Polycrisis: Трамп, Brexit, V4 и дутый авторитет Меркель. Евросоюз — 2016

В последние дни 2016 года можно подвести основные политические итоги для Европейского союза. В уходящем году ЕС столкнулся с той ситуацией, которую его главный руководитель — председатель Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер определил, как «множественный кризис» — polycrisis. Это сложное разнофакторное комплексное явление, когда, например, продолжающийся кризис в экономике и финансовой политике, наплыв беженцев и другие проблемные явления переплетаются в единое целое. Кризисы взаимодействуют друг с другом, порождая, в свою очередь, новые кризисы. Множественность кризисов внешне выразилась, например, в том, что яростная критика в ЕС политики жесткой экономии 2014—2015 годах в текущем году плавно перешла в более широкую критику в других вопросах. При этом предшествующая проблема — кризис бюджетной экономии никуда не ушла и осталась в прежнем масштабе, хотя о ней и перестали говорить. Некоторым в Брюсселе, как например, бывшему председателю Европейского совета Херману ван Ромпею даже показалось недавно, что Евросоюз переходит от частных функциональных проблем к вопросу экзистенциальному.

Однако внешне действующие функционеры в Брюсселе стараются держаться оптимистами. Главным лозунгом Евросоюза в 2016 году стало высказывание о том, что любой кризис порождает новые возможности. При оценке текущей ситуации нельзя не согласиться с подобным высказыванием. Культурный потенциал Евросоюза настолько велик, что объединение, действительно, сможет найти ответы на вызовы и преодолеть нынешние системные трудности. В этом случае вопрос сведется к тому, какой ценой и каковы будут потери.

Пока самая главная потеря за 2016 года — это очевидное начало размывания базовой идеологии Евросоюза. Если раньше подобное явление выглядело, как некая червоточина — аномалия в какой-нибудь одной периферийной стране, вроде орбановской Венгрии, то теперь Евросоюз получил удар на своем главном стратегическом направлении от своего верховного то ли сюзерена, то ли главного союзника. Поэтому главным потрясением ЕС в 2016 году стали итоги выборов в США — избрание новым президентом Дональда Трампа. В ходе избирательной кампании Трамп по очереди поставил под сомнения на собственном американском материале общие ценности либерализма, кроме все прочего лежащие в основе формирования и функционирования ЕС. Кроме того, Трамп угрожает преемственности американской политики в Европе в ее главном аспекте — политике безопасности. По частностям европейцы, например, опасаются, что Трамп будет договариваться с Владимиром Путиным по Украине через их головы. Если это произойдет, то для Европы теряет смысл ее конфронтационная восточная политика, и в Брюсселе с Берлином не знают, как из нее выходить без потери своего лица и ценностей. Стратегическая слабость и несубъектность станет всем очевидна. За Европой, в отличие от США, остались бы одни издержки и в пассиве — дефицит безопасности. Сейчас на рождество 2016 года Трамп по-прежнему остается неизвестной величиной для внешней и внутренней политики ЕС, что порождает общую неуверенность и нервозность в основных европейских столицах. На этом фоне некоторые правые лидеры из государств-членов ЕС демонстративно приветствовали Трампа, заявив, что заявленные новым президентом США общие принципы «национальной политики» вполне разделяются ими. Иракская и афганская войны, в которые были вовлечены европейцы, сделали из США в Европе «неоднозначного лидера». Но, если с подобным положением европейские лидеры прежней либеральной закваски готовы были мириться, то, как жить вообще «без американского лидерства» они в принципе не знают.

Повторим: главное значение случившегося в США — победа Трампа нанесла идеологический удар по Евросоюзу. В качестве противодействия этому эффекту уходящий президент США Барак Обама провозгласил канцлера Германии Ангелу Меркель главным защитником ценностей в западном мире в тот самый момент, когда авторитет канцлера из-за катастрофической иммиграционной политики был поставлен под сомнение у себя дома. Имеющийся авторитет Меркель не имеет опоры ни на общеевропейскую силу, которой нет, ни на собственные внятные внешние проекты влияния. Может оказаться и так, что без американского старшего партнерства авторитет германского канцлера окажется дутым. Во всяком случае, Меркель придется его подтверждать в 2017 году. И это станет главным экзаменом для нее.

