«Независимость» и «суверенитет»: чего на самом деле хотели и хотят белорусы

Недавно глава белорусского внешнеполитическогов ведомства Владимир Макей в очередной раз обратил на себя внимание эпатажным высказыванием. На церемонии поднятия флага МИД Белоруссии министр, фактически отвечая на предложение Дмитрия Медведева об углублении российско-белорусской интеграции, заявил: «Я считаю, что, если спросить подавляющее число граждан нашей страны, они однозначно скажут, что Белоруссия должна оставаться независимым и суверенным государством. Об этом суверенитете и независимости мы мечтали, думали на протяжении многих-многих веков. В нашей современной истории мы добились этого, поэтому мы должны и дальше работать над укреплением нашего суверенитета. Понятно, что, как говорит президент, это дорого стоит, но мы должны понимать это и должны сделать так, чтобы каждый вносил вклад в этот процесс — в укрепление нашего суверенитета, независимости и территориальной целостности».

Особенно заинтересовала вторая фраза в этом высказывании — о том, что о «суверенитете и независимости» «мы мечтали, думали на протяжении многих-многих веков». Звучит абсурдно и вполне в духе антинаучного бреда о «древних украх».

Начнем с того, что сами термины «суверенитет» и «независимость» появились в эпоху модерна, и лишь в ХХ веке возникло понятие национального суверенитета, т. е. права наций на самоопределение. Изначально суверенитет означал полную и неограниченную власть короля над своими владениями. И только в 1648 году Вестфальский мир обозначил более-менее современное понимание суверенитета. Белорусы как субэтнос русского народа сформировались во второй половине XIX века. Белорусское nation-state родилось после распада Советского Союза в 1991 году. Как в такой ситуации белорусы могли «многие-многие века» мечтать о суверенитете — непонятно.

Но ладно, допустим на миг, что люди, компактно проживавшие на территории нынешней Белоруссии в далеком прошлом, все же обладали невероятным стремлением к независимости и мечтали о национальном суверенитете (о котором тогда не догадывались даже самые прогрессивные философы). Что делают такие люди? Наверно, всеми силами отстаивают свою независимость от кого бы то ни было. Всеми возможными способами заявляют о желании жить отдельно. Отважно защищаются от всех соседей без разбору.

Применимо это к белорусам?

До конца XVIII столетия белорусские земли находятся в составе Речи Посполитой. Более чудовищного по отношению к своему населению государства тогдашняя Европа не знала, и о том сохранились многочисленные свидетельства дипломатов и путешественников, имевших несчастье посетить подвластные Варшаве земли. Издевательства над простыми людьми, их варварские убийства, гигантская пропасть между шляхтой и «быдлом» в тогдашней Польше были нормой. Потому когда в 1772, 1793 и 1795 годах в результате трех разделов Речь Посполитая исчезла с карты, а ее восточные земли вошли в состав России, никто из предков современных белорусов не рыдал от горя и не требовал себе независимости. Люди знали: под защитой русского штыка они смогут зажить, наконец, как люди.

Грянул 1812 год, наполеоновские полчища катятся с запада на восток. Император французов щедро обещает шляхте восстановить Великое княжество Литовское. Крестьянство к тому времени уже успело понять, что такое российская власть и сопоставить ее с польской. И результат налицо: никаких массовых восстаний в тылу русской армии мы не наблюдаем. А видим нечто прямо противоположное — героическую борьбу народа с иноземными захватчиками. Белорусский историк начала XX века В.Г. Краснянский в своей работе «Минский департамент Великого княжества Литовского» писал: «Православные крестьяне-белорусы, составляющие коренную массу населения Минской губернии, совсем иначе относились к французскому владычеству, чем поляки. Для белорусов, этих вековых страдальцев за русскую народность и православие, владычество французов и торжество поляков являлось возвращением к столь ненавистному недавнему прошлому. Ещё двадцати лет не прошло, как они свободно вздохнули, избавившись от польско-католического гнёта, и теперь снова грозила им та же опасность; с другой стороны, их испытанное в горниле страданий национальное чувство никоим образом не могло примириться и с французским, иноземным и иноверным, владычеством. Вот почему неприятель, проходя по Минской губернии, на всём её пространстве встречал лишь опустелые деревни. Казалось, всё сельское население вымерло; оно бежало от ненавистных французов и поляков в глубь своих дремучих и болотистых лесов… В этой глуши, скрытые от чужих глаз, белорусские мужички по-своему обсуждали настоящее положение дел и принимали свои средства к борьбе с врагом. Здесь среди них мы встречаемся с первыми героями партизанской войны… Стоило только отдельным французским солдатам неосмотрительно удалиться в сторону от движения армии, как они попадали в руки крестьян; расправа с ними была коротка: их беспощадно убивали».

