«Вилли Леман и другие»: ветеран разведки Виталий Коротков о советских агентах в Европе

22 июня 2016 года исполняется 75 лет со дня начала Великой Отечественной войны. В этот день в российском медиапространстве снова поднимается давний вопрос, что помогло нацистской Германии внезапно напасть на нашу страну? Этот вопрос адресуется, в частности, людям, которых уже давно нет в живых — резидентам советской разведки в Европе в те годы, бойцам «невидимого фронта».

О состоянии нашей резидентуры в Германии и Европе на момент начала войны с корреспондентом EADaily беседует ветеран российской разведки Виталий Коротков — участник Великой Отечественной войны, многолетний резидент советской разведки в Австрии и Германии. Ветеран повествует о ныне почти забытых героях «невидимого фронта» — иностранцах, работавших на советскую разведку. Благодаря этим людям, поставлявшим в Москву с риском для жизни сверхсекретную информацию о противнике, командование знало о планах врага. Информация, зачастую добытая ценой жизни наших агентов, была неоценимым вкладом в разгром Третьего рейха.

Виталий Викторович, как вы попали на работу в советскую внешнюю разведку?

Я родился в 1927 году в семье кадрового командира Красной армии. Мое детство прошло в гарнизонах, расположенных в разных регионах нашей Родины. Таких, как Полтава, где я родился, затем Киев, Москва, Новоград-Волынский Житомирской области, расположенный рядом с полькой границей, где я пошел в школу в 1935 году.

В 1939 году мой отец принял участие в освобождении Западной Украины и Белоруссии. В сентябре этого года, после окончания данной кампании танковая бригада моего отца разместилась в гарнизоне во Львове, куда наша семья и переехала. Там же утром 22 июня 1941 года моя семья, как и другие жители этого города, встретили начало нападения фашистской Германии на СССР.

Я хотел бы в связи с этим вспомнить один эпизод. Утром 22 июня мы, мальчишки, залезали на крышу нашего дома и смотрели, как самолеты фашистов бомбят территорию нашего города. Для нас тогда это было очень интересно. Мы, не понимая всей опасности своих поступков, бежали смотреть — что осталось от того места, куда с фашистских бомбардировщиков были сброшены бомбы…

Так прошли первые три дня начала агрессии фашистов против нашей страны. Отец тогда находился в санатории под Киевом. На третий день он прибыл во Львов, где и получил назначение в один мехкорпус, сформированный под Ровно. На наше счастье, в нашем районе оказались три машины с Харьковского тракторного завода, на которых привозили в наш гарнизон запчасти для новых тогда танков Т-34. Несколько семей были посажены на эти грузовики, и в ночь с 25 на 26 июля 1941 года мы покидали горящий Львов.

Когда же мы проезжали городок под названием Злотчив, с крыш домов и колоколен украинские националисты — прародители нынешних «Свободы» и «Правого сектора»*† (национал-экстремистские организации, запрещены в РФ — прим. EADaily ) — стреляли по машинам, в которых мы ехали. Потом нашу колонну стали бомбить «Юнкерсы». Наша машина уцелела, и мы смогли добраться до Киева. Потом добрались до Полтавы, где у моей матери были родственники, где мы жили месяца полтора. С приближением фронта к Полтаве наша семья эвакуировалась в Саратовскую область в город Пугачев, где я продолжал учебу в течение двух лет.

Во время битвы под Сталинградом, которая, как вы знаете, стала переломной вехой в Великой Отечественной войне, я со своим приятелем предпринял попытку бегства на фронт. Первый раз мы добрались до Саратова, второй раз до Ершова, где нас оба раза снимали с поезда военные патрули. После мать в письме просила отца помочь мне попасть на фронт, так как «со мной нет никакой управы». Мой же отец к тому времени участвовал в битве за Москву и в сражении за Сталинград. Он обратился в штаб Центрального фронта, и меня направили на службу в распоряжение командира 55 бронетанковой мастерской того фронта. После чего я добрался до Липецкой области, где находились подразделения Центрального фронта и прибыл в 55 бронетанковую мастерскую, где начал свою службу. Это все было накануне известных событий на Курской дуге, в которых приняла участие и моя часть. Осенью 1943 года года я попал в госпиталь, после чего меня направили в танково-техническое училище, которое располагалось на Урале, в городе Кунгур. Учеба продолжалась 10 месяцев. После освобождения Киева наше училище было перебазировано в столицу советской Украины.