Фактор Трампа, британский референдум о выходе из ЕС — Brexit, вызовы единой торговой политике Евросоюза, продолжающаяся дискредитация верховных институтов ЕС, подъем националистических партий по всей Европе показали, все это требует от Евросоюза вместе и по отдельности поиска новых смыслов своего существования. А последнее нужно для восстановления доверия европейских граждан.

Вторым после Трампа фактором неустойчивости Евросоюза в 2016 году стал Brexit, поставивший под сомнение ценность членства в Евросоюзе для ведущей державы посредством внятного демократического волеизъявления ее граждан на общенациональном референдуме. Итоги референдума вывели и ранее спорные отношения Великобритании и ЕС на новый кризисный уровень.

В конечном итоге, референдум в Великобритании против членства в ЕС стал голосованием против сложившегося статус-кво в отношениях с Евросоюзом. В этом принципиальном пункте Brexit стал частным случаем отражения общего процесса подъема «национализмов» в государствах-членах против наднациональных институтов ЕС. Вместо достижения Британией особого статуса в ЕС, как того добивался Кэмерон, обе стороны — Лондон и Брюссель получили тяжелый «бракоразводный процесс» с неясным исходом и неизвестной продолжительности, который по ходу будет подогревать общие споры в государствах-членах о смысле Союза.

Brexit прекрасно иллюстрирует ситуацию множественности и взаимосвязанности кризисов в ЕС. С одной стороны, главным доводом в пользу выхода Британии из ЕС стало стремление изменить неблагоприятную политику притока мигрантов на острова. С другой стороны, и в других государствах-членах — в Австрии, Дании, Германии, Франции и Нидерландах — популистские политические партии использовали Brexit и продолжающийся с 2015 года миграционный кризис, чтобы ослабить ЕС и внести в общество напряженность по отношению к мигрантам.

В отношении миграционного кризиса в 2016 году европейцам приходилось решать одновременно трудные задачи: обрезать незаконные линии доставки мигрантов в ЕС, предоставлять беженцам убежище, руководствуясь «ценностями», и проделывать капитальную реформу общеевропейских правил о предоставлении убежища. В результате сейчас мы наблюдаем, как базирующееся в Варшаве беднейшее и малочисленное европейское агентство Frontex эволюционирует в общеевропейскую службу охраны внешних границ. Путем целенаправленных дипломатических и физических усилий европейцам удалось перекрыть балканский маршрут прибытия беженцев. Евросоюз достиг соглашения с Турцией о сдерживании мигрантов в пределах этой страны за счет оплаты подобных услуг. Однако тут же, как предсказывали, центр тяжести с Балканского маршрута стал смещаться на Средиземное море. Только в октябре 2016 года рекордное число — 27,5 тыс человек прибыли в Италию из Ливии. Последний теракт в Берлине лишь еще раз указал европейским гражданам на опасность именно этого направления доставки беженцев в Европу.

А пока план перераспределения беженцев между государствами-членами на основании политики «солидарности» и в 2016 году проворачивался на холостых оборотах на фоне растущей неуверенности в связи с террористическими атаками в Брюсселе в марте, в Ницце в июле и вот сейчас в декабре в Германии. Однако здесь миграционный кризис, в свою очередь, подхлестнул недружественную Брюсселю политическую регионализацию против центра в ЕС. В этой связи на первый план вышла в прошлом безобидная для Брюсселя и Берлина Вышеградская группы (V4), состоящая из Венгрии, Польши, Словакии и Чехии. В 2016 году лидеры V4 настаивали на изменении миграционной политики ЕС и продолжали отказываться принимать у себя беженцев по перераспределительным квотам Евросоюза. Более того, польско-венгерский правоконсервативный дуэт после Brexit нацелился на изменение формы Союза. Голос Вышеградской группы был услышан в ЕС после кардинальной смены политики в Польше. Главный итог процесса: в Брюсселе увидели, что нельзя игнорировать позицию стран Вышеградской группы и с ними надо считаться. Кроме того, выяснилось, что у Евросоюза нет легальных рычагов, чтобы воздействовать на такую крупную величину в V4, как Польша.

