Смогут ли русские когда-нибудь стать «достаточно хорошими» для эстонцев?

Городское собрание небольшого эстонского городка Кейла приняло решение о начале ликвидации в этом городе образования на русском языке: с 1 сентября будущего года набора в первый класс на русском языке обучения не будет. Совсем недавно в русскоязычном городе Кохтла-Ярве приключился скандал с государственной гимназией с эстонским языком обучения — из неё ушли 33 русских гимназиста. В Эстонии дан старт полной эстонизации образования.

Как не вспомнить золотые слова адепта Народного фронта Эстонии учёного-филолога Мати Хинта, который в годы «поющей революции» объяснял местным русским: «Нет языка — нет народа». И хотя я так и не узнал, что же конкретно угрожало эстонскому языку 30 лет назад, зато понял — то был замаскированный крик души эстонской либеральной интеллигенции о стремлении к независимости, праве народа на суверенитет, как новорождённого — на жизнь. И всё это обернулось махровой русофобией.

Прошлое Эстонии и её «русский вопрос» сегодня

Эта двойственность свойственна эстонской общественно-политической культуре в силу многострадальной многовековой истории народа, когда судьбу эстонцев определяли не своё дворянство, офицерство и аристократия, а заменявшие их иноземцы. Именно поэтому эстонское общество на протяжении последних полутора веков находится в состоянии то реальной, то виртуальной гражданской войны, начиная с Якобсона и Янсена. На самом деле гражданской была и Освободительная война между эстонцами-западниками и пророссийскими эстонцами-большевиками. Ныне же идёт война между эстонцами-глобалистами и эстонцами-изоляционистами. Это противостояние внутри общества обусловлено как тем, что Эстония находится на границе цивилизаций (Запад и Восток), так и несовершенством эстонской государственности, которая на наших глазах (слава богу!) имеет тренд к своему взрослению.

Но, кстати, история лишь объясняет «аберрацию» эстонской восточной и национальной политики. Прошлым нельзя оправдать его «атавизмы», ими грешно оправдываться после того, как Эстония 15 лет назад вступила в Евросоюз с его общечеловеческими ценностями. Переход из одного союза в другой снова лишил Эстонию части суверенитета, а потому и полной самостоятельности в своём развитии.

Конкретно становлению эстонской государственности в многонациональной Эстонии мешает вассальная зависимость от Запада (Великобритании и США), вынуждающая Таллин быть святее папы римского в вопросах русофобии. Но это тема отдельного разговора.

«Русский вопрос» в тисках эстонской русофобии

Из того, что острее всего мешает, но, как ни странно, и способствует возмужанию Эстонии, на первом месте стоит «русский вопрос», выражающийся прежде всего в ущемлении прав почти трети русского и русскоязычного населения. Этот вопрос мешает торжеству заветной идеи о полной независимости, остающейся сегодня достаточно иллюзорной (но кто в этом признается?), а также является помехой этнократии с её замшелой государственной идеологией моноэтнизма.

Подтверждает это то, как в 90-е годы неохотно и неумело решали проблему русских и России. Вспомним Хандо Руннеля с его изречением: «Сначала — права эстонцев, потом — права человека». Ныне под давлением Запада пришло осознание, что не менять что-то уже нельзя, и проблему стали решать декларативно, как бы и по-европейски, но формально, и всё равно вульгарно и лицемерно. Интеграция, на словах взаимная, необратимо превратилась после «Бронзовой ночи» в ползучую ассимиляцию.

Надо признать, что совмещение русского начала (треть населения) с эстонским телом имеет объективные преграды. Можно даже говорить о несовместимости эстонского (протестантского) и англосаксонского мироощущения с русским (православным) миропониманием. Первые живут, условно говоря, по принципу «как жить?», вторые — «зачем жить?». То есть мировоззренческая установка изначально разная. Примириться с этим эстонцам мешает языческое «кто не с нами, тот против нас». При сложившемся в Эстонии неорганичном межэтническом симбиозе эстонцы не хотят (не готовы) понимать, что русские — не плохие, а другие.

Отсюда невыполнимая в наше время задача — совместить «эстонский болт» с дюймовой резьбой и «русскую гайку» с метрической. Примитивное и насильственное накручивание приведёт лишь к поломке и того, и другого.

Вот почему, как и в советское время, самое разумное — уживаться друг с другом, признавать и законодательно, и в будничной жизни хотя бы межэтническое равноправие (до реального равенства далеко). Пример тому — Бельгия с её фламандским и валлонским населением, при всех тамошних проблемах межнационального общения.

Условие для взаимного уважения одно — не примитивная идеологическая (часто лицемерная) лояльность русских к Эстонии, а их обязательная законопослушность и борьба в рамках закона за своё равноправие и равенство. Не может быть, чтобы даже критика НАТО была основанием превращения русского, да и эстонца, в изгоя общества. Конституция не обязывает любить государство, любить надо страну, родину, семью.