В марте 1945 года я был в звании младшего лейтенанта, после 10 месяцев учебы, как и весь наш выпуск, был отправлен на Дальневосточный фронт, где наш полк принял участие в боях с японским войсками. После окончания боевых действий на этом участке я был направлен в распоряжение Управления кадров бронетанковых войск, откуда получил назначение в Центральную группу советских войск, в Австрию. Летом 1946 года прибыл в резервный полк в Венгрию, где я заявил, что хочу демобилизоваться. После чего через две недели был зачитан приказ о моей демобилизации.

Сдав экстерном экзамен на аттестат зрелости, я приехал в Москву, где поступил в Московский юридический институт, тогда он находился на улице Герцена, рядом с консерваторией. И в 1951 году, после окончания института, был направлен ЦК ВКП (б) на работу во внешнюю разведку. После десятимесячного обучения в 101 разведшколе (ныне Краснознаменная Академия внешней разведки России — EADaily) летом 1951 года я был направлен в немецкий отдел Первого главного управления Министерства госбезопасности СССР, потом — Первое главное управление КГБ СССР. В германоговорящих странах я проработал как разведчик с 1951 по 1991 годы.

Ежегодно 22 июня обостряются споры насчет степени готовности нашей страны к нападению Германии. Вот и сейчас снова слышны заявления, что Сталин «проспал» начало войны, а нападение Германии стало внезапным потому, что в угоду пакту Молотова-Риббентропа СССР свернул в Германии работу своей внешней разведки. Приводятся факты репрессий над всеми ведущими разведчиками-нелегалами. Так ли это? И знали ли наши разведчики о том, что Гитлер планирует напасть на СССР именно 22 июня 1941 года, а не раньше или позже?

Чистки в аппарате разведслужб начались при наркоме внутренних дел СССР Николае Ежове в 1936—1938 годах. Выдающийся начальник Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ-НКВД Артур Артузов, резидент нелегальной разведки в Париже Игнатий Рейсс, устраненный своими коллегами из НКВД в Швейцарии после его желания не возвращаться в СССР, а бежать через Швейцарию в США, резидент НКВД во Франции, Финляндии и Испании Григорий Сыроежкин… Все они попали в молох 1936−1938 годах, начатый при Ежове.

Но они в него попали совсем по другим причинам. А именно, когда по приказу Сталина началось устранение членов старой ленинской гвардии, которая была уже неугодна ему лично. Причем, если мы заговорили об устранении по его приказу работников советской разведки, то я хотел бы здесь отметить, что все они были порядочными людьми, которые честно служили своей Родине. Но, в связи с тем, что они долгое время провели за рубежом, выполняя важнейшие задания своей страны и вербуя ценнейшую для своей службы агентуру, то потерявшим совесть руководителям ОГПУ-НКВД Ягоде и Ежову не составило особого труда обвинить их в работе то ли на английскую, то ли на немецкую или на японскую разведки.

Естественно были ликвидированы многие сотрудники внешней разведки СССР, работавшие в нацистской Германии. Убрали Павла Корнеля (псевдоним «Жан»), супругов-агентов Эриха и Марию Такке. Все эти люди знаменательны тем, что были связаны с сотрудником гестапо Вилли Леманом — нашим ценнейшим агентом в Главном управлении имперской безопасности (РСХА), известным под оперативным псевдонимом «Брайтенбах». Ликвидация нашей агентуры затруднила получение информации, которая ранее шла в советскую разведку из германских спецслужб.

Что же касается внутренней обстановки на территории СССР в то время, то я могу легко воссоздать ее по моим детским воспоминаниям. Зимой и весной 1941 года я учился в шестом классе, был уже практически подростком. Я был сыном военного: мой отец был начальником оперативного штаба Восьмой танковой дивизии, дислоцированной в районе Львова. Хорошо помню, что с весны 1941 года все войсковые подразделения Красной Армии, находившиеся в львовском гарнизоне, в том числе танковая дивизия моего отца, были выведены в летние лагеря ближе к границе с Германией.

