Экспорт вместо импортозамещения: новый вираж экономической политики России

Спустя четыре года после введения Россией антизападных продовольственных санкций правительство намерено резко изменить приоритеты экономической политики: теперь на первый план выходит стимулирование экспорта, а не форсированное импортозамещение. Такой подход во многом стимулирует текущая макроэкономическая динамика: показатели внешней торговли восстанавливаются гораздо быстрее доходов населения. В более долгосрочной перспективе речь, предположительно, вообще идет о смене экономической парадигмы — в моду во всем мире входит новый меркантилизм, напоминающий о самом затяжном кризисе глобального капитализма, который начался в середине XVII века и продлился несколько десятилетий.

Тема из прошлого

Первым из высших правительственных чиновников актуальность импортозамещения поставил под вопрос глава Минэкономразвития РФ Максим Орешкин. «Мне кажется, импортозамещение — это уже такая тема немного из прошлого. Это мы в 2014—2015 годах активно обсуждали. Сейчас в российской экономической повестке, например, тема экспорта и выхода на внешние рынки имеет гораздо большую роль», — заявил он не так давно на дискуссионной площадке клуба «Валдай», отметив также, что у правительства есть национальный проект по экспорту, а по импортозамещению нацпроекта нет.

Развивая последнюю мысль, можно добавить, что в правительстве имеется специальная комиссия по импортозамещению, созданная в августе 2015 года, спустя год после введения контрсанкций. Но последнее ее заседание состоялось еще 12 апреля, то есть до назначения нового состава правительства, а состав комиссии последний раз утверждался в июне прошлого года и более не актуален: примерно половина ее членов уже не занимает прежние должности. Среди выбывших — такие фигуры, как бывший куратор АПК в правительстве Аркадий Дворкович, экс-министр сельского хозяйства РФ Александр Ткачев, обещавший решить задачи продовольственного импортозамещения за несколько лет, бывший министр по делам «открытого правительства» Михаил Абызов и т. д.

Несколько дней назад на тему импортозамещения высказался и новый правительственный куратор сельского хозяйства, вице-премьер Алексей Гордеев. «Мы насытили прилавок своими достаточно разнообразными продуктами питания, задача импортозамещения практически выполнена, имея в виду основные виды продовольствия», — заявил он в конце июля на встрече с членами Совета Федерации, также сделав отдельный акцент на необходимости перехода к экспортным задачам.

На ближайший президентский цикл (до 2024 года) перед аграриями стоит задача увеличить экспорт до $ 45 млрд в рамках общего наращивания объемов несырьевого экспорта до $ 250 млрд в год с прошлогоднего $ 136 млрд, оговоренного в последнем майском указе Владимира Путина. Для сельхозпроизводителей это предполагает увеличение прошлогодних показателей вывоза более чем вдвое — в 2017 году агроэкспорт составил $ 20,5 млрд, в 2016 году — $ 17 млрд. В настоящее время, сообщил Алексей Гордеев сенаторам, разрабатывается нацпроект по развитию экспорта, обсуждается объем его финансирования. «Запрашивается 700 миллиардов рублей на шесть лет. Но, думаю, получим 300 миллиардов рублей. Эти средства планируется направить на поддержку инвестиционных проектов, которые имеют перспективу на развитие экспорта», — сказал вице-премьер.

Глава Минпромторга РФ Денис Мантуров о неактуальности импортозамещения пока публично не высказывался, и это неудивительно, поскольку его ведомство в последние несколько лет активно распределяло господдержку на соответствующие проекты, в частности, через Фонд развития промышленности. Однако в расширении несырьевого экспорта роль Минпромторга, безусловно, будет ключевой. «К 2024 году нужно уже показать результат увеличения экспорта, то есть создать условия для этого мы должны сегодня-завтра, — заявил Мантуров в одном из недавних интервью. -Поэтому все наши инструменты — по НИОКРам, по комплексным инвестпроектам — все будет направлено на стимулирование разработки и производства экспортоориентированной продукции». При этом, по его словам, отрасли промышленности, которые ориентированы на экспорт, например, химическая промышленность, выиграют от предстоящего увеличения НДС, поскольку этот налог им возмещается из федерального бюджета: «Увеличение НДС выступит как дополнительная мотивация для предприятий, чтобы больше экспортировать, потому что при экспорте НДС возвращается. Бизнес получил сигнал, он должен адаптироваться».

Внешнеторговая статистика первого полугодия способствует оптимизму членов правительства. По данным Ростата, за шесть месяцев стоимостный объем экспорта из России вырос на 27,6% к первому полугодию прошлого года, то есть процесс восстановления экспортных потоков идет таким же темпом как и год назад (плюс 31,6% к январю-июню 2016 года). Если говорить о нетопливном экспорте, то заметный прирост показывают продукты растительного и животного происхождения, различные изделия химпрома, продукция деревообработки, легкой промышленности, машиностроения. Стимулом для увеличения экспорта стало очередное ослабление курса рубля под воздействием санкций США, при этом цены на нефть остаются примерно на том же уровне, что и в начале года.

