Хром уже опытный боец, год почти воюет на СВО, с июня. С конца апреля проходил обучение в составе батальона «Ахмат» в университете спецназа в Чечне, потом их перебросили сюда, под Попасную. Повидать пришлось уже много, ибо воевал всё это время на самом передке, самое большее — в сотне метров от противника. Во время зачисток в окопах видел и «чёрные библии"(сатанинские), и шприцы с ампулами наркотиков, и сигареты специальные в пластике — курить их было нельзя, они тоже были пропитаны наркотой. Слышал, как матерятся поляки, как кричат румыны, как командуют англосаксы, видел их трупы. Однажды вместе со штурмовой группой удалось взять живьём снайпершу из Чехии, она выла и кусалась как дикая кошка — пристрелили, а что с ней возиться, живой её всё равно не оставили бы… Словом, профессиональный уже солдат, мужчина под сорок — самый расцвет сил, пик мужских возможностей. Вот его рассказ.
Вызывает нас командир и ставит боевую задачу: пойти в разведку через лесополосу справа и определить, что там затеяли «боевые укры» за этой самой полосой, ближе к широкой и длинной лесистой балке. Судя по отрывочным сведениям, что-то они затевали очень серьёзное, но маскировали хорошо, да и балка эта с лесополосой не позволяли разглядеть всё как следует — даже коптеры понятной картинки не давали. Посмотрел командир и чётко, ясно сказал: «Разведка боем нужна. Парни, надо их заставить понервничать, пусть поистерят малость. А мы глянем, где они свои „истерилки“ прячут. Языка возьмёте — хорошо, там его и расспрашивайте, сюда тащить не надо. Мне только координаты целей нужны — арта готова, птички моторы греют, „сто пятьдесят вторых“ аж с десяток подогнали… Короче, только вас ждём. Отказники есть?»
Отказников среди нас не было, вся наша разведгруппа, все шестеро, потоптались да и пошли на выход — готовиться. Собрались быстро — всё наготове всегда, у каждого своё, роли известны. Карту нашу любимую — двухвёрстку допотопную, подробную — расстелили на полу и часа два ползали носами по ней, маршрут готовили… Это сейчас рассказываю и материться хочется, а тогда — а чё, работа как работа. Сложная, конечно, ну так и готовься как надо — в пределах трёх часов тебя никто не гонит!
В общем, ночи мы ждать не стали — ночью хохлы вообще на стрёме будут, далеко зайти не дадут, да и тепловизоры эти… крайне хреновая штука для разведчика. Или полезная — эт смотря в какой ситуации. В общем, под вечер пошли, ещё до сумерек.
Засекли нас сразу, как только мы вползли в лесополосу. Так что вся наша подготовка, ползанье по карте и «обмозговывание» операции было просто пустой тратой времени, всё разбилось о технический прогресс: хохлы, как оказалось, чуть не всю лесополосу увешали активными микрофонами и передающими видеокамерами. Нас они видели и спокойно вели — до поры до времени. Однако мы попали в крайне неудобный для них час: они тоже решили под вечер, прям перед сумерками, произвести доставку боеприпасов и личного состава — под сотню человек, целую роту. И сгружали это всё с очень хитрого входа в балку — через тоннель к едва видимой колее. Увидеть этот вход можно было только в момент его использования, так он был совершенно незаметен, мы бы мимо прошли — даже и не чухнули бы. А тут украм пришлось рассекречиваться и долбить по нам из всех стволов — упускать нас было нельзя никак.