Заявление Сталина о том, что советско-германское соглашение от 23 августа 1939 года, более известное как пакт Молотова-Риббентропа — это гарантия ненападения Германии на нашу страну, не произвело тогда ожидаемого идеологического воздействия. Особенно скептически этот пакт восприняли жители западных регионов СССР. Надо сказать, что и в Москве не доверяли тогда Гитлеру. Разведчик под позывным «Рамзай», известный всем как Рихард Зорге, еще в середине мая 1941 года прислал из Японии в Москву шифровку, где сообщалось о намерении Гитлера напасть на СССР. В этой шифровке указывалась примерная дата, а также количество войск вермахта и люфтваффе, которые будут задействованы в плане «Барбаросса».

Кроме Зорге, об этом сообщал в Москву оберштурмбанфюрер СС Вилли Леман, служивший в IV управлении РСХА — гестапо и одновременно бывший нашим резидентом в Германии. 19 июня 1941 года Леман передал сотруднику советской резидентуры в Берлине Борису Журавлеву (псевдоним «Николай») точную дату нападения Германии на СССР — 22 июня.

Но несмотря на это, у руководства нашей страны все равно было недоверие и сомнение. Кроме Лемана-«Брайтенбаха» и Зорге-«Рамзая», у нас были другие источники. И эти источники в разные периоды указывали разное время планируемого начала войны — от зимы 1941 до лета того же года.

Личность Вилли Лемана, в отличие от его коллеги Рихарда Зорге, нашему читателю малоизвестна. На первый взгляд, он выглядит прототипом штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица, известного по фильму «Семнадцать мгновений весны»…

В годы Веймарской республики Леман был сотрудником политической полиции Берлина, которая вела наблюдение за представительствами иностранных миссий в столице Германии и собирала материалы о политических партиях в Германии. После 1933 года Леман ушел на аналогичную работу в гестапо. Леман, он же «Брайтенбах», был параллельно и нашим источником. Постепенно «Брайтенбах» рос в профессиональном плане, завоевал доверие своего руководства в РСХА. В 1935—1936 годах он уже был руководителем отдела гестапо, который занимался военной промышленностью и обеспечивал безопасность крупнейших предприятий военно-промышленного комплекса рейха. Предприятия, которые по долгу работы курировал Леман, занимались производством танков, артиллерии и разработкой новейших видов оружия, включая такую революционную отрасль для того времени как ракетное оружие. Именно от Вилли Лемана в тот период к нам стала поступать информация о перевооружении Германии и ее подготовке ко Второй мировой войне. На этапе 1939−1940 годов, когда гитлеровское руководство приняло решение о плане «Барбаросса», от Лемана стала поступать информация о переброске крупных соединений гитлеровской армии на восток, к границе Советского Союза, и информация о том, что готовится нападение на СССР. Эта информация была из первейших рук, поскольку исходила от человека, который работал в гестапо и был в курсе того, что происходило в военной промышленности Германии.

Надо сказать, что информация о подготовке Германии к войне шла в СССР и от других агентов нелегальной разведки: от «Красной капеллы», высокопоставленного сотрудника Министерства экономики Германии Арвида Харнака, чиновника люфтваффе Харро Шульце-Бойзена… Но окончательную точку в вопросе когда Германия нападет на СССР поставил все же «Брайтенбах», Вилли Леман. Я не слышал о другом источнике, который бы с такой точностью, за три дня до начала войны, дал нашей разведке ответ, когда же немцы начнут войну.

Как я уже сказал, Леман по линии гестапо курировал ракетное оружие Германии и сообщал эту сверхсекретную информацию в Москву. Насколько знаю, именно благодаря этому сообщению Лемана тогдашний начальник Генштаба РККА Михаил Тухачевский дал указание о начале работы по изучению возможности создания в СССР ракетного оружия. Проектом руководил великий советский ученый Сергей Павлович Королев. Кто знает, если бы не арест Тухачевского в 1937 году, проведенный Ежовым, может, мы бы пришли к созданию самого мощного в мире оружия куда раньше… Помимо этого, Вилли Леман информировал нас о десятках новых образцов военной техники и вооружений, разрабатываемых в Германии. Например, он для нас добыл информацию о ракетах «Фау-1» и «Фау-2». Все знают, что эти ракеты разрабатывались в режиме строжайшей секретности, поэтому добраться до них было настоящим подвигом.

