В начале декабря 2016 года в Белоруссии были задержаны трое пророссийских публицистов — Юрий Павловец, Дмитрий Алимкин и Сергей Шиптенко. В своих статьях для российских СМИ они жёстко критиковали прозападный внешнеполитический крен белорусской власти, её сближение с радикальным национализмом и фактический отход от курса на интеграцию с Россией. За это публицистам было предъявлено обвинение в «разжигании межнациональной розни группой лиц», позднее Шиптенко и Павловцу к этому добавили ещё и «незаконное предпринимательство», под которым, как выяснилось, подразумевается получение гонораров от СМИ за написание авторских статей. О том, как развивалась ситуация вокруг «дела публицистов», EADaily рассказала супруга одного из арестованных Любовь Павловец.
Прошел почти год, как мой муж был задержан. И, наверное, людей, которые не следили за этим делом, вообще мало интересует его юридический аспект. Но, прочитав эту хронологию, каждый для себя сможет сделать вывод, является ли мой муж тем злостным преступником, которым его выставляет белорусское следствие, или он просто человек, который сидит за высказывание собственного мнения.
Итак, 8 декабря 2016 г. моему мужу было предъявлено обвинение по ч. 3 ст. 130 УК Республики Беларусь (разжигание национальной розни, совершенное в составе группы лиц), и он был заключен под стражу.
Самым несуразным в этом деле является история с министерством информации Белоруссии. Оказалось, что 30 ноября 2016 года Лилия Ананич, на данный момент уже бывшая глава Мининформа, написала заявление в Республиканскую экспертную комиссию по оценке информационной продукции на предмет наличия (отсутствия) в ней признаков проявления экстремизма при своем же министерстве, где просила провести проверку девяти статей моего мужа. Подчинённые Ананич, естественно, ее провели, но уж как-то очень быстро и топорно. Произошло это 2 декабря. Учитывая то, что комиссия работает на общественных началах, и что все её члены являются людьми крайне занятыми и занимают далеко не рядовые должности, весьма примечательно то, что они управились за один день. Отметим, в Постановлении 810 Совета Министров Республики Беларусь от 21.08.2014 указано, что члены экспертной комиссии уведомляются не раньше, чем за три дня до заседания, а на экспертизу дается до 30 дней. Но это не помешало все сделать за один-единственный день — 2 декабря. И несмотря на то, что экстремистскими материалы могу быть признаны только решением суда согласно ч. 2 ст. 1 Закона Республики Беларусь от 4 января 2007 г. N 203-З «О противодействии экстремизму», министр Ананич в этот же день пишет заявление в отношении моего мужа на имя председателя Следственного комитета Ивана Носкевича. Потом это заявление, пройдя еще ряд должностных лиц в Следственном комитете, приходит уже к следователю Юрию Мацкевичу. И все того же 2 декабря Мацкевич принимает решение о возбуждении уголовного дела.
Сразу после ареста началась срежиссированная травля моего мужа в средствах массовой информации. Показывали его фото, пытались представить его вину уже доказанной, при этом приписывали Юрию авторство цитат, не принадлежавшие его перу. Ни разу за год, пока он находится под стражей, никто из государственных или оппозиционных СМИ так и не привел ни одной цитаты из его статей.
Далее выступил пресс-секретарь Следственного комитета Сергей Кабакович: «Эти лица по указанию шеф-редактора информационного агентства Regnum Юрия Баранчика — гражданина Белоруссии, готовили публикации за денежное вознаграждение». Это откровенная ложь. Такое заявление было сделано, я полагаю, намеренно, чтобы создать в обществе негативный образ моего мужа. Мой муж ничего не писал по заданию Баранчика и не сотрудничал с ним.
