Молдавский геополитический узел и формат российского действия

Как писал в прошлом веке в своих дневниках великий русский историк В. О Ключевский, в российской истории столько белых пятен и неисследованных вопросов, что даже их поднятие и поверхностное затрагивание сможет составить славу многим молодым ученым. Сказанное, однако, относится не только к изучению прошлого, но и к анализу текущих геополитических реалий современности.

Исторически неоцененным и неисследованным должным образом в российской обществоведческой науке и сегодняшней политэкспертной деятельности оказалось явление молдавизма — идеологии, базирующейся на принципах нерушимости молдавской самобытности и самоценности молдавского социокультурного мира. Изначально, из глубины столетий, теоретики и активные творцы молдавистской политической доктрины и социальной практики рассматривали возможность спасения молдавской этничности в системе глубинного братства и дружбы с Россией, оформленных соответствующим проектом общегосударственной политической интеграции. Увы, возможности молдавизма как важнейшего российского инструмента геополитического и стратегического действия на Балканах так и не были по достоинству рассмотрены и взяты во внимание. Следствием этого оказалось несение молдавским народом значительных жертв, которых можно было бы избежать, в совокупности с закладыванием под основы российского влияния в указанном региональном пространстве мощных мин замедленного действия.

К сожалению, молдавский вопрос здесь не является одиноким. Русские на протяжении многих веков очень часто выигрывали на полях сражений, но проигрывали на полях дипломатии, умения конструировать социальную реальность и использовать соответствующим образом дух и букву того или иного международного соглашения, четко осознавая свой стратегический и тактический интерес. Сказанное часто имело отношение к народам и странам, находящимся на российских пограничных рубежах и страстно желающим быть историческими частями многонационального и мультикультурного российско-евразийского цивилизационного пространства. Подобные вещи нередко происходили из-за банальной невнимательности и нечуткости российского чиновничества, его незнания на соответствующем уровне той или иной региональной специфики, а также периодически возникающего неадекватного стремления решать малой кровью большие проблемы, пожертвовав интересами братьев, тем самым «умиротворив» своих стратегических противников. Все это, в конечном счете, заканчивалось грустно: братья терпели исторические поражения и испытывали многочисленные страдания, а противники воспринимали нашу уступчивость за слабость. Трагедии закарпатских русинов и южных осетин, имевшие место в истории, описаны многократно. Теперь настала очередь по-настоящему реалистично взглянуть на важнейшую вековую роль молдавского фактора российской геополитики, тем более, что его актуализация нарастает все стремительнее, а окончательный проигрыш России на молдавской шахматной доске грозит не только стремительной насильственной румынизацией братского нам народа, но и исходящими из стратегического положения Днестровско-Прутского региона серьезными геополитическими проблемами мирового уровня.

В эпоху «перестройки», развала СССР и последовавших за ней драматических 90-х годов позднесоветская элита, ликвидировавшая великую державу сверху, буквально бросила Молдову в жесткие лапы румынского геополитического противника, полностью самоустранившись от всех происходивших там внутрисоциальных процессов. В последствии же Молдова в широком спектре российских СМИ стала рисоваться как тотально и свирепо антироссийская территория, забредшая в Советский Союз непонятной волею судеб, а ныне поставляющая на российский рынок десятки и сотни тысяч полуграмотных мигрантов. В то же время, пришедшая к власти на волне постсоветских веяний новая молдавская политическая группировка, финансово и организационно опекаемая Бухарестом, сделала румынофильский и антироссийский дискурс господствующим и социообразующим. Доктрина румынизма стала безраздельно доминировать в образовательных и научных учреждениях Молдовы, находя косвенную поддержку в лице российской элиты.

К счастью, не все молдавские интеллигенты согласились в новых реалиях плыть по течению и занимать конформистскую позицию. Благодаря блистательным работам современных молдавских историков — В.Я. Гросула, П.М.Шорникова, Н.В. Бабилунги, В.Н. Стати, Б.Г. Бомешко и др. в последние два десятилетия удалось пролить свет на многие вопросы прошлого, мифологизируемые господствующей в Молдове государственно-властной доктринй румынизма. В то же время, в России, как ни странно это звучит, об указанных исследованиях известно крайне мало. Исходя из данных обстоятельств, очертим кратко основные факты, имеющие на сегодня прямое отношение к рассматриваемому нами вопросу.