Этот успех советской разведки стал возможным благодаря… карательным действиям гестапо. Ведомство Генриха Мюллера то ли по обоснованному подозрению, то ли просто по доносу какого-то своего осведомителя, арестовало некоего инженера по фамилии Заберг. Этот Заберг работал у создателя «Фау» Вернера фон Брауна, любимца Гитлера. Так вышло, что допрашивать Заберга в гестапо поручили оберштурмбанфюреру Вилли Леману. Леман мог задавать Забергу какие угодно вопросы и заносить в протокол то, что считал нужным. Леману даже разрешили выезжать на полигон, где эти ракеты испытывали. Этим наш агент и воспользовался. Он решил ни в коем случае не дать «утопить» Заберга, спасти его от отправки в концлагерь и сохранить его положение на прежней работе. Леман сделал Заберга агентом гестапо. В таком исходе дела были заинтересованы и в ведомстве Генриха Мюллера, и в ведомстве Лаврентия Берии. Необходимые ответы насчет технических свойств «Фау-1» и «Фау-2» были получены нами уже в Москве, на Лубянке.

Леман докладывал нам и о другом. В 1934 году из Парижа в Берлин прибыли супруги Ярослав и Марина Кочек, которые в действительности были семейной парой советских нелегалов. Кочек был известен нам как «Василий Зарубин», его жена фигурировала как «Елизавета Зарубина» или «Бардо». Господин Кочек, представлявшийся рекламным представителем американского киногиганта «Парамаунт Пикчерз», в 1934 году открыл в Берлине рекламное бюро, куда пошли устраиваться проживавшие в Германии эмигранты из России. Потом Зарубин-Кочек вышел на связь с Вилли Леманом и сумел получить от него информацию об активизации в Берлине антисоветского подполья белой эмиграции из России. Часть этих эмигрантов после прихода Гитлера к власти стала налаживать партнерские связи с абвером. Белая эмиграция зарубежья — это очень специфическая среда, которая всегда интересовала советскую госбезопасность. Именно из этой среды вышли многие шпионы и диверсанты, с которыми потом предстояло бороться нашим чекистам уже на территории СССР. Леман, укрепив связь с Кочеком, предложил НКВД поставлять информацию по вопросу связей белых эмигрантов с абвером. Центр в Москве дал добро. Надо сказать, Леману удалось почти невозможное. Для абверовцев он, эсэсовец, был социально чужим человеком, не ровней. Ведь в абвере служили в основном выходцы из привилегированных слоев немецкого общества, там было много дворян. А в гестапо, СД и вообще в СС служили представители самых широких слоев населения: от среднего класса до пролетариата, крестьянства и вообще маргинальных элементов. Поэтому аристократы из абвера относились к каждому обладателю формы СС с нескрываемым презрением. В вермахте эсэсовцев даже за военных не считали, издевательски называя «асфальтовыми солдатами». Несмотря на это, эсэсовцу Леману удалось найти общий язык с аристократами-абверовцами и стать для них своим. Это и было нужно советской разведке. А дружба Лемана с офицером абвера Францем Вильгельмом Абтом вообще стала для Лубянки светом в окошке.

В своих мемуарах начальник VI отдела РСХА (военная разведка) Вальтер Шелленберг писал: репрессии в отношении Тухачевского и других советских военачальников были результатом запущенной в Кремль дезинформации, сфабрикованной по поручению шефа РСХА Рейнхардта Гейдриха. Эта «деза», как пишет Шелленберг, была запущена через белоэмигранта Николая Скоблина, двойного агента СД и советской разведки, который помогал НКВД в 1937 году похитить в Париже белого генерала Евгения Миллера, руководителя Российского общевоинского союза (РОВС). Как Вы относитесь к этим признаниям Шелленберга?