Не учиться на эстонском языке, а учить этот язык

Так что выход из тупиковой ситуации есть, и уже сегодня. Просто эстонской общественно-политической и культурной элите надо научиться наступать на горло собственной мононациональной песне — научиться жить на равных в многонациональном обществе. А это и приведёт к нормализации межэтнических отношений. Ибо исчезнут описанные Михкелем Раудом (Eestlase käsiraamat) такие негативные черты эстонца, как заносчивость, чванство, высокомерие, надменность, спесивость, кичливость, которые выражаются одним эстонским словом upsakus.

Порой кажется, что эстонцы в отношении к русским подсознательно ощущают себя своими немецкими поработителями — немецкими баронами, а русских видят на своём бывшем месте, холопами. Это высокомерие появилось параллельно с заметными успехами Эстонии в создании общества потребления с относительно приличным уровнем материальной жизни трудоустроенных жителей, и это даже с учётом значительного социального расслоения общества.

Во всей красе это патерналистское отношение к русским гимназистам проявилось в Кохтла-Ярве, где они отказались продолжать учёбу. И дело не только в их, по вине государства, неготовности учиться на эстонском языке на уровне своих эстонских сверстников, и не в том, что гимназия хочет научить своих воспитанников хорошим манерам (есть с вилкой и ножом), а в том, КАК, с уважением или без к русским и русскоязычным учащимся, педагоги добиваются поставленных задач.

Вывод: не надо насильно делать из русского эстонца или западного человека. Если такое произойдёт, то только на добровольной основе и постепенно.

Сегодня картина обратная. И потому, когда Эстония объявила тотальную эстонизацию образования, то русское и русскоязычное население нутром почувствовало, что упомянутый постулат Хинта о языке и народе стал теперь и для него маркером сохранения своей национальной идентичности.

Освоение любого языка в дополнение к родному языку — благо. Владение им помогает жить рядом с людьми другой национальности, культуры, обычаев и традиций, получать новые знания, не раздражать окружающих своим изоляционизмом.

Уже с середины 90-х годов не было в Эстонии русского политика, выступавшего против владения эстонским языком. Но этнократия взяла примитивный и неподготовленный курс не на обучение эстонскому языку, а на обучение на эстонском языке, прикидываясь, что между этими двумя вещами нет никакой разницы. И более того, будто бы не владеющий эстонским языком русский сам сужает свои возможности учиться в университетах и трудоустраиваться. Но последнее как раз и обеспечивает на должном уровне обучение в «русской школе» эстонскому языку, как и английскому. Что, кстати, вменено в обязанность государству статьёй 4 закона ЭР «Об образовании», которую государство выполняет на два с минусом.

Русские не объект, а субъект межэтнического диалога

Эстонские лидеры общественного мнения как-то даже «проболтались», задумавшись над темой keel ja meel («язык» и «чувство», или умонастроение). Было сказано, что в Эстонии появились русские и русскоязычные люди, свободно говорящие на эстонском языке, но не разделяющие эстонские ценности и даже не лояльные к эстонскому государству. То есть снова та же песня — русский должен быть эстонцем. Но почему он должен им быть один к одному? Вразумительного ответа от эстонизаторов не получишь. Помилуйте, но и эстонцы судят о жизни и мире по-разному. Вот и получается, что инакомыслящий эстонец объявляется оппозиционером, а русскому, идеально владеющему эстонским языком, навешивается ярлык «руки Москвы».

Этим, кстати, этнократия порождает группу «карманных» русских, которые лицемерно клянутся в верности государству и моноэтнизму ради личной карьеры и благополучия. Для этнократии это удобно. Но это стопорит объёмный (с учётом разных мнений русских, а не только приятных слуху этнократов) межэтнический диалог, который и по сей день не налажен, но который работал бы во благо многонациональной Эстонии согласно народной мудрости «перемелется — мука будет». За 30 лет этой «муки» набралось не много, но её всё больше, и вынужденность решать русский вопрос цивилизованно помогает эстонскому государству взрослеть и отказываться от комплексов национальной неполноценности уж совсем несуразных эстонских политиков.

А что касается конфликта интересов в Кохтла-Ярвеской государственной гимназии, то случившееся стало яркой иллюстрацией того, насколько ещё зелены эстонское общество и государственный подход в решении «русского вопроса». Так что русским работать и работать над тем, чтобы не воспринимать себя гостем Эстонии, а её — лишь страной проживания, но уважительно считать её своим домом, своей родиной (пусть и второй, после России). А эстонцам — пахать и пахать, чтобы научиться жить в большинстве, но в многонациональном государстве, когда себе в убыток — относиться к этническому меньшинству не как к субъекту, а как к объекту, отказывая ему в возможности идентифицировать свою национальность по личному усмотрению и без участия государства.

Димитрий Кленский