Что же касается доходов населения, то они пока всего лишь перестали падать — в этих условиях приоритеты условной «партии внешнего рынка» выглядят куда более весомо.

Не альтернатива, а взаимодополнение

Однако представители крупного производственного бизнеса полагают, что экспорт и импортозамещение на самом деле задачи взаимосвязанные.

«Несмотря на стремление большинства людей видеть простые и последовательные политические и экономические решения, реальная политика, и экономическая политика в том числе, это всегда путь компромисса, формируемый под воздействием, часто хаотическим, различных внутренних и внешних сил», — напоминает руководитель Координационного совета РСПП по СКФО Владимир Гурьянов. По его мнению, несмотря на широкое обсуждение темы импортозамещения в публичном пространстве и отражение соответствующих приоритетов в ряде нормативных актов, эта политика никогда не носила тотальный характер.

«Был расставлен ряд приоритетов, касающихся прежде всего вопросов безопасности, — поясняет эксперт логику правительства. — На первом плане, безусловно, был и остается оборонно-промышленный комплекс, перед которым были поставлены задачи по развитию и созданию полного производственного цикла по производимым им изделиям. В этом случае цена имеет второстепенное значение — важно наличие определенных технологий и возможность их использовать в производственном процессе вне зависимости от внешних факторов (эмбарго, торговые ограничения, запрет на трансфер технологий). Далее по приоритетам шли так называемые направления „критического импорта“ — в сферах здравоохранения, телекоммуникаций и производства продуктов питания. Дестабилизация любой из этих сфер из-за ограничения импорта могла иметь тяжелые последствия — как политические в рамках всей страны, так и для абсолютного большинства граждан. Но это более рыночные отрасли экономики, и в них принцип „мы за ценой не постоим“ не имеет такого высокого приоритета, как в сфере безопасности. Далее шли прочие отрасли народного хозяйства, которые также по многим позициям имеют высокую зависимость от импорта. По каждому из этих направлений были приняты отраслевые планы импортозамещения, и последнее их обновление произошло несколько месяцев назад — это к вопросу о „смене вех“. Таким образом, от курса на импортозамещение никто не собирается отказываться, и окружающая нас внешнеполитическая реальность никак этому не способствует».

Однако, продолжает Гурьянов, полное импортозамещение «любой ценой и в короткий срок» не исполнимо и не целесообразно. Поэтому идет системная работа по приоритетам, причем по мере снижения значимости приоритетов сохраняют действие экономические механизмы — то, что пока что невозможно по разумной цене и в разумное время произвести в России, приходится импортировать. Отдельной темой при этом оказывается диверсификация направлений импорта с целью снижения зависимости от поставщиков, чьи действия уже являются политически мотивированными или могут стать таковыми.

Смещение приоритетов в направлении экспорта — точнее, несырьевого экспорта — также совершенно рационально, убежден представитель РСПП: «К сожалению, российский внутренний рынок не настолько велик и потенциал его роста — в том числе в силу демографических факторов — не настолько блестящ, чтобы обеспечить спрос, необходимый для производства многих товаров и услуг. Таким образом, чтобы иметь „мирового лидера“ или хотя бы „лидера номер два“ на каком-то рынке только внутреннего спроса недостаточно: или качество будет не то (ниже), или цена не та (выше). А может быть и так, что одновременно и качество, и цена будут не те, если не будет фактора конкуренции. Экспорт как раз и есть то лекарство, которое способно вылечить обе болезни: за счет более масштабного производства, ориентированного в том числе на внешние рынки достигается экономия на издержках и способность финансировать НИОКР, а за счет конкуренции на внешних рынках возникает стимул совершенствовать свой продукт, разрабатывать или приобретать наилучшие доступные технологии. Пример — „Росатом“, который, абсолютно доминируя на внутреннем рынке, давно и активно осваивает мировой рынок строительства и эксплуатации АЭС. Исходя из масштаба стоящих перед страной задач, таких компаний должно быть 30−50. Таким образом, импортозамещение и развитие экспорта — это не две альтернативные программы, а два взаимодополняющих инструмента для роста экономики и снижения геополитических рисков».

Призрак российского Кольбера

Не исключено, что переориентация на экспорт является серьезным сигналом о смене приоритетов экономической политики России в долгосрочной перспективе, полагает Руководитель центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений Василий Колташов.