Кроме того, министр Ананич сразу же после ареста мужа дала интервью, где утверждала: «В таких публикациях ставится под сомнение суверенитет Белоруссии, содержатся оскорбительные высказывания в адрес белорусского народа, его истории, языка, культуры». Цитата приведена по материалам информагентства БелТА. Она сообщила, что 1 ноября 2016 г. ведомство обратилось в связи с этими публикациями в министерство связи и массовых коммуникаций России, Федеральную службу по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. При этом, как выяснилось впоследствии, в Минкомсвязи РФ министр на самом деле не обращалась. Мы с женой Сергея Шиптенко Ириной написали запрос Ананич, чтобы она предоставила нам реакцию Минкомсвязи, а также Роскомнадзора. Нам пришел официальный ответ, согласно которому никакой информации нам не предоставят, так как это является личной перепиской и не имеет отношение к нашим мужьям. В связи с этим, в августе мы сами обратились в Роскомнадзор и в министерство связи и массовых коммуникаций России. Поскольку информагентства, где публиковались наши мужья, являются российскими, мы попросили проверить 16 статей, написанных под псевдонимами «Николай Радов», «Павел Юринцев» и «Артур Григорьев», которые вменялись Юрию Павловцу и Сергею Шиптенко в первоначальном обвинении, а также публикации, которые были отобраны для экспертизы следствием. Из российских ведомств нам пришел ответ, что по результатам проверки никаких признаков «экстремизма» в публикациях статей наших мужей не выявлено.
Мой муж также пробовал доказать свою правоту в судах гражданской инстанции. Адвокат неоднократно подавала судебные иски к министерству информации Белоруссии, которые оказались неподведомственны белорусским судам. Зимой этого года мой супруг с адвокатом оспаривали заключения экспертов комиссии при Мининформе, подготовленные до возбуждения дела. При этом с экспертными заключениями они ознакомлены не были, но в предъявленном обвинении явно прослеживались глупейшие цитаты экспертов, что позволило подготовить соответствующую жалобу. Но белорусский суд указал на то, что обжаловать заключения нельзя, хотя это право прямо предусмотрено постановлением Совета Министров Республики Беларусь, и далее оно было признано представителями комиссии при Мининформе. Кроме того, так как Лилия Ананич заявляла на всю страну, что мой муж оскорбил белорусов, их историю и культуру, мы подали иск о защите чести и достоинства к министерству информации. Самое интересное, что с некоторых пор такие иски стали не подведомственны белорусским судам. Об этом нам сообщила некая М.В. Козлова, судья Центрального района города Минска, которая отказала мужу в принятии иска. Ну и потом нам это подтвердила коллегия Мингорсуда в лице судей А.Л. Крапивки, Е.Н. Семак и Ю.В. Шестакова.
В декабре 2016 г. официальное издание администрации президента Белоруссии «Советская Белоруссия» сразу же после ареста мужа выпустило статью «Поймали на слове», автор которой Евгений Кононович поставил моего мужа в один ряд с нацистским преступником Геббельсом. При этом, опять-таки, не приведя ни одной его цитаты. Юрий подал иск о защите чести и достоинства к данной газете. На суде Кононович открыто заявил, что слова «недонарод» и «недоязык», которыми клеймили мужа, он придумал сам. Суд мы, естественно, проиграли: судья Советского района г. Минска Жданок посчитал, что сравнение с нацистскими главарями — это не оскорбление, а всего лишь «мнение автора». Однако «мнение автора» — это ровно то, что излагал в своих статьях мой супруг, причём в основном он просто констатировал очевидные факты и уже произошедшие события, делая это в корректной форме. Легко ли вспомнить более откровенный пример использования двойных стандартов?
Вместе с тем, в ходе этого судебного процесса мы, наконец, увидели экспертные заключения Мининформа Белоруссии, на основании которых арестовали Юрия. Людьми, которые проводили анализ работ моего мужа, оказались Елена Иванова (имеет высшее образование библиотекаря), а также Алла Кирдун и Алеся Андреева — филологи. Хочу отметить, что при назначении экспертов в рамках уголовного дела следствие вновь привлекло в качестве экспертов для проведения основной экспертизы Кирдун и Андрееву, которые, по сути, являются работниками организации, ставшей инициатором уголовного дела. А также третьего эксперта, психолога Галину Гатальскую, тоже члена экспертной комиссии министерства информации Белоруссии, входившую в число принимавших 2 декабря 2016 года решение о том, являются ли статьи моего мужа экстремистскими. Наверное, может настораживать, почему Юрий Мацкевич, ранее являвшийся следователем отдела по борьбе с наркотиками СУ УСК по г. Минску, а теперь — сотрудником Центрального аппарата Следственного комитета, повторно обратился именно к Кирдун, Гатальской и Андреевой. Но Генеральная прокуратура и прокуратура города Минска этот факт решили просто проигнорировать. Все наши жалобы по этому поводу они благополучно скидывали в Следственный комитет, где нам, естественно, отвечали, что никаких нарушений не допущено.
