Два года под землёй: как люди Донбасса живут в бомбоубежище

Если сегодня приехать в Донецк и поселиться где-нибудь в центре, то первым делом в глаза бросится наведенный там лоск — свежая побелка на бордюрах, аккуратные клумбы, уютные кафе. О войне будут напоминать лишь глухие раскаты просыпающихся по ночам орудий, надписи «бомбоубежище» на стенах, и заклеенные крест-накрест окна в некоторых квартирах. Однако, сев на городской автобус и проехав полчаса, оказываешься в совершенно другом городе — прифронтовом Донецке, в котором не везде есть уличное освещение, а баннеров с воодушевляющими лозунгами и поздравлениями становится на порядок меньше по мере приближения к его окраинам. Один из таких районов — квартал Трудовские, примыкающий к Марьинке, где проходит линия фронта. Там находится одно из бомбоубежищ Донецка, в котором люди живут уже второй год, и где недавно побывали корреспонденты EADaily.

Бомбоубежище находится возле шахты «Трудовская». Чтобы попасть в него, нужно спуститься по крутой лестнице. Бомбоубежище встречает подвальным запахом, промозглой прохладой и домашним уютом обжившихся там за эти годы людей. В вазах стоит сирень, на столике — целый иконостас из принесенных жителями икон.

«Принимайте гостей!», — говорит привезший нас водитель такси. Он знаменит тем, что не боится ездить в опасные зоны, и поэтому к нему часто обращаются журналисты. В бомбоубежище его уже знают. «Что-то к нам одна молодежь приезжает!», — говорит приятная улыбающаяся женщина. «Да хоть развеселят вас здесь!», — смеется в ответ водитель.

Сейчас в бомбоубежище живет 13 человек, а в 2014, когда шли непрерывные обстрелы и бои их число доходило до 300, рассказывают его жители. Раньше там было много детей, но теперь именно в этом бомбоубежище их не осталось. Родители все-таки нашли способы вывезти их оттуда.

Вспоминая о войне, рассказывают, что первое время было очень страшно, а потом уже привыкли. «Под снарядами теперь ходим, знаем, что и куда летит. А поначалу, конечно, паника была у всех», — рассказывает одна из жительниц бомбоубежища Оксана.

Раньше бывало так, что по несколько дней нельзя было выйти из бомбоубежища из-за постоянных обстрелов. Иногда месяцами не было света. В это время, как говорят жители бомбоубежища, хорошо помогали ополченцы, привозили еду, лекарства, одеяла. «Военные к нам хорошо относятся. Тут казаки были, мотострелковая группа приходила, и все помогали отлично. И лекарства, и одеяла давали. А вот от нашего исполкома — очень мало помощи. Да еще и отношение такое, что постоянно только ходишь и гавкаешь на них», — рассказывает Оксана.

Эти люди живут в бомбоубежище, потому что им больше некуда податься. Их дома разрушены пожарами из-за попавших в дом снарядов или же прямыми попаданиями, и непригодны для жизни. По ночам в бомбоубежище приходят еще и одинокие старушки. Ночью страшно — в оставленных домах хозяйничают мародеры, да и ночные обстрелы никуда не исчезли.

Жители бомбоубежища пытаются достучаться до чиновников, чтобы они выделили им стройматериал для восстановления домов. Но вместо помощи получают стандартные отговорки, их просто гоняют по кабинетам и кормят обещаниями. «Мы ждем, чтобы нам дали материал для восстановления, а нам его все никак не дают. Я сколько езжу, мне все твердят одно и то же: „Вы входите во второй этап“. Второй этап уже заканчивается, а материала все нет», — говорит Оксана, в дом которой было прямое попадание во время июньских боев прошлого года за Марьинку.

Она рассказывает, что в первый этап по восстановлению входили инвалиды, матери одиночки — то есть социально незащищенные категории населения. Однако, как отмечают старожилы бомбоубежища, даже те, кто получил материал в первую очередь, зачастую не могут им воспользоваться. Не только вывозить стройматериалы нужно за свои деньги, и немалые по меркам нынешних пенсий и зарплат в Донецке, но и восстанавливать дома им также предлагают за свой счет. А дома тем временем все больше разрушаются — снег и ливни довершают начатое войной дело.

Одна из жительниц бомбоубежище Валентина как раз из тех, кто получил стройматериалы. Она не участвует в нашем разговоре, занимаясь своим. Но когда речь заходит о восстановлении домов, не может остаться в стороне. «С восстановлением вообще не организовано ничего. Я говорю им: я могу за свою пенсию за свои две тысячи восстановить дом, крышу я сама могу сделать? Мне отвечают- у нас нет бригад. Но зачем тогда вы мне дали все это? Чтобы я сама полезла на крышу?!», — возмущается Валентина. Она пенсионерка, и у нее нет родственников, которые могли бы помочь со строительством.