«В кризис 2008 года Россия вступила как стандартная экономика неолиберального толка, в которой главным был вывоз сырья: все, что росло в российской экономике, было привязано именно к сырьевому экспорту, и никакой серьезной линейки вывозимых товаров не происходило, — напоминает он. — В 2008—2010 годах мы помогали США спасать международную финансовую систему, надеясь на то, что мир вернется в предыдущее состояние, очень комфортное для российского бизнеса, когда он был принят на Западе. Но этого не произошло: началась новая эпоха, которую можно назвать неомеркантилизмом. Это совершенно другая экономическая реальность, где нет никаких правил и приходится драться как на мировом, так и на внутреннем рынке. Правила ВТО, Вашингтонского консенсуса, МВФ и так далее становятся неважны, главное — как вы обеспечиваете для себя выгоды. Рост национального капитала в этой ситуации становится главным, а как достигается эта цель — за счет увеличения экспорта, в том числе за счет товаров, которые ранее не экспортировались, или за счет замещения импорта — неважно. Суть новой практики заключается в том, чтобы брать деньги везде, где можно».

Политика импортозамещения (которая, следует подчеркнуть, в ряде отраслей началась задолго до контрсанкций августа 2014 года) уже привела к тому, что по некоторым товарным позиция, таким как мясо птицы, внутреннее производство подошло вплотную к порогу экспорта и начало поиск внешних рынков, напоминает Колташов. В то же время задачи импортозамещения полностью не решены — в том же продовольственном сегменте это молоко и говядина, масса возможностей есть в легпроме и т. д. Все они могут быть актуализированы при наличии экспортных перспектив и простимулированы дальнейшей девальвацией рубля, например, при новом падении цен на нефть.

Однако уязвимым местом этого нового меркантилизма остается все тот же внутренний рынок. «Внутренний спрос угнетен, в том числе из-за повышения тарифов и НДС, а революционных мер по его стимулированию нет, при этом ищутся способы изъятия денег у самозанятых, которые крутятся как могут и которых по-хорошему надо оставить в покое, равно как и работающих с низкой оплатой труда», — полагает Василий Колташов, напоминая об аналогичных практиках времен «отца» меркантилизма Жана-Батиста Кольбера, генерального контролера финансов Франции времен «короля-солнца» Людовика XIV. Итог деятельности Кольбера был парадоксален: внутреннее производство росло, национальное богатство Франции увеличивалось, но народ, задавленный поборами, не богател — именно поэтому почившего непопулярного министра пришлось хоронить ночью, во избежание эксцессов со стороны толпы.

Надо сказать, что идея «российского кольбертизма» не нова — еще в 2011 году группа московских политологов опубликовала в журнале «Эксперт» статью «Государство и люди будущего», главным героем которой стал именно Кольбер. В этом тексте утверждалось, что Россия по общественно-политическому развитию сегодня соответствует европейским государствам ренты XVII—XVIII вв.еков, поэтому поворот к научно-техническому прогрессу требует адаптации рецептов, сработавших в структурно аналогичных условиях королевской Франции. Сама постановка вопроса вполне соответствовала инновационно-модернизационным порывам времен президентства Дмитрия Медведева, однако теперь фигура Кольбера возвращается в новой ипостаси.

«Сама направленность экономической политики сегодня иная, не такая, как в 2008 году, и в этой логике логично и правильно искать новые рынки. Новый меркантилизм — это в любом случае не то, что предполагали многие левые экономисты, прогнозируя эру нового кейнсианства, хотя со временем, скорее всего, будут востребованы и новые рецепты в духе кейнсианских практик. Но у нас на глазах уже происходит эволюция в понимании мира — в этой реальности нам предстоит находиться еще долго, как минимум два десятилетия», — прогнозирует Василий Колташов, указывая заодно и на политические последствия новой экономической реальности: «Пока Китай держит на своих плечах бремя ответственности за будущее мирового рынка, российский меркантилизм может действовать по простой схеме: ищем внешние рынки. Но чем более эффективны будут действия российского капитала по поиску новых товаров, расширению линейки вывоза, захвату новых рынков, тем больше будет претензий к России, тем хуже она будет выглядеть в глазах правящих кругов ряда государств. Реальная же битва будет разворачиваться в сфере конкуренции и борьбы за таможенные тарифы — ВТО больше не будет определять правила игры. Поиск новых рынков приведет к тому, что мы будем упираться в протекционистские тарифы и ограничения, а это будет провоцировать власти все дальше смещаться в сторону более широкой политики меркантилизма, когда окажется, что еще можно заместить очень много товаров на внутреннем рынке, что и произойдет. В эту логику может вмешаться и новая волна глобального кризиса, которая обострит экономические противоречия, как это уже произошло во время второй волны, совершенно не случайно совпавшей с санкциями, объявленными Россией Западу в 2014 году».

Николай Проценко