В Вышеградской группе истолковали Brexit, как голосование против правящей элиты и прежних правящих политических сил. Brexit добавил в 2016 году гонора «вышеградцам». Именно эти общественные настроения обыгрывали нынешние правящие режимы в Польше и Венгрии для своего прихода к власти. Теперь новые политические элиты Венгрии и Польши восприняли Brexit в качестве знака того, что ЕС можно изменить. В представлении Виктора Орбана и Ярослава Качиньского Евросоюз может существовать и без либеральных ценностей. Эти «изменения» Евросоюза вполне созвучны их стремлению закрепить себя у власти в Польше и Венгрии. Подобная позиция оказала определенное влияние на братиславский саммит ЕС, на котором была поставлена задача изучить, как ЕС может реформировать себя. Кроме того, «вышеградцы» имели смелость утверждать, что теперь центр ЕС должен переместиться на восток Евросоюза.

Миграция остается ключевым вопросом, где страны Вышеградской четверки согласны между собой. Однако подъем Вышеградской группы в политике ЕС может оказаться временным явлением, если только группа не найдет новых тем для обозначения собственных интересов в рамках ЕС. Брюссель пытается играть на противоречиях и различных системах стран V4. Другим направлением противодействия нежелательной регионализации стала очевидная попытка Брюсселя консолидировать оппозиционные силы в Польше для легальной смены правоконсервативного и националистического режима на ближайших парламентских выборах. Шансов потерпеть здесь неудачу больше, чем достигнуть успеха.

2016 год продемонстрировал, что Евросоюзу необходимо показать своим гражданам лучшее руководство своих наднациональных институтов и предъявить конкретные достижения по улучшению миграционной политики, безопасности и экономики. Но среди комплекса экономических проблем даже единая торговая политика ЕС оказалась в поле растущей критики в 2016 году. Инцидент с утверждением соглашения ЕС с Канадой бельгийской провинцией Валлония продемонстрировал это явление. Канаде в конечном итоге для достижения результата пришлось вести переговоры не с государством-членом, а непосредственно с Валлонией, т. е. единицей «Европы регионов». Соглашение с Канадой, к которому шли на переговорах в течение семи лет, почти рухнуло в последнюю минуту, и его ратификации в парламентах стран-членов по-прежнему остается под вопросом.

2016 год стал годом, когда сомнения по поводу общей торговой политики ЕС стали явными. Если раньше единая торговая политика рассматривалась в обществе ЕС как сугубо техническая вещь, то в последние несколько лет тема приобрела политическое звучание в русле протестов против негативных последствий глобализации. Так, например, ЕС в 2016 году продолжал вести активные переговоры с Китаем о расширении торговых отношений на базе свободной торговли, но одновременно на другом уровне среди заинтересованных государств-членов росли протесты против китайского демпинга в металлопродукции и раздавались требования к ужесточению тарифной политики в адрес КНР. Если соглашение с КНР и будет достигнуто, то нет гарантий, что оно не будет торпедировано по канадскому образцу или иным способом.

На текущей кульминационной стадии переговоров между США и ЕС о Трансатлантической зоне свободной торговли и инвестиций к власти в США приходит Дональд Трамп, который в принципе выступает против участия США в свободной торговле. Сейчас в ЕС ждут прихода в США новой президентской администрации, чтобы решить судьбу переговоров, которые идут с 2013 года. В ЕС несколько лет сопротивлялись утверждению преференций США в торговле, но в новой ситуации отказ от соглашения могут определить не они, а американцы, что выглядит более, чем двусмысленно.

Прошедшие в 2016 году дискуссии продемонстрировали, что в ЕС нет единого мнения о том, как изменить общую торговую политику. Некоторые государства-члены являются сторонниками фритредерства, другие двигаются в направлении протекционизма. Многое здесь зависит от результатов предстоящих выборов в Нидерландах, Франции и Германии. А пока популисты слева и справа используют тему единой торговой политики ЕС для собственной политической выгоды, одновременно подрывая авторитет и национальных властей, и Евросоюза в этой сфере в глазах избирателей.

