивом П. В. Куришко (Курышко). Очевидно, что командование ЗУГВ отнеслось к такому подкреплению без энтузиазма, ибо вполне сознавало, что наличие турок в составе группы войск вызовет в создавшихся условиях особое негодование армян, многократно усилит их сопротивление и, в конечном итоге, сделает умиротворение мятежного региона проблематичным. Не добавляло командованию оптимизма и появление среди красноармейцев листовок, распространяемых повстанцами:

«Товарищ солдат! Я знаю, ты не забыл меня, армянского солдата, который рядом с тобой погибал на высотах Палантенкена, увязал в снегах Эрзерума в борьбе с нашим общим врагом — турками <> Ты пошел на меня, своего брата, забыл кровь, пролитую вместе. Тебя поставили рядом с турками, <>, рядом с историческими врагами России. Не могут они быть твоими друзьями, не верю я!».

В этой связи анализ боевых документов конца октября 1920 года наводит на мысль, что штаб группы вольно или невольно пытался как-то дистанцироваться от турецкой воинской части. Так, в первые дни своего пребывания в ЗУГВ полк не получал никаких конкретных задач; он не был придан ни одной из пяти бригад группы и не включен в состав ни одной из трех ее боевых колонн; только командиру турецкого полка был дан приказ в будущих боях «ни в коем случае не трогать мирное население, не чинить никаких беззаконных реквизиций и конфискаций». Но наибольшее внимание привлекает приказ Командира группы от 27 октября 1920 г. № 03/оп. В этом документе, помимо констатации факта, что «противник занимает тракт Каракилисе — Ангелаут — Нахичевань», и формулирования задач каждой из боевых колонн, содержится чрезвычайно любопытный момент: если от командиров всех колонн требовалось закончить сосредоточение в назначенных районах к исходу дня 31 октября и начать наступление с рассветом 1 ноября, то Мамед Эмин получил приказ «с рассветом 31 октября перейти в наступление на с. Яйджи, выбив и уничтожив противника в этом районе двинуться по дороге на Вагуды — Каракилисе — Шеки — Ангелаут — Шукар и далее на Нахичевань».

Таким образом, туркам прямо предписывалось начать наступление на 24 часа раньше остальных сил ЗУГВ и в течение суток в одиночку продвигаться вдоль тракта, на котором, по данным разведки, как раз и располагался противник… Совершенно очевидно, что выполнение данного приказа в лучшем случае обескровило бы полк в первый же день боев. В худшем — повстанцы позволили бы туркам углубиться в их оборону, после чего полк был бы окружен и уничтожен. Причем остальные части ЗУГВ вряд ли смогли бы оказать ему своевременную и эффективную помощь, т. к., во-первых, 31 октября они еще только занимали районы сосредоточения, а во-вторых — такой вариант развития событий приказом вообще не предусматривался.

К счастью для турок, Г. Нжде не стал ждать проявления инициативы со стороны Красной армии. На рассвете 30 октября армяне сами атаковали по всему фронту группы и продвинулись практически до Герусы. Тем не менее, командованию ЗУГВ удалось восстановить положение и 1 ноября перейти в наступление в соответствии с первоначальными планами. В тот же день турецкий полк поступил в подчинение командира второй боевой колонны, включавшей в себя до этого лишь 103-й и 105-й кавалерийские полки.

В последующие сутки именно в полосе данного оперативного соединения разгорелись наиболее кровопролитные бои, предопределенные отчасти значением для противника Яйджи как важного опорного пункта, отчасти — самим фактом наличия в составе колонны турецкого полка. В период со 2 по 4 ноября село неоднократно переходило из рук в руки, и даже оперсводки штаба ЗУГВ передают особое ожесточение сражающихся. «Частями колонны 2 ноября было занято с. Яйджи, где изрублено до 100 чел.»; «Во время занятия с. Яйджи (3 ноября — В.П.) жители, оказывая упорное сопротивление, стреляли с крыш и [из] окон домов. Потери наши и противника не выяснены, пленных не взято»; «Население Яйджи частью отступило с бандами (4 ноября — В.П.), частью изрублено на месте». (Слово «изрублено» вряд ли относился к действиям турок, которые не имели даже штыков).

Еще 2 ноября 105-й кавполк ввиду больших потерь был отведен в тыл. Кавалеристов сменил 247-й стрелковый полк. Однако полностью сосредоточиться на позициях эта часть смогла лишь к 4 ноября.

Не более успешно операция развивалась и на участках двух других боевых колонн. С каждым днем все явственнее обозначался кризис тылового обеспечения. Уже 3 ноября в донесении штаба ЗУГВ было признано, что «доставка продфуража и огнеприпасов действующим частям возможна только на вьюках, за отсутствием коих части лишены возможности снабжаться правильно, своевременно и в достаточном количестве. Ощущается недостаток в обмундировании и, главным образом, в обуви».