Хочу еще отметить, что в течении первых трех месяцев, когда мой муж просто сидел в СИЗО, адвокат неоднократно писала ходатайства Мацкевичу о назначении экспертиз. Но следователь утверждал, что он отбирает статьи для экспертизы, и это якобы занимает очень много времени. Заявлял, что планирует отобрать около 200 статей. В конечном счете, в феврале на экспертизу пошли все те же девять статей, за которые Юру арестовали, ну и плюс ещё одна, которую Мацкевич отбирал целых три месяца, пока мой муж сидел.
Далее события развивались все более интересно. Почти два месяца шла переписка между Мацкевичем и комитетом Госэкспертиз. Они утверждали, что очень заняты, и просили подождать до марта 2018 года. Потом они, конечно, согласились всё сделать к апрелю, а мой муж все эти пять месяцев без каких-либо движений провёл в СИЗО. Может быть, из-за того, что Кирдун с Андреевой и Гатальской были настолько заняты, они и провели свои экспертизы столь коряво: приписали Юрию чужие цитаты, подставили фразы, которых нет в статьях?
Кроме того, в ходе нашей долгой переписки с министерством информации выяснилось и то, что заключения комиссии при Мининформе не носят никакого научного характреа, а просто являются личным мнением, что не отрицается и самими «экспертами». Министерство информации также указало нам на то, что следственные органы должны были проверить данное экспертное заключение до того, как возбуждать уголовное дело, и что это заключение не может являться основным доказательством вины. Несмотря на это, мой муж все равно был арестован и заключен под стражу — именно на основании этого заключения, в котором имеются существенные филологические и понятийные ошибки, очевидные даже для неспециалистов. В связи с этим у меня возникает вопрос: кто принял решение упечь моего мужа в СИЗО? Кто взял на себя такую ответственность? Следователь, который всегда говорил моему мужу, что он не читал его статьи, что он не эксперт и не разбирается в этом деле? Но то, что инициатором данного дела стало именно министерство информации, остается фактом.
В итоге в окончательном обвинении, предъявленном Юрию, осталась лишь одна статья «Как конструировалась белорусская идентичность», опубликованная на сайте агентства Regnum под псевдонимом «Николай Радов». Она, по мнению экспертов Кирдун, Гатальской и Андреевой, содержит «признаки экстремизма». Как отмечает мой муж, это сплошная фальсификация и подлог. Далее, когда Юрий Мацкевич оформлял обвинение моему мужу, продолжая вставлять ему не его цитаты, мой супруг и его адвокат уточняли, знакомился ли следователь с экспертизами. Он опять-таки пояснил, что не специалист, пусть суд разберется. Также Мацкевич не смог вразумительно объяснить ни адвокату, ни моему мужу, какое отношение к произошедшему имеет часть 3 статьи 130, где, опять же, говорится о «группе». В чем заключается эта преступная группа, кто в ней состоит, где есть хоть какая переписка или сговор? Оказывается, всего этого не нужно. Написал статью, отправил ее по электронной почте, редакция опубликовала? Вот из этого и сложился преступный синдикат. Таким образом, насколько я понимаю, любой журналист, автор, ученый, отправляя свою статью в редакцию или журнал, должен всегда помнить, что он может очутиться в составе преступной группы.
То, что мы с адвокатом проводили независимые экспертизы, обращались к автору методики по экстремизму, которой пользовались белорусские эксперты, а также к докторам наук по истории и социологии и попросили их высказать письменное мнение по поводу инкриминируемой Юрию публикации, я уже говорила ранее. Но по непонятным мне причинам ни СК, ни прокуратура при ознакомлении с материалами уголовного дела не обратили на это никакого внимания.