Валентина уже восстанавливала однажды свой дом после первого попадания. Но затем дом снова был разбит. «Я даже не знаю, что мне там дали. Я побегала-поискала, хлопцы сказали, что починят за 20 000 рублей. Ну, а где я возьму такие деньги?! А там все уже падает, дожди идут, и все разрушается еще больше», — заплакала женщина. - Уже по полу страшно ходить — можно провалиться. Сердца у них нет! Уже не знаю, как дальше жить".

«Какие только инстанции не объездили, в каких только организациях не побывали, чтобы бумаги собрать. Собрали бумаги в итоге, а толку никакого», — сетует Оксана.

Даже для того, чтобы зафиксировать разрушения, нужно было побегать по кабинетам, собрать документы. «Спасибо Мартынову (Игорь Мартынов — глава горадминистрации Донецка — прим. EADaily). Я попала я к нему на прием здесь же — в Петровском исполкоме. Он сразу пооформлял все эти документы. А у тех, кто не попал к нему на прием, кипа бумаг до сих пор лежит. Все это уже надоело, мы сами не знаем, куда кидаться», — говорит Оксана.

Рассказывают про одну из жительниц бомбоубежища Веру, у которой сгорел дом, и не осталось никаких документов. «Тетя Вера два года здесь живет, бегает по инстанциям и даже не может сделать документа, что у нее сгорел дом», — рассказывает Оксана. Для этого чиновники, как уточняет другая жительница бомбоубежища Галина Васильевна, должны приехать, чтобы зафиксировать сгоревший дом, но они опасаются снайперов, и потому не приезжают. А женщина в итоге оказывается фактически бездомной.

Оксана говорит, что ей предлагали общежитие, но объясняет, что из-за болезни ей не подходит комната с подселением. «Да и дом не бросишь — последнее растянут, хоть там уже и крыши нет и окон», — отмечает она. Оксана с мужем переехали в этот дом за четыре месяца до начала войны, продав квартиру. Хотели жить в частном доме. Многое в нем сделали сами, на свои деньги.

«Всю зиму ливни шли, все течет, все мокрое. Я уж говорю, вы нам просто так дайте материал, мы сами будем делать. Хотя у нас в доме не за что даже зацепить крышу — все обвалившееся», — сетует Оксана. «Ну вот у тебя муж есть, ты бы и делала. А у меня есть материал, а мужа нет, как я буду делать?», — говорит Валентина. Соглашаются, что у каждого свои нюансы, и каждый по-своему страдает.

По разрушениям Оксана с мужем на двоих получают одну гуманитарку. «Там четыре банки тушенки, четыре банки сардин, два килограмма сахара, четыре килограмма вермишели. Вермишели уже объелись этой. Лучше бы тушенки столько клали, сколько они вермишели кладут», — говорит она. Да и для получения гуманитарки тоже приходится побегать по инстанциям.

Жители бомбоубежища рассказывают, что уже есть и разочаровавшиеся. Одна их соседка, у которой были дети, недавно ушла в Марьинку, на подконтрольную ВСУ территорию, обидевшись на правительство ДНР. «Там им дали дом в центре, буржуйку, а здесь — ничего. Уже даже в школу ребенка оформила», — говорят они.

По их словам, многие сейчас не понимают, ради чего велась эта война. «Кто были у власти, те и остались. Те, что брали раньше, и сейчас берут. Получается, что люди уже сделались озлобленными на власть нашу. Уже и власти этой никто не хочет за такое отношение», — говорят жители бомбоубежища.

Однако, даже о жизни в бомбоубежище у его жильцов есть хорошие воспоминания, и они находят в ней свои радости. Галина Васильевна с загадочным видом подводит нас к картонной коробке в дальнем углу помещения. Там — выводок котят. Один полосатый с сизыми глазами смотрит на любопытных гостей, а остальные — светленькие, спят, уткнувшись мордочками в угол. На дверях нарисованы новогодние картинки — они остались еще с тех времен, когда тут жили дети. Рассказывают, что на новый год им в бомбоубежище привозили елку, хорошие подарки детям, а из Москвы приезжал Дед Мороз.

«Надоело уже все это!», — говорит Оксана, осматривая серые стены, — И самое главное, не знаем, сколько нам тут жить еще придется". Галина Васильевна провожает нас, приглашая в гости в следующий раз. Прожившие там два года люди уже, видимо, не верят, что переедут из этого бомбоубежища в свои дома. Свет, падающий из дверного проема, режет привыкшие к полумраку подземелья глаза.

Кристина Мельникова