Я читал в оригинале книгу Шелленберга, долго размышлял о написанном. Позвольте вас поправить немного. Шелленберг утверждает, что эта дезинформация была продвинута через президента Чехословакии Эдуарда Бенеша, который и довел ее до советского партийного руководства. Я склонен считать, что это была очень острая, вовремя и хорошо продвинутая фашистами дезинформация. В результате Красная Армия осталось без своих лучших руководителей, что на первых сроках войны облегчило генералам вермахта решение их задач. Да и Сталину, вероятно, было необходимо убрать тех, кто ему не очень был мил. А тут такой предлог — заговор генералов против него самого!

Надо сказать, что и в стане советских разведчиков встречались предатели и шпионы. Вы правильно упомянули белоэмигранта Николая Скоблина, который, служа нам, стал работать на ведомство Шелленберга. Я еще упомяну агента Анатолия Гуревича, оперативный псевдоним «Кент». «Кент» был одним из руководителей «Красной капеллы». В декабре 1941 года произошел провал «Красной капеллы»: немцы запеленговали передатчик группы, а потом арестовали радистов и шифровальщицу. Один из радистов под пытками выдал шифры. Гестапо таким образом вышло на фактические адреса наших агентов в Берлине, включая Харро Шульце-Бойзена. Причем тут Гуревич? Накануне провала «Капеллы» Центр ему дал задание выехать из Брюсселя в Берлин для установки связи с членами разведгруппы. После поездки Гуревича гестаповцы и накрыли советских агентов.

Приведу еще один факт. В 1945 году в советскую военную миссию в Париже прибыл Гуревич-«Кент» вместе с немцем по имени Хайнц фон Паннвиц. Гуревич заявил в миссии, что Паннвиц — сотрудник гестапо, которого Гуревич, находясь под арестом в гестапо, завербовал, и теперь гестаповец желает сотрудничать с советской разведкой. Гуревича и Паннвица отправили в Москву, а там передали в распоряжение советской контрразведки. На основе показаний Паннвица в Москве пришли к выводу, что Гуревич, являясь советским разведчиком, долгое время честно работал на гестапо, выдавая ведомству Мюллера данные о нашей агентуре в Германии.

В истории советской разведки времен Второй мировой войны есть такой эпизод как работа с агентурой из числа тех иностранцев, которые или были коммунистами, или сочувствовали коммунистическому движению. Такой работой, в частности, занимался Григорий Сыроежкин — старший военный советник 14 корпуса республиканской армии Испании, руководитель и участник многих разведывательно-диверсионных операций в тылу франкистов. С левыми силами Франции и Швейцарии работал советский разведчик Игнатий Рейсс, отказавшийся в 1937 году возвращаться в СССР и ликвидированный в сентябре того года под Лозанной группой НКВД. Есть версия, что Рейсс не желал возвращаться в СССР, потому что в Швейцарии и Франции по своей работе сблизился с местными троцкистами, а потом заразился их идеями и настроился против Сталина. Троцкистское движение в то время курировалось спецслужбами США. Могли ли Штаты через троцкистов Европы переманить Рейсса на свою сторону, чтобы использовать его каналы и наработки в своих планах против СССР? И работал ли Леман, находясь в Германии, с коммунистическим движением зарубежья?

Отвечаю насчет Рейсса. Я думаю, что в тот период такой уход нашего резидента нелегальной сети в любой стране можно понять. В отличие от послевоенного периода.