Тем не менее, штурм Яйджи 4 ноября привел к расчленению сил повстанцев и столь поспешному их отступлению, что в штабе ЗУГВ, вероятно, возникло ощущение долгожданного перелома. Этот момент командование группы войск сочло подходящим для того, чтобы предпринять еще одну попытку избавиться от турок. В 10 час. М. Эмину был дан приказ привести полк в боевую готовность, а после полудня — начать движение в направлении Нахичевани по указанному ранее маршруту. Причем имеющиеся в нашем распоряжении документы не позволяют ответить на вопрос, удалось ли туркам в тот день получить хотя бы боеприпасы.

О том, что происходило далее, лаконично говорит оперсводка штаба группы от 6 ноября: «двигавшийся в направлении Каракилисе турецкий полк в районе (селений — В.П.) Агуды, Вагуды был обстрелян противником (400 штыков), занимавшим высоты Каракилисе. Вследствие порчи почти всех пулеметов (5 из 6) и значительного количества винтовок, и отсутствия патронов полк начал отход на Яйджи, но ввиду сильного тумана и ненадежных проводников, сбился с пути и в 12 час. 6 ноября прибыл в Герусы»,.. где тут же получил приказ в 5 час. утра 7 ноября выступить на Яйджи. Тем не менее, в оставшееся время М. Эмин сумел связаться по прямому проводу с Баку и провести переговоры с некоторыми из членов ЦК КПТ. Доложив, что «аскеры совершенно голые и босые в снежно-дождливых погодах при отсутствии санитарных имуществ болеют десятками людей», он попросил содействия ЦК в отводе полка на отдых и обеспечении его необходимым вооружением, обмундированием, санитарным имуществом и транспортом. Однако члены ЦК ответили лишь словами утешения и поддержки. Не дали они никакого конкретного обещания и на просьбу командира полка прислать хотя бы продукты и 1−2 млн руб. мелкими купюрами «для турецких военнопленных и гражданских пленных в России для производства покупок». (Последнее было связано с тем, что с 6 ноября нормы продовольственного обеспечения в частях ЗУГВ были сокращены вдвое).

Во второй половине дня 7 ноября полк вернулся на позиции в районе Яйджи. Из переписки штаба группы видно, что там не сразу удалось решить, какой из полков, составлявших к тому времени вторую колонну, должны сменить турки: 247-й стрелковый или 103-й кавалерийский, — поскольку и тот, и другой находились далеко не в лучшем состоянии. Наконец, выбор был сделан в пользу последнего, ибо в нем из 310 красноармейцев 250 оказались «босыми и больными». Правда, среди турок каждый второй не имел шинели и сапог, но, увы, в частях ЗУГВ это не считалось чем-то сверхординарным.

Впрочем, все это уже не имело принципиального значения, поскольку боевые действия в Зангезуре на время практически прекратились. Отчасти потому, что враждующие стороны понесли за неделю боев значительные потери и во многом утратили боеспособность. Но главным образом по той причине, что Москву начали серьезно беспокоить победы турок в Армении. 29 сентября они взяли Сарыкамыш, 30 октября — Карс, 7 ноября — Александрополь, а с 11 ноября повели наступление уже на Эривань. Вооруженные силы Армении, наполовину разгромленные и деморализованные непрерывными поражениями, были явно неспособны оказать им какого-либо сопротивления. В этой связи ЗУГВ была расформирована, а ее части начали срочно перебрасываться к армяно-азербайджанской границе. В Зангезуре фактически остались лишь штаб 28-й стрелковой дивизии, 83-я стрелковая бригада трехполкового состава и приданные ей 247-й и турецкий стрелковые полки. Причем небезынтересно отметить, что в эти дни 247-й полк был переведен в Герусы, а на позициях его сменил 248-й. Таким образом, турки стали единственными, кто практически бессменно оставался на передовой с 30 октября, тогда как все другие части, когда-либо входившие вместе с ними в состав второй боевой колонны, были в разное время отведены в тыл.

Документы свидетельствуют, что период затишья М. Эмин посвятил укреплению боевой готовности полка. Так, 12 ноября он просил ЦК КПТ направить в его распоряжение всех еще находящихся в Баку турецких военнопленных, а на следующий день уведомлял, что Реввоенсовет XI Армии обещал прислать обмундирование для личного состава «при первой возможности», т. к. «положение полка в этом отношении самое критическое».

Тем временем Ереван обратился к Анкаре с просьбой о начале переговоров, а 18 ноября враждующие стороны заключили перемирие и приступили к выработке положений мирного договора. Факт этот делал дальнейшую борьбу турок в Зангезуре бессмысленной. Однако он же и активизировал действия повстанцев. Оперсводка 28-й дивизии за 19 ноября сообщает, что «на участке турполка идет ожесточенный бой за обладание Чертова моста, который защищается противником с упорством».

