Там, где дети молчат: фронтовая повседневность донецких окраин

Война в Петровский район на западе Донецка пришла летом 2014 года, и с тех пор оттуда так и не уходила. Именно в этом районе расположен квартал «Трудовские», о котором почти каждый день говорят в военных сводках. Он непосредственно сливается с Марьинкой, в настоящее время контролируемой ВСУ. Между этими населенными пунктами вообще нет никакой буферной зоны — один и тот же дом может одним своим фасадом выходить на улицу, принадлежащую Трудовским, а другим смотреть на улицу Марьинки. Так что линия разграничения проходит непосредственно между жилыми кварталами.

С жительницей Трудовских Людмилой (имя изменено по ее просьбе) я встречаюсь в центре Петровского района — сейчас здесь спокойно и вовсю бурлит жизнь, работают рынки, магазины, на улицах и в общественном транспорте оживленно. Но по мере приближения к поселку ситуация меняется — на многополосной трассе в самый разгар дня практически исчезают машины. По дороге Людмила рассказывает о своей жизни, но предупреждает, что больше не будет возвращаться к этим невыносимо болезненным для нее воспоминаниям. Она очень многое потеряла на этой войне — от попадания «Града» в 2014 году в автомобиль погиб ее первый муж, невестка, а отброшенный взрывной волной сын, совсем еще молодой парень, остался инвалидом, полностью потеряв зрение. Муж Александр (имя изменено), с которым их сблизила общая трагедия, потерял жену — она погибла в автобусе от попадания снаряда на автостанции «Трудовская». «До этого мы c Cашей уже знали друг друга, и потом нас cблизило горе. Мы не дали друг другу наделать ошибок — меня посещали мысли о суициде, а у Cаши тогда начались проблемы с алкоголем. Для нас эта тема стала запретной, мы решили пожениться и продолжать жить», — рассказывает Людмила. В их дом, где она живет сейчас вместе с мужем и маленькой внучкой (сын находится на реабилитации), в прошлом в 2015 году было прямое попадание. Тогда Александр, обычно пунктуальный, проспал на работу — именно это и спасло его. Снаряд разрушил ванную комнату, где Александр обычно умывается утром.

Тем временем мы подъезжаем к Трудовским, на автостанцию, куда и сегодня периодически прилетают мины, причем в самое оживленное время. Трудовские — один из наиболее выразительных районов Донецка, здесь можно увидеть самые высокие и живописные терриконы, у подножия которых расположились частные домики и уютные улочки поселка. Но вот насладиться прогулкой по Трудовским сегодня вряд ли получится даже днем. К этому не слишком располагают местный антураж — блокпост с военными, многочисленные разрушения вокруг и отчетливые звуки стрелкового боя за домами, который на таком расстоянии (один — два километра) также может представлять опасность случайному прохожему. Людмила, дом которой находится всего в паре километрах от Марьинки, рассказывает, что периодически собирает в своем огороде залетевшие туда снаряды. А один такой, похожий на пулеметный, совсем недавно днем задел стену дома, возле которой в этот момент сидел ее муж. Людмила проводит меня по Трудовским, обращая внимание на разрушения, показывает обезглавленный храм св. Иоанна Кронштадского. Храм пока еще не восстановлен, но службы здесь уже идут. Во дворе храма — склонивший голову воин — памятник похороненным тут советским бойцам, замученным фашистами в 41−43 годах, а рядом с ним плита со списками защитников Донбасса, которые погибли уже в эти годы — 2014, 2015, 2016.

Трудовские — самый густонаселенный район из прифронтовых населенных пунктов, где мне доводилось бывать раньше. И в этой оживленности улиц, в обыденности военного существования (например, в забаррикадированных подручными средствами, шинами и ящиками от боеприпасов, окнах действующих продуктовых магазинов, куда мамы посылают за хлебом своих детей) было что-то еще более тревожное и уязвимое, нежели в полупустых улицах фронтового Коминтернова, где мне довелось побывать зимой этого года.

«У детей, несмотря ни на что, должно быть детство»

Непосредственно на «Трудовских» находится много детских заведений, в отличие от других прифронтовых районов. Тут, на так называемой жилплощадке, до сих пор работает детский интернат. В прошлом году вокруг него возник конфликт — военные настаивали на эвакуации детей, находящихся в постоянной опасности — сразу за интернатом находилась заминированная территория. Однако персонал выступал против этого, заявляя, что сможет обеспечить безопасность своим подопечным. Пока что, к счастью, никаких ЧП на территории интерната не происходило. Но вот в другой школе — школе № 110, также расположенной здесь, на Трудовских, совсем недавно пострадали трое четвероклассников, обнаруживших неразорвавшийся снаряд на школьном стадионе. Один из них погиб, остальные получили ранения.