Я склонен верить в то, что Рейсс, хоть и ушел, не выдал никому известных ему агентов и нелегалов. Вспомните уход в июле 1938 года советского разведчика-нелегала Александра Орлова, он же Лев Фельдбин. Орлов-Фельдбин, будучи тогда на ответственной работе в Испании, отказался возвращаться в Советский Союз и потом через Испанию эмигрировал в США. В Штатах Орлов жил с 1938 года до своей смерти в 1973 году, преподавал там в университетах, издавал свои книги. В своих лекциях и книгах Орлов излагал известные ему факты о жизни в СССР и тайнах советской госбезопасности: одна из его книг, выпущенная в Нью-Йорке в 1952 году, называется «Тайная история сталинских преступлений». Но были вещи, которые Орлов навсегда скрыл от американцев. Например то, что Орлов работал со знаменитой «Кембриджской пятеркой» — группой советских агентов в Великобритании, состоящей сплошь из британских аристократов, работавшей на нашу разведку в 1930 годах и во время Второй мировой войны. Самый известный представитель этой пятерки — Ким Филби. Отец Кима Филби, сэр Гарри Сент-Джон Филби — ведущий британский исследователь Ближнего Востока, агент британской разведки в арабских странах, ближайший советник первого короля Саудовской Аравии Абдель Азиза ибн Сауда. Уже по биографии отца Кима Филби видно, какие люди входили в «Кембриджскую пятерку», какими возможностями они располагали, и какую информацию они поставляли Орлову-Фельдбину. Агент-невозвращенец не рассказал американцам о «Кембриджской пятерке» практически ничего. Он также молчал до своей смерти о том, как и каким образом СССР помогал Испании в годы гражданской войны в этой стране, о получении правительством Сталина от республиканцев в награду за военную помощь большого количества золота, об агентуре НКВД, которая, возможно, осталась в Испании после краха республиканского режима… Об этом в США так и не узнали, хоть Орлов прожил в США долгие годы, вел жизнь публичного человека и прослыл за океаном открытым антисоветчиком.

Теперь — по Леману. После прихода к власти в Германии Гитлера полиция и гестапо усилили слежку за своими гражданами и особенно за иностранцами. Надо отметить, что служба СД имела право негласного контроля даже за сотрудниками всех немецких ведомств, в том числе и за сотрудниками аппарата своего ведомства СД. Наш агент Ярослав Коче, он же Василий Зарубин понял, что встречи с Леманом будут делом весьма опасным, тем более, ему предстояла командировка из Германии в США. И Зарубин стал подумывать о совершенствовании связи с Леманом. Прибыв в Нью-Йорк с паспортом на имя Эдварда Джозефа Херберта, он выходит на связь с Маргарет Браудер, младшей сестрой тогдашнего генерального секретаря Компартии США Эрла Браудера. Маргарет Браудер, оперативный псевдоним «Анна», оказывала серьезные услуги советской разведке в те годы. Через «Анну» Кочек-Зарубин знакомится с молодой девушкой по имени Люси Джейн Буккер. Люси к тому время была незамужней, но переступившей двадцатилетний возраст дамой, убежденной антифашисткой левых взглядов. Она работала в редакции небольшого журнала в Нью-Йорке. И что немаловажно для ее будущей работы в Германии, она умела прекрасно работать с фотоаппаратурой. Так Зарубин сделал Люси Буккер связной Вилли Лемана. Вернувшись 21 мая 1937 года в Германию, под предлогом сворачивания своего дела, Зарубин знакомит Лемана с Люси. Дальше процесс работы шел так. «Брайтенбах» приносит к ней на квартиру нужные разведке СССР документы. Она снимает с них копии и передает Леману инструкции и деньги. Позже она передает принесенные Леманом документы советскому разведчику-нелегалу Короткову. Коротков, псевдоним «Крит», работал в Берлине вместе со своей женой Марией — тоже нашим агентом, оперативный псевдоним «Маруся». И так далее. Люси Буккер, псевдоним «Клеменс», работала на нас под прикрытием журналистской деятельности. Она в самом деле была хорошим журналистом, отлично писала, прекрасно фотографировала. Журналист — это вообще коммуникабельный человек, который может войти в любые сферы общества, которые нужны разведке, на которую этот журналист работает. Рихард Зорге в Японии тоже был журналистом, причем фашистской газеты. Благодаря своей причастности к этой газете, у Зорге был значительный круг друзей как среди японских чиновников самого разного уровня, так и среди немецких дипломатов и военных.

Я хочу сказать вам и читателям, что самые лучшие агенты разведки нашей страны были привлечены к сотрудничеству на идейной основе. Это относится и к членам «Кембриджской пятерки», которые, как вы знаете, стояли на высшей ступеньке классового общества Великобритании. Харро Шульце-Бойзен был потомком дворянского рода. Вилли Леман, получал от советской разведки деньги, но я должен сказать, что он был идейным человеком и испытывал глубокую симпатию к СССР.