Молдавский народ имеет более чем 500-летнюю историю государственности. Именно столько лет насчитывает существование лингвонима «молдаване», да и сам молдавский язык, развивавшийся все эти столетия под сильнейшим славянским влиянием.
Роль славянства в формировании молдавской этногосударственной жизни была огромной. Славянский язык активно использовался при составлении церковных летописей, а также в государственном и деловом обороте. Молдавское княжество на протяжении веков нередко называли «Россовлахия» и «Молдославия», подчеркивая активнейшую роль в нем славянской составляющей. Величайший молдавский правитель Стефан III Великий был женат на русской княжне Евдокии и активно использовал славянский язык в семейном быту.

Историю молдаван во многом можно уподобить трагическому и одновременно героическому эпосу. Являясь пограничным рубежом православной цивилизации, Молдавия постоянно отбивалась от иноверных и превосходящих ее по силе турецких и крымско-татарских полчищ. В единстве с Москвой, в перспективе политического объединения с нею Стефан Великий еще в 15 веке видел спасительный проект для будущего молдавской государственности. Эта идея, однако, не исчерпывалась жизненным путем Стефана, она стала впоследствии основой многовековой мечты молдавского народа. Наиболее полно и последовательно она проявилась в первой половине 18 века, в деятельной дружбе российского императора Петра Первого и молдавского господаря Дмитрия Кантемира. Военная конъюнктура того времени, однако, не позволила довести указанное дело до политического объединения общегосударственного масштаба, однако весь последующий 18 век указанные тенденции в жизни молдавского государства продолжали развиваться.

Следует отметить, что взаимоотношения Молдавии и соседней Валахии (Мунтении), ставшей впоследствии ядровой частью румынского государства, были крайне сложными. На протяжении нескольких столетий периодически вспыхивали многочисленные молдавско-валашские войны. Менталитет валахов и молдаван, их культурные и языковые особенности имели фундаментальные различия, что никак не могло служить их консолидации и дальнейшему этническому объединению.
По Бухарестскому мирному договору 1812 года, завершившему русско-турецкую войну, Восточная Молдавия стала частью России. Она получила широкие права автономии, что предоставило молдавскому народу большие новые возможности для саморазвития и самореализации.

В то же самое время в западной, Запрутской Молдове, оставшейся под турецким гнетом, идеи молдавизма стали переживать кризисное состояние. Указанное обстоятельство во многом оказалось вызвано как самим характером многих молдавских правителей того времени, образ правления которых никак нельзя назвать удачным, так и пониманием того, что Россия во вновь сложившихся геополитических условиях не станет присоединять к себе указанные земли, равно как и уделять им какое-либо особое внимание. Именно в эти годы в Дунайских княжествах (Запрутской Молдове, Валахии, Трансвильвании) все активнее вызревает идея румынизма — мысль о конструировании единой целостной нации в границах вышеуказанного пространства.

Идея создания единой Румынии была весьма активно, деятельностно и всесторонне поддержана российской дипломатией на протяжении нескольких десятилетий. Однако, после всей системы многочисленных необходимых в данном направлении элитно-политических и организационно-юридических действий России, она, ослабленная поражением в Крымской войне 1853−55 годов, оказалась выброшенной крупнейшими европейскими державами того времени из процесса разрешения территориальных балканских дел. Дальнейшее формирование румынского национального проекта стало производиться Францией, Австрией и Германией при поддержке Османской Турции на радикально антироссийской и антирусской матрице. Кроме того, при подобном положении дел молдавский этнос стал оказываться в чрезвычайно ущемленном, подавляемом и угнетаемом состоянии. В отличие от большинства западноевропейских наций, собираемых на общем обширном экономическом и историко-культурном фундаменте, Румыния стала в спешном порядке строиться «сверху-вниз», вбирая в себя принципиально различные в ментальном и социокультурном отношении дунайские регионы.