Одного этого вполне достаточно, чтобы понять: народ, мечтающий о независимости от русских, так себя не ведет.

А впереди у нас два Польских восстания, 1830−31 и 1863 годов. Вот уж, казалось бы, когда белорусский народ может поднять голову и громко заявить о своём праве на независимость… Но нет, ничего похожего мы не видим. Поляков, мечтающих воссоздать свое государство — сколько угодно, католической шляхты, тоскующей по былому величию — тоже. А что же белорусское крестьянство? Да все то же, что и в 1812-м: сообщает русским офицерам местоположение ближайшего повстанческого отряда и активно помогает загнать его в болото и раздавить. Что в 1831 году, что в 1863-м…

Бурное начало ХХ века. Меняется карта Европы. Одно за другим появляются на ней государства, народы которых действительно долгое время мечтали о независимости, боролись за нее, бережно пестовали свой язык и свою веру. Польша, Чехословакия, Югославия, Литва, Латвия, Эстония, Финляндия, Венгрия… Везде деятельность национальных комитетов, возглавляющих строительство нового государства, встречает массовую поддержку и энтузиазм. Предпринята подобная попытка и в Белоруссии. Но проект БНР почему-то остается уделом горстки отщепенцев. Подавляющее большинство жителей Белой Руси идею самостийности не оценили. Лучшее свидетельство тому — феномен восприятия белорусами белых и красных во время Гражданской войны. Если на всей остальной территории России между этими группами пролегал непримиримый водораздел, то белорусы, по свидетельству очевидцев, с одинаковой симпатией воспринимали и Ленина, и Деникина. Почему так? Да потому что свои, русские. А немцы и поляки — не свои. Потому и встречали Красную Армию на ура, что в начале 1919-го, что в 1920-м. А пришли бы белые — встречали бы и их.

Идем дальше. Период с июля 1920-го по декабрь 1922 года. Нет еще никакого СССР. Есть независимая и суверенная Советская Социалистическая Республика Белоруссия (ССРБ). Первое самостийное белорусское государство. Республика, имеющая свой наркомат по иностранным делам, военный, финансов, внутренних дел… И существует она не день и не месяц. Казалось бы, сбылась многовековая мечта о независимости и суверенитете. Но почему же тогда белорусы — руководители этой республики сочли необходимым объединиться с Советской Россией, Советской Украиной и Закавказской Федерацией в единый могучий Советский Союз? Могли бы ведь и сами как-то прожить. Но не захотели. Видимо, не сильно мечтали о той самой независимости.

И ещё интересный момент. После подписания в 1921 году Рижского мирного договора, разделившего Белоруссию на польскую и советскую части, в составе ССРБ осталось лишь шесть уездов Минской губернии. Витебск, Могилёв и Гомель были тогда российскими городами. И жители этих городов и окрестностей вовсе не желали вхождения своей малой родины в состав Советской Белоруссии. Так, в докладной записке Витебского губкома РКП (б) от 8 декабря 1923 г. приводятся такие результаты исследования общественного мнения жителей Оршанского уезда: «Крестьяне заявили, что издавна считают себя белорусами, но они против присоединения к Белоруссии. На белорусском языке они не умеют говорить, только часть стариков хорошо понимает его. Они считают белорусский язык отжившим. Крестьяне даже смеются, что ставят белорусский язык. „Может, нам короля предложите избрать“, — иронизировали они».