Также полностью абсурдным представляется возбуждение еще одного уголовного дела в отношении моего мужа по ст. 223 «Незаконная предпринимательская деятельность». Мой муж — ученый, исследователь. Он писал статьи на основании авторского договора. Это никак не входит в понятие «предпринимательская деятельность». Наш адвокат неоднократно приводил неоспоримые доводы того, что авторское право — это не предпринимательство, данная позиция, в том числе, подтверждается судебной практикой. Были приведены публикации белорусских судей по абсолютно идентичным случаям, были приведены нормативные положения для обоснования несуразности и нелепости обвинения. Не секрет, что многие судьи, следователи, прокуроры публикуют научные статьи за гонорары, хотя им в силу их статуса запрещено заниматься предпринимательством. Данный факт наглядно демонстрирует полную несостоятельность обвинения даже для человека очень далёкого от правоведения. Мною даже было написано заявление в прокуратуру о возбуждении уголовного дела в отношении следователя Мацкевича, в связи с тем, что он предъявил обвинение заведомо невиновному человеку. Я получила ответ от прокурора, что это лишь мое субъективное мнение. Но я не высказывала «мнение», я предоставила нормативные документы и ответы судей. Однако прокурор счёл «объективным» мнение следователя, которое заведомо не имеет под собой никакой законности.
Я лично, а также вместе с женой Сергея Шиптенко, неоднократно обращалась в Генеральную прокуратуру Белоруссии из-за явных нарушений при ведении данного уголовного дела. Ни разу за весь год мне не ответила ни Генеральная прокуратура, ни прокуратура города Минска. Все наши обращения, в конечном счете, пересылались обратно в Следственный комитет Белоруссии и возвращались следователю. Также моя семья и я неоднократно обращались к президенту Белоруссии. Но на наши обращения к президенту отвечал все тот же следователь. Я никогда не знала, что наш президент работает в отделе по борьбе с наркотиками, и что его фамилия Мацкевич.
Хочу сказать, что для меня очевиден умысел и политический подтекст в этом деле. Я усматриваю желание ряда белорусских чиновников использовать дело моего супруга для неких своих целей. Полагаю, что следственными органами были нарушены положения Раздела II Конституции Республики Беларусь. Считаю, что действия правоохранительных органов Белоруссии незаконны и нарушают положения статьи 19 Всеобщей декларации прав человека, в которой говорится, что «каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ». Уверена, что каждый человек вправе отстаивать собственные убеждения выражать своё мнение. В том числе и мой муж.
Глядя на весь этот произвол, рассчитывать на объективность правосудия не приходится. Очень бы хотелось присутствовать на суде от начала до конца процесса, но я, как бы смешно это ни звучало, прохожу по этому делу в качестве свидетеля, как и другие жены и родители арестованных. Поэтому до 21 декабря меня на заседания суда пускать не будут. Особенно горькая ирония заключается в том, что для этого судилища не нашли свидетелей, кроме родственников, а также журналиста «Нашей Нивы» Артема Горбацевича и написавшего на арестованных донос Дениса Рабенка.
Мне бы очень бы хотелось, чтобы судья не был ангажирован, а каждого участника этого процесса рассматривал отдельно. Вообще для нас всех очень странно, почему наших мужей рассматривают в рамках одного процесса, так как они не имеют никакого отношения друг к другу даже в материалах уголовного дела. Красивая задумка Следственного комитета не удалась, как бы им этого не хотелось. Не получилась группа из заказчика Баранчика и трех исполнителей, как это было представлено год назад. Муж в письме написал, что он также получил бумагу о назначении суда: «Коллегиально, в связи со сложностью дела, мера пресечения выбрана правильно… причин, препятствующих суду нет». Мне не понятно только одно: в чем сложность данного дела? В подлоге экспертизы и несостоятельности обвинения? И какая может быть причина для того, чтобы год держать под стражей человека, который не представляет никакой опасности для общества?
Ну, а что будет на суде, скоро станет известно.