По опубликованным в июле 2016 года результатам опроса общественного мнения в государствах-членах Евросоюза только 33% европейцев имеют доверие к Европейскому союзу и его институтам, что знаменует собой очередной спад после уровня доверия в 40% весной 2015 года. За несколько месяцев до выборов в Нидерландах и Франции лидеры правых и евроскептиков — Герт Вилдерс и Марин Ле Пен лидируют в опросах общественного мнения. Подвижки вправо демонстрирует сейчас даже Германия в преддверии своих выборов в следующем году. В этой обстановке по авторитету институтов ЕС в 2016 году ударило дело экс-председателя Европейской комиссии Жозе Мануэля Баррозу, который получил высокооплачиваемое место в американской транснациональной финансовой группе Goldman Sachs, имеющей крайне негативный образ в Европе. Группа стала символом финансовой жадности и эгоизма. Дело Баррозу подняло вопрос о коррумпированности центральных управленцев ЕС, как базовой причине их глухоты к запросам граждан. Оно стало выстраивать поток критики к институтам и политикам примерно так, как это было в США во время избирательного марафона Трампа. Скандал, ставший известным, как Barrosogate, мобилизовал беспрецедентное единство общественных организаций, журналистов, и научных кругов. Бывшие верховные чиновники ЕС после ухода с руководящих европейских постов используют свои контакты и опыт для лоббирования в Евросоюзе интересов своих новых работодателей, которые зачастую с Евросоюзом прямо не связаны. В Barrosogate в 2016 году стали усматривать еще один стимул к изменению всей системы Еврозоюза.

Если рассматривать не вызовы, а ответы на текущие вызовы, то 2016 год дает самый решительный пример попытки кардинального разворота. После Brexit Франция и Германия с примкнувшими к ним Италией и Испанией продемонстрировали готовность к большей военной интеграции государств-членов ЕС и самостоятельной оборонной политике. Франция, Германия, Италия и Испания могли бы стать ядром новой военной политики Евросоюза. Общая оборонная политика ЕС позволила бы Германии обойти внутренние и внешние ограничения, наложенные на нее после поражения во II Мировой войны. В ноябре этого года было принято ключевое решение о создании европейской военной штабной структуры в рамках ведомства верховного представителя ЕС по внешней политике и политике безопасности. Правда, до и после этого решения глава ведомства Федерика Могерини не устает повторять, что «речь не идет об отдельной армии ЕС». Пока новая оборонная политика несет на себе все признаки неуверенности и дефицита самостоятельности. Для начала штабная структура назначена для руководства «небоевыми военными миссиями». Подчиненные «европейские боевые группы» на практике представляют из себя усиленные батальоны, приспособленные не для большой войны, а кризисного реагирования где-нибудь на периферии — в Африке или на Ближнем Востоке. Европейская комиссия представила предложения о совместных военных исследованиях и общем фонде закупок военной техники. Военные планы ЕС предлагаются на фоне алармистской риторики по поводу «незащищенности» на европейском театре военных действий.

Террористические нападения в Бельгии, Германии и Франции в минувшем году дополнительно усиливали напряженность. Действия террористов ведут к потере доверия к способности правительств государств-членов ЕС защищать своих граждан. Ситуация усугубляется критикой европейских институтов, таких, например, как Шенген. На дело смотрят и так, что единая оборонная политика и политика безопасности Евросоюза необходима, чтобы восстановить веру в евро и, в свою очередь, проложить путь к более тесному валютному союзу. На сентябрьском саммите 2016 года ЕС в Братиславе определены домашние задания, первые решения которых должны быть озвучены на мартовском 2017 года саммите ЕС, приуроченном к 60-й годовщине первого учредительного документа ЕС — Римского договора. Очевидно, что ситуация «множественного кризиса» в Евросоюзе плавно перейдет посредством подобного рода планов и решений из 2016 в 2017 год. Проблемы в Евросоюзе будут нарастать, но пока без потери управляемости. Поиски их решений в 2017 году будут продолжены, и ситуация пока не выглядит безнадежной.

Европейская редакция EADaily