Великая Отечественная война. Самое суровое испытание на прочность, которое выпало народам в ХХ веке. И народы прошли его по-разному. Кто-то без радости, но покорно лег под захватчиков, кто-то вяло сопротивлялся, кто-то стоял насмерть, кто-то радостно побежал навстречу с цветами. Был выбор и у белорусов. И выбор свой они сделали. Абсолютное большинство населения БССР или воевало в партизанских отрядах, или сочувствовало им, всемерно поддерживая советскую власть и ожидая ее возвращения. За оккупантами пошло ничтожное меньшинство. Сказки, которые сейчас нам пытаются рассказывать о «гражданской войне», которая якобы полыхала в Белоруссии в то время, не заслуживают даже пренебрежительной ухмылки. Гражданская война была, к примеру, в Югославии, где часть партизан воевала за коммунистические идеалы, а примерно такая же часть — за восстановление власти короля. В Белоруссии и близко не было ничего подобного. И представить себе нельзя, чтобы тремстам тысячам советских партизан противостояли триста тысяч таких же идейных и упорных партизан антисоветских — мечтающих о некоей «независимой Беларуси».

Ну, а итоги Всесоюзного референдума марта 1991 года известны, думаю, всем. Больше 83 процентов белорусов тогда высказались за сохранение СССР. И на протяжении всей перестройки БССР оставалась, кстати, наиболее спокойным регионом большой страны. Здесь не лилась кровь, как в Прибалтике и Средней Азии, не было яростных конфликтов на национальной и конфессиональной основе. Проще говоря, белорусы не хотели распада СССР и официально об этом заявили в начале 1991-го. Заметим: этот опрос проводился уже после принятия Декларации о суверенитете (июль 1990 г.) Т. е. власть республики уже обозначила тенденцию, уже дала понять, к чему все идет. Но люди, обычные люди, были против. Те самые, которые якобы веками мечтали о «суверенитете» и «независимости».

Итак, фактов вроде бы много, а мы со всех сторон слышим о другом — о том, что белорусы мечтали о независимости веками. Почему так?

Да потому, что любое независимое государство беспрестанно обосновывает и подтверждает свою независимость всеми способами. В том числе и тем, что ссылается на предшественников, которые о независимости мечтали, а теперь мы их мечту воплощаем в жизнь. Другое дело, что тут, как говорится, у каждого народа своя предыстория. Любой болгарин, допустим, с гордостью расскажет вам о сотнях, тысячах народных героев, отдавших жизнь во время вооруженной борьбы с турецкими захватчиками. Тут и рассказывать о многовековой мечте не надо — все и так понятно. А вот когда таких фактов как бы и нет — приходится вспоминать о мечте, хотя ее к делу никак не пришьешь, мало ли кто о чем мечтал в свое время.

Деятели БНР и БССР, а также вошедшие в фавор при советской власти представители самостийной интеллигенции, чтобы подтвердить и обосновать свое право на власть и хлебное житье, исписали сотни страниц о том, что белорусский народ веками мечтал о независимости и наконец-то ее добился. Между тем как в переводе на обычный язык речь идет именно о самих этих деятелях — политиках, писателях и т. д. Есть у них такой грех — считать себя выразителями воли и чаяний всего народа. На то, что народ может об этих «чаяниях» и не подозревать, пишущие обычно не обращают внимания: народ — он и есть народ, что с него взять, нам-то, образованным, чай, лучше видно. «Мы мечтали, мы думали…» Встречный вопрос: кто это «мы» и сколько вас?.. Сто человек? Двести? Триста?..

Вот так и рождаются на свет легенды и мифы о народе, веками мечтавшем о суверенитете.

Кирилл Аверьянов-Минский