Организационные попытки отстоять молдавизм в новых условиях жестоко подавлялись румынскими властями, о чем ярко свидетельствует кровавое подавление Ясского восстания 1859 года и фактическое уничтожение молдавского Нямецкого монастыря, не пожелавшего внедрять в свою жизнь ноявленные католические обряды, стремительно усваиваемые румынской церковью.

В новом румынизаторском проекте валашский, и в особенности его западный, олтенский социокультурный элемент получал безраздельное доминирование над остальными частями собираемой конструкции. Кроме того, сам румынский язык, искусственно формируемый, стал создаваться в основном на синтезе олтенского говора и стремительно внедряемых заимствований из французского языка, количество которых, по некоторым подсчетам, составляло более трети новорумынского словарного запаса. Насколько это могло ударить по возможностям молдавского культурного развития, остается только догадываться.

Антирусская, воинствующе антиевразийская сущность румынского национального проекта проявлялась на протяжении всех последующих ста пятидесяти лет. Даже во время существования Советского Союза Румыния играла роль «троянского коня» в возглавляемых Советским Союзом восточноевропейских системах Совета экономической взаимопомощи и Организациии Варшавского Договора. Агрессивность румынского национализма, стремящегося безраздельно подавить национальные меньшинства, живущие на ее территории, ярко противоречила евразийскому духу собирания народов и наций на общей идейно-смысловой основе.

В полной мере, однако, антирусский румынский дух проявился после развала СССР. Румыния, в это время выступила наиболее активным форпостом западной геополитики, сдерживающей и сдавливающей российское влияние. Активная роль Румынии в развязывании приднестровской войны 1992 года, одна из ключевых позиций в новом, расширенном до постсоветских границ блоке НАТО, стратегия размещения на своей территории элементов системы ПРО США в десятых годах 21 века — вот лишь некоторые примеры вышеуказанной закономерной тенденции.

Румынская угроза для евразийской цивилизации получает, однако, резкую актуализацию в реалиях 2016 года. 30 октября в Молдове впервые за много лет пройдут прямые президентские выборы. Многие соцопросы фиксируют все большее изменение настроя населения в сторону активной симпатии к российско-евразийскому вектору развития. Негативное отношение к нынешней прорумынской властной вертикали, перемешанное с реальным отсутствием для многих молдаван, работающих на Западе, возможностей значимого карьерного и личностного роста, все сильнее активирует в них исторически сложившиеся восточно-православные социокультурные коды, неразрывно связанные с функционированием евразийского геополитического и духовного пространства. В указанной ситуации шансы на победу на президентских выборах у лидера молдавских социалистов Игоря Додона с последующим аккуратным и постепенным переформатированием социально-политической жизни Молдовы в вышеуказанном ключе становится все более видимой перспективой.

В этой связи вполне реалистичным сценарием выглядит попытка организации правящим прорумынским лобби в Кишиневе очередной волны «молдавского майдана». Нынешняя молдавская правовая база, основанная на молдавско-румынских межправительственных соглашениях 2010−2011 годов, позволяет обращаться молдавским структурам исполнительной власти с просьбой к официальному Бухаресту о введении на территорию Молдовы подразделений румынских силовых структур с целью подавления массовых беспорядков. Не надо объяснять, что после осуществления данного плана оккупация Молдовы становится делом техники и нескольких месяцев.