Служа в политической полиции Веймарской республики, он видел, что среди штурмовиков СА и видных нацистов собрано криминальное отребье, 70% из которых отсидели за убийство. Были судимы за уголовные преступления Мартин Борман, Рудольф Гесс. Шеф нацистских концлагерей и создатель дивизии СС «Мертвая голова» Теодор Эйке не только сидел в тюрьме, но еще и побывал уже при нацистах в психиатрической больнице. Генрих Гиммлер, Рейнхардт Гейдрих — это законченные социопаты и маньяки. Леман был неглупым человеком и понимал, к чему приведут его страну главари фашистской Германии. Еще более он убедился в этом в «Ночь длинных ножей» в 1934 году, когда СС уничтожали своих вчерашних товарищей по НСДАП — штурмовиков Эрнста Рема. Причем эсэсовцы делали это со звериной жестокостью, прямо в домах штурмовиков, на глазах их близких и родных, после чего расправлялись и с семьями штурмовиков. «Ночь длинных ножей» Леман наблюдал своими глазами.

Сам почерк работы Лемана на советскую разведку свидетельствует о его симпатии советским идеалам и Советскому Союзу. После смерти в 1938 году резидента советской разведки в Германии Александра Агаянца (псевдоним «Рубен») и после того, как вследствие истребления евреев в Германии Люси Буккер уехала в США, Вилли Леман остается вообще без связи. Так продолжалось с 1938 по июнь 1940 года. При этом шифровка с информацией Лемана о предстоящем нападении Германии на Польшу легла на стол Лаврентия Берия 19 апреля 1939 года. Вилли Леману удалось по собственной инициативе в июне 1940 года подбросить в почтовый ящик представительства СССР в Берлине письмо с просьбой возобновления с ним связи. Зарубин подтвердил, что он сам работал с Леманом, «Брайтенбахом» или «А/201». Только после этого в Берлин в краткосрочную командировку был направлен разведчик Александр Коротков, который и смог восстановить связь с Вилли Леманом. Он и передал Лемана на связь разведчику Журавлеву, псевдоним «Николай».

Совершенный «Брайтенбахом"-Леманом поступок, когда он, зная о приближении войны и думая о судьбах своих друзей в СССР и о судьбе страны, подбросил письмо с напоминанием о себе нашей разведке, когда он знал, как за своими сотрудниками следят в СД и гестапо, ставит его жизнь на грань существования. Это был апофеоз чувства ответственности и верности своему долгу перед советской разведкой. Но он это делал, потому что понимал, что нес фашизм немецкому народу, и что он может принести после событий 1938 года жителям Австрии, Чехословакии, а затем и всему миру.

Вы поймите, что он мог бы, конечно, уже спокойно идти по служебной лестнице вверх, поскольку, как мы с вами выяснили, почти все, кто о нем в разведке СССР знали, были расстреляны. Но для этого, он был слишком честным человеком. На мой взгляд, такого в истории спецслужб не было! Я в этом интервью хотел бы отметить: никто из тех сотрудников внешней разведки СССР, кто работал с Леманом, во время их допросов в НКВД по обвинению их в работе на гестапо так и не упомянул имя Лемана, понимая, что иначе его могут просто уничтожить, как их же вербовщика.

В уже послевоенный период истории советской разведки в Германии произошел показательный случай, когда нашим агентом в Западной Европе стал Хайнц Фельфе, руководящий работник разведки ФРГ. Во время войны Фельфе служил начальником управления СД в Швейцарии, имел звание оберштурмфюрера СС. В мае 1945 года его взяла на стажировку британская разведка «МИ-6», после чего он был направлен на руководящую работу в разведку ФРГ. Такой человек внезапно заявил желание работать на СССР. Это было искреннее желание человека, который симпатизировал Советскому Союзу. Фельфе хотел отомстить американцам, которые в 1944 году вместе с англичанами разбомбили его родной Дрезден. В послевоенный период жители Гамбурга, Дрездена и других городов Германии, которые во время войны подвергались жесточайшим бомбежкам ВВС Британии и США, просто люто, до кипения души ненавидели американцев и англичан. Эти немцы видели, что вначале Британия и США бомбили их города, чуть не уничтожили национальную культуру Германии, а после войны навязали Германии почти оккупационный режим.