20 ноября Г. Нжде в очередной раз выбил турок из Яйджи. По приказу командования полк занял позиции на подступах к Герусы. Однако в тот же день здесь вспыхнуло восстание. Местное население, сохранявшее все это время внешнюю лояльность к Красной армии, ударило в тыл частям 83-й бригады, которым лишь с большим трудом удалось пробиться на высоты восточнее Герусы. Причем турки оказались в этот момент в особенно сложном положении. Не говоря уже о неисправных винтовках, они, во-первых, прикрывали подходы к селению со стороны злополучного для них тракта Вагуды — Ангелаут — Каракилисе. Именно по нему из глубины Зангезура к месту боев прибыли наиболее боеспособные отряды Г. Нжде, и последний с полным основанием говорил позднее, что его люди вошли в Герусы, «ступая по трупам турок». Во-вторых, полк М. Эмина занимал оборону западнее и юго-западнее селения, а значит для того, чтобы соединиться с главными силами восточнее Герусы, он должен был преодолеть наибольшее расстояние.

Сделать это удалось далеко не всем. Согласно оперсводке штаба 28-й дивизии, на 20 час. 21 ноября в строю числилось лишь 298 аскеров, хотя до этого их количество составляло около 700 чел. Правда, не в лучшем положении находились и остальные части 83-й бригады, которые, по оценкам командования, «настолько пришли в небоеспособность от двойного удара противника (с фронта и с тыла), что особенно рассчитывать на удержание ими занимаемого района без пополнения их и приведения в боеспособность, не приходится». Впрочем, удерживать занимаемый район остатки 28-й дивизии уже не пытались и к 26 ноября полностью очистили Зангезур.

На этом, пожалуй, в вопросе о боевом применении 1-го стрелкового полка турецкой Красной армии можно поставить точку. По прибытию в Агдам он, наконец-то, получил недостающее обмундирование, а к середине декабря вернулся в Баку и находился здесь до конца 1921 г., когда Анкара потребовала его возвращения на родину. Оценивая потери полка, мы полагаем, что за весь период операции в Зангезуре они составили не менее 60 чел. убитыми и раненными. К числу убитых, очевидно, следует отнести еще до 400 турок, попавших в плен к повстанцам в ходе боев за Герусы 20 и 21 ноября. Во всяком случае, по данным Г. Мирзояна эти люди вскоре после пленения были частью расстреляны, частью живыми сброшены в ущелье близ с. Татев (около 30 км от Герусы)».

— Познахирев В. В. Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914—1924 гг.: монография. СПб.: Нестор-История, 2014. С. 246−252.

* * *

Выводы Виталия Познахирева: «Обобщая изложенное мы считаем возможным утверждать, что высокий военно-политический потенциал 1-го стрелкового полка турецкой Красной армии был растрачен крайне неэффективно его несвоевременным и неуместным боевым применением. Кроме того, последнее носило чрезмерно интенсивный характер и совершенно не соответствовало уровню и качеству вооружения части.

Вместе с тем, несмотря на то, что полк изначально действовал в условиях целого комплекса неблагоприятных обстоятельств, порожденных явлениями как объективного, так и субъективного свойства, его личный состав, как правило, успешно справлялся с решением возложенных на него задач и, при всей «незнаменитости» операции в Зангезуре, до последнего играл в ней одну из ключевых ролей, демонстрируя традиционно высокие боевые качества турецкого солдата».

— Познахирев В. В. Боевое применение 1-го стрелкового полка турецкой Красной армии в Зангезуре в ноябре 1920 года // Гуманитарные научные исследования. 2013. № 3. [http://human.snauka.ru/2013/03/2601] В этом издании см. научно-справочный аппарат.

(1) Из письменного объяснения «Ещe несколько слов о Лернаайастане», представленного в Высшую судебную инстанцию АРПД. См. Гарегин Нжде, 1921 год. Судопроизводство в Тавризе, Ереван, 2001. С. 82−84.

(2) Овсепян Ваче. Гарегин Нжде и КГБ. Воспоминания разведчика. Ереван, 2007. С. 240.

(3) Там. же. С. 196.

(4) Hovannisian R. G. The Republic of Armenia: Between crescent and sickle: partition and sovietization. Los Angeles, University of California Press, 1984. P. 119.

Читайте предыдущие части статьи:

«Деликатный вопрос» Нжде: сотрудничество с гитлеровской Германией

«Деликатный вопрос» Гарегина Нжде. Часть первая: Нжде и Баграмян

«Деликатный вопрос» Гарегина Нжде: «Образцовый офицер» и гражданская война

«Деликатный вопрос» Нжде: «Цехакрон» и конструирование армянской диаспоры