Реализация подобного сценария к 2017 году создаст все условия максимальной эскалации приднестровского конфликта в условиях, гораздо худших для геополитических интересов России и безопасности Приднестровья, нежели те, что имеются сейчас. С учетом того, что Румыния на сегодняшний день является членом НАТО, здесь может создаться вполне реальный очаг военной напряженности уже в мировом масштабе. Однако, даже если эскалации подобного рода и не произойдет, Россия навсегда потеряет Молдову как потенциальный очаг евразийского пространства, а положение ПМР — главного и единственного оплота России в вышеуказанном регионе — приобретет несравненно более уязвимое и шаткое положение.
Шансы на реализацию подобного сценария в ближайшие месяцы, однако, нельзя характеризовать в ранге наивысшей вероятности. Румыния — не самое влиятельное государство в Европе, к тому же окруженное государствами — соседями, питающими к ней отнюдь не доброжелательные чувства. Без прямой санкции США она едва ли решиться играть ва-банк, а получить подобную санкцию сейчас не так просто — все заняты предвыборными страстями, от результатов которых зависит вся дальнейшая четырехлетняя американская политическая жизнь. Желания заниматься «маленькой молдавской полянкой» у американских геостратегов сейчас может и не возникнуть. «Сейчас», однако, не значит «никогда». В ближайшие год-потора, при стабилизации внутриамериканской общественно-политической ситуации, Дядя Сэм вполне может вспомнить о своих балканских интересах и сподвигнуть своего румынского «младшего брата» активно действовать на молдавском направлении. Примеры подобной работы в Грузии в 2008 году накануне «пятидневной войны» хорошо показывают подобный образ действий заокеанской державы.

Как бы там ни было, московским властно-политическим кругам необходимо осознать, что продолжать далее относиться к Молдове как к «отрезанному ломтю», отданному на откуп Румынии во время «перестройки» и избиваемому с должной степенью регулярности с помощью экономических и информационных ударов за все подлинные и мнимые прегрешения, больше не получится. Одной из приоритетных задач российских правящих групп должно стать максимальное включение всех имеющихся на сегодняшний день социально-политических и финансово-экономических рычагов, а также соответствующих дееспособных структур гражданского общества, по недопущению очередной волны «кишиневского майдана». Помимо активнейших мер «народной дипломатии», способствующих всестороннему налаживанию московско-кишиневского диалога, необходимо активировать параллельный тончайший и крайне аккуратный диалог с сегодняшними кишиневскими элитами, лейтмотивом которого должен стать принцип — «финансово-экономические преференции в обмен на политико-идеологическую трансформацию». Необходим комплекс мер по отслеживанию и оперативному реагированию на все происходящие в республике значимые политические процессы, и в частности, тщательный мониторинг выборов во все уровни государственно-властной вертикали с последующим формулированием относительно их легитимности четкой и последовательной позиции.

Необходимо осознать, что Румыния, в силу исходной матрицы своего внутреннего строения, была, есть и будет одним из главных геостратегических противников России на европейском континенте. Иными словами, максимально возможное ослабление румынского влияния на Балканах будет гарантировать России усиление режима ее стабильности и безопасности. Исходя из этого России, к примеру, весьма полезно было бы поддержать территориальные претензии Венгрии на сегодняшнюю румынскую Трансильванию, установить систему плотных контактов с регионалистами запрутской Молдовы, принять к действию ряд иных мер, способных уменьшить вес румынского государства в общеевропейских делах. Но самое главное для России — максимально возможная поддержка и охрана молдавской самобытности на всем постсоветском пространстве. Добиться указанной цели невозможно без масштабного расширения и укрепления своего влияния на повседневные политические, экономические и социально-культурные процессы, протекающие в рамках современного молдавского государства.

Примерно полгода назад вышла в свет наша книга под названием «Приднестровье сегодня: проблемы и перспективы жизнедеятельности», в которой мы развернуто доказывали, что сегодняшняя приднестровская республика является важнейшей точкой, обеспечивающей безопасность жизнедеятельности всей российской цивилизации, и что ее потеря может стоить российскому государству слишком дорого. В то же самое время необходимо понять, что спасать Приднестровье крайне трудно, абстрагируясь от текущей проблематики современной Молдовы. Как приднестровское, так и молдавское общество, нуждаются в усилении российского присутствия, в усилиях со стороны Москвы по их активной интеграции в российско-евразийское геополитическое и социокультурное поле. Хотя молдавское и приднестровское направления являются на сегодняшний день различными векторами российской внешней политики, их последовательная и целеустремленная реализация должна стать синхронной и осуществляемой с одинаковой силой. В воплощении в жизнь указанного принципа лежит основополагающий залог успеха всей внешнеполитической работы, осуществляемой в Днестровско-Прутском регионе нашей отечественной властной вертикалью.

Александр Сергеев, кандидат юридических наук, специально для EADaily