А члены «Кембриджской пятерки» были такими же идейными людьми, симпатизировавшими Советскому Союзу, что и Вилли Леман? Не так давно в американской прессе была статья, где цитируются воспоминания бывшего высокопоставленного агента ЦРУ. Этот агент утверждал, что после войны общался с Генрихом Мюллером, который бежал за океан. Мюллер отзывался о Киме Филби очень нелестно, говорил, что Филби стал работать на СССР, потому что мы, якобы, предложили ему больше денег, чем предлагала германская СД. Собеседник Мюллера из ЦРУ добавил, что Филби отказался работать на ЦРУ тоже по причине слишком маленьких гонораров. При этом бывший американский разведчик назвал Филби «шлюхой».

Насчет Мюллера скажу, что не очень верю в то, что после войны он скрылся в Швейцарии или Южной Америке, как это сейчас популярно утверждать. Он мог скрыться где угодно, но не там. А по поводу вопроса отвечу так: это обычное продолжение «холодной войны». Американские и английские разведчики и сейчас пытаются представить в черном цвете и в неблаговидном виде работу и методы советских спецслужб. Особенно они хотят опорочить тех своих граждан, которые с нами сотрудничали. Ведь дискредитация своих противников всегда входила в работу спецслужб, особенно в США.

Насчет личности Кима Филби скажу так. Когда Арнольд Дейч, прекрасный разведчик-нелегал, вербовал будущих членов «Кембриджской пятерки», Ким был студентом, очень идейным человеком. Настолько идейным, что советской разведке потом долго пришлось отговаривать его от вступления в Коммунистическую партию Великобритании. Нахождение Филби в рядах коммунистов нам могло серьезно навредить.

Уже после войны я общался со студентами Свободного университета Западного Берлина, был у них дома. У многих я видел дома полки, забитые книгами Маркса и Ленина. Германские студенты мне говорили, что работы классиков марксизма-ленинизма питают их в моральном плане, дают возможность найти правильное направление в жизни. А это было в те годы, когда по ту сторону Берлинской стены идеи социализма пытались всячески дискредитировать и опорочить. Что же говорить о довоенном времени… После экономических кризисов в довоенной Европе и «Великой депрессии» в США молодежь, в том числе, выходцы из аристократических семей, стала понимать одну вещь: в социализме есть много полезного и необходимого, особенно для экономического и социального направления стран Западной Европы и США.

Удалось ли Вилли Леману дожить до конца войны?

Нет. Не удалось. 13 декабря 1942 года его вызвали на службу в гестапо, откуда он не вернулся. Это были скрытый арест и внесудебная казнь. Поясню, как это произошло. Когда началась Великая Отечественная война, «Красная капелла» и Леман оказались без связи, как я уже говорил. На связь с «Капеллой» Центр отправил уже знакомого нам Гуревича — «Кента», а на связь с Леманом — двух немцев. Эти немцы были бывшими военнопленными, которые, видимо, хорошо зарекомендовали себя, поскольку до войны, как выяснилось, уже были коммунистами. В Германию этих немцев заслали под видом немецких солдат, которые едут в Берлин в отпуск с Восточного фронта. Но наши спецслужбы, что готовили их к заброске на связь с Леманом, не знали, что гестапо брало под контроль семьи тех солдат, что попали в плен на Восточном фронте. Один из немцев-связников по имени Роберт Барт позвонил своей жене, чтобы встретиться с ней. В этот момент его поймали сотрудники СД. В ходе допросов Барт согласился на предложение СД позвонить Леману по телефону и сказать, чтобы он приехал в гестапо по срочному делу. Леман приехал. В тот же момент он был взят сотрудниками гестапо. Этот день в жизни Лемана стал последним. После Рождества, в январе 1943 года в служебном вестнике гестапо появилось сообщение: «Криминал-инспектор Вилли Леман в декабре 1942 года отдал жизнь за фюрера и рейх».

Беседовал Игорь Латунский, специально для EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ

†Экстремистская организация, запрещена на территории РФ