Так что пока мы радостно помечали на планшете, что да как, хохлы аккуратно положили прям нам на головы первые две мины от 82-мм миномёта. Причём одна мина попала точно в нашего старшего, его разорвало в клочья прям у меня на глазах — я как раз смотрел в его сторону. Вторая мина убила ещё двоих. А дальше пошла вообще кутерьма: мины шваркали через каждые 30 секунд. Долго били — целую вечность. Я больше не верю про то, что «снаряд в одну воронку…», — падает, брат, падает. Четыре раза на моих глазах мины влетели в одну и ту же воронку — в ту, в которую я хотел спрятаться. Как убило оставшихся двоих, я тоже видел. Потом, уже в сумерках, укры пошли на зачистку — я стрелял и бегал, кидал гранаты, бегал и стрелял. Чуть позже, когда уже совсем почти стемнело, они опять накрыли меня из миномётов. Сначала осколок вырвал кусок мяса у меня на левой ноге — я быстро перевязался и побежал дальше. Сразу ещё взрыв — меня волной долбануло об дерево и я выключился. Очнулся я уже ночью, от боли: в правом бедре, у колена, торчал здоровенный и длинный осколок. Как я вколол промедол и перевязался, помню уже с трудом, но то, что осколок я вырвал всего лишь двумя пальцами, — это я помню точно. И ещё: во время боя я всё время мысленно читал Иисусову молитву, коротко — «Господи! Милостив буди мне грешному!». Всё время, безостановочно звучали в голове слова этой молитвы. И сейчас, глядя на ярчайшую луну и залитую нестерпимым светом огромную поляну вокруг меня, я снова начал повторять слова этой молитвы. Когда я очнулся, я полностью потерял ориентировку и теперь понятия не имел, куда идти — да и куда идти! Светло было, как ярким днём, меня бы пристрелили мгновенно, даже мину тратить не стали бы.
И тут вдруг на поляну стала наползать густейшая белёсая дымка-изморось, типа облака на земле. Меня как пружина на ноги подбросила — я быстро пристроился к голове этого облака и, не высовываясь, побрёл туда, куда оно и перемещалось: никуда больше мне идти было нельзя — лунный свет заливал всё остальное пространство.
И вот так, ни о чём не думая, с одной лишь молитвой в голове, я шёл примерно часа три. Шёл по какому-то полю, деревьев вокруг не было. И вот что интересно: ног своих я не видел, облако их скрывало абсолютно, боль тоже куда-то ушла… Промедол, наверное. Я ни разу не споткнулся, раненые ноги несли меня по невидимой земле совершенно уверенно и безошибочно.
Белесое облако-туман исчезло так же неожиданно, оставив меня перед невысокой насыпью асфальтированной дороги, за дорогой была деревенька, в которой стоял элэнэровский взвод. Меня заметили, подбежали — тормошили, расспрашивали. Когда я сказал, что я из разведгруппы, комвзвода чуть удивился: «Дык, вы ж погибли все!» «Нет, я живой», — говорю. Летёха посмотрел на меня внимательно и спрашивает: «А откуда ты пришёл?» Я махнул рукой. «Оттуда», — говорю. С минуту молчали все, потом летёха задумчиво так: «Дык там минное поле сплошное, километров пять. Там даже зайцы не скачут».
Наш командир в госпиталь ко мне пришёл в тот же день. Оказывается, из моей головы выпали целые сутки, всё, что я рассказал, это уже через сутки было — о как! А наши в эти потерянные мною сутки долбили укров из всех стволов и самолётов — и балку эту заняли, и лесополосу. Более ста пятидесяти тел нашли при зачистке, да четыре танка, с десяток БМП — повеселились, короче, мы на славу, Конашенков до сих пор сводки зачитывает.
А командиру я сказал: «Не переживай, командир! Мы пятерых своих на сто пятьдесят бандеровцев обменяли — хороший обмен, достойный. Хохлы хорошие воины, но мы — лучше. Да и воевать хохлам уже не за что стало: землю у них отобрали — одни таблички на английском по всем полям… А за „чёрную библию“ они воевать ещё не научились, не успели ещё».
Мы с Хромом перед госпиталем, на лавочке разговаривали. Ноги его зажили, он выписался уже и просто ждал машину, за ним прислали огромный военный КамАЗ.
Хром пожал мне руку и спокойно сказал: «Бывай, парень! И о Боге помни, не забывай».