К счастью, в основном педагогам удается создавать безопасные, насколько это вообще возможно в прифронтовой зоне, условия для детей. Неподалеку от линии разграничения на Трудовских находится школа 103, директор которой Татьяна Аркадьевна с готовностью приглашает меня в свой кабинет в ответ на просьбу рассказать о жизни школы. Здесь в настоящее время учится 227 детей, в основном местных, живущих здесь же, на Трудовских. «Конечно, самые сложные времена у нас были в 14 -15 году. Но, к сожалению, и сейчас время сложное — ночные обстрелы продолжаются. Бывает, что и днем ни с того ни с сего начинается обстрел. Поэтому главная задача — проследить, чтобы дети находились все время в помещении. Даже уроки физкультуры у нас теперь проходят только в спортзале. Группа продленного дня тоже занимается в классах. Пока дети в здании школы, я спокойна», — говорит директор. По ее словам, школа ни на день не прекращала работу, хотя некоторое время, как и остальные учебные заведения в этом районе, функционировала дистанционно. Эта школа, как рассказала Татьяна Аркадьевна, пострадала от обстрелов — было повреждено остекление и здание школы, но сейчас уже все восстановлено. Здесь все продумано на случай тревоги — дети знают, в каких случаях нужно прятаться под партой, а в каких бежать в закрытые коридоры. Последний раз, по словам руководителя школы, детей приходилось эвакуировать в подвал в январе 2017 года. «Дай Бог, чтобы нам этого больше никогда не нужно было делать. Конечно, привыкли — плохое слово. Но мы действительно привыкли, потому что ничего другого нам не остается. Ждем, когда наконец-то наступит мир», — говорит педагог. Но пока что о тишине, по словам Татьяны Аркадьевны, говорить не приходится.

«Ночью, сам понимаете, неспокойно. У нас недавно погиб выпускник школы на пороге своего дома в шесть вечера. У него у самого сейчас трое детей. В сентябре в крышу рядом с нами в половине второго дня попал какой-то зажигательный снаряд. Но, невзирая ни на что, мы стремимся к тому, чтобы у детей было детство, дети должны чувствовать, что они ничем не обделены. На днях наши ученики ездили на конкурс, где заняли второе место в районе, они успешно участвуют в олимпиадах», — говорит Татьяна Аркадьевна.

В детском садике 282 на жилплощадке Трудовских 64 ребенка — он рассчитан на шесть групп, но сейчас набрано четыре группы: одна младшая, две специализированных — ортопедическая и логопедическая. «В логопедическую группу в этом году большой спрос. Я думаю, это связано с неспокойной обстановкой», — говорит заведущая Виктория Александровна. На территорию садика было попадание, но сейчас все отремонтировали благодаря российской гумпомощи. Виктория Александровна рассказывает о том, как люди постепенно привыкали к войне. «В 2015 году чуть стреляют, и на следующий день уже на весь садик всего 10 человек приходит — все боятся. Сейчас, я не могу сказать, что не боятся. Конечно, все переживают, но обстрел заканчивается, все затихает и деток снова ведут к нам. А это значит, что у родителей появилась работа, и они нам все-таки доверяют», — говорит женщина.

У воспитателей в этих условиях появляются дополнительные задачи. «Вечером — обстрел, а утром дети приходят и только и рассказывают друг другу- „а мы с бабушкой в подвале сидели, а мы бежали с бабушкой и она упала“. Мы ставим ширму, кукольный театр, собираем детей и показываем спектакль. К обеду, к возвращению родителей все разговоры уже о спектакле. Надо немножечко отвлекать детей от этих переживаний. А переживают они очень сильно, именно поэтому, я думаю, сейчас так много молчащих детей», — говорит Виктория Александровна

Она хвалит питание, рассказывает, что при Украине оно было платным, и позволить его могли не все, а сейчас дети полноценно обеспечены молоком, рыбой, мясом и печенью. Вход в подвал здесь также находится на улице, поэтому на случай обстрелов в садике оборудован наиболее безопасный коридор — тут приготовлены одеяла, расположены ведра со свежей кипяченой водой, с пополнения запасов которой начинается утро в садике. «Так что мы ко всему подготовлены. Самое страшное, если обстрел начинается днем, когда полный сад детей. Но тогда появляются непонятные силы и самообладание, и все разрешается благополучно», — говорит она, провожая меня.

В другом детском садике Петровского района, расположенном в более безопасном поселке шахты № 10, сейчас четыре группы, в которых воспитываются 86 детей — ненамного меньше, чем до войны, когда в садике было 98 детей. На территорию этого садика за время войны было два прилета, но на тот момент, к счастью, дети не ходили в садик. Сейчас тоже иногда бывает шумно. «Этой зимой было страшно очень, но деток все равно водили. К нам приходили МЧСники — помогали найти наиболее безопасное место внутри здания на случай обстрела, потому что попасть в подвал у нас можно только с улицы. Мы оставляли там подушки, матрасы, при нас всегда был был красный флажок. Мы научили детей, что если мы его поднимаем, они должны ложиться», — рассказал старший воспитатель детского сада Светлана Петровна.

В этом садике тоже говорят о детских логопедических проблемах, которых с началом войны стало гораздо больше. «Приводят ребенка, он вроде бы играет, уже забыл, что мама ушла, и вдруг у него начинается истерика. Или он спокойно спит и во сне вдруг начинает дергаться и кричать. Не было раньше такого. А логопедическая помощь сейчас вообще требуется каждому второму ребенку. Думаю, это все на нервной почве», — говорит воспитатель. Ее слова подтверждает психолог, которая рассказывает, что из-за постоянных обстрелов у детей отмечается повышенная тревожность.

«У них — страхи и тревожность. Писать они пока что не могут, но зато могут нарисовать свои проблемы. Я давала тесты, с помощью которых можно определить состояние ребенка. На рисунках часто бывают тучи, другие моменты, которые психологи идентифицируют как тревогу, ощущение опасности. И, если у подготовишек речь нормальная, то маленькие вообще молчат», — говорит она.

Годы в подземелье

На «Трудовских» до сих пор прямо возле шахты есть бомбоубежище, в котором постоянно живут люди, некоторые — с самого начала войны. Причины две: во-первых, они боятся непрекращающихся обстрелов, во-вторых, им просто некуда пойти — у многих полностью разрушены дома. Жителям бомбоубежища предлагают общежитие, но условия жизни в нем этим людям кажутся еще менее приемлемыми. Пожилые люди чаще всего просто не хотят уезжать из родного района. «Мне 85 лет. Что же я на старость лет, пережив германскую войну, пойду в общежитие?, — говорит пенсионерка Мария Ивановна, — И домой я вернуться не могу — там стреляют постоянно». Есть и те, кому сложно приспособиться к жизни в общежитии. В бомбоубежище уже несколько лет живет инвалид первой группы Надежда, от дома которой на Трудовских, как она говорит, остался только щебень. Комиссия пришла к выводу, что ее дом не подлежит восстановлению. Поэтому ее и ее сестру (инвалида второй группы) поставили в очередь на квартиру, но пока что ничего конкретного не обещали — попросили подождать.

В бомбоубежище неуютно. Здесь — голые стены, полумрак, спертый и влажный подвальный воздух. Иногда здесь не хватает самого необходимого. Когда мы приехали сюда вместе с Людмилой, люди рассказали нам, что им не хватает свечей и лампочек на случай отключения электричества. Иногда сюда привозят гуманитарную помощь, помогают в том числе и военные.

Ночую я в гостях у Людмилы. Она предупреждает меня, чтобы я не волновалась, если будет громко. «У нас есть подвал. Вы не думайте, что за время жизни здесь мы ко всему привыкли. Все равно страшно, сидим в подвале, когда начинают сильно стрелять», — говорит она. Вечером слышны глухие бахи, мне немного тревожно, но Людмила с Сашей спокойно смотрят телевизор, который заглушает доносящиеся звуки. Сегодня выдалась тихая ночь.

Утром мы вновь отправляемся в бомбоубежище, покупаем лампочки и свечки. Людмила передает теплые вещи, которые жителям подземелья сейчас нужнее, чем ей. На обратном пути (Саша с Людмилой подвозят меня до остановки) мы встречаем миссию ОБСЕ, возвращающуюся со стороны Александровки. Здесь, как и везде, есть примета — если миссия ОБСЕ уехала, можно ждать новых обстрелов. Но в этот день тихо, а вот через день военные сводки сообщают ставшее уже рядовым известие — около 11 часов была обстреляна автостанция «Трудовские», от минометного обстрела пострадало несколько жилых домов… И так продолжается уже четвертый год.

Кристина Мельникова, Донбасс