О конституции Польши 1791 года и презрении к свидомым и змагарам

В нынешнюю эпоху глобальных перемен страны и народы борются не только в экономической, технологической и военной сферах. Зачастую разные государства используют в политических целях историю и памятники культуры, что особенно характерно и для Восточной Европы.

12 ноября в крипте храма Божьего Провидения в Варшаве перезахоронили Владислава Рацкевича, Аугуста Залесского и Станислава Островского - трёх президентов Польши в изгнании, скончавшихся в Великобритании в XX веке. На этом мероприятии президент Анджей Дуда выступил с речью. В своём выступлении Дуда среди прочего заявил:

«Польша одна. Насколько красноречиво это видно сегодня по слиянию целого ряда символов в один — именно символ Польши как таковой: единой, цельной, суверенной, независимой. Мы стоим и преклоняем колени, молимся и склоняемся над гробами с останками трёх президентов республики в изгнании. Эта республика, которую мы привыкли называть — вслед за историками — Второй Речью Посполитой. В той республике, которую некоторые называют Третьей Речью Посполитой. Но мы в храме, строительство которого было начато Первой Речью Посполитой в ​​мае 1791 года. Тот же Четырёхлетний сейм, ранее принявший Конституцию 3 мая, принял решение о строительстве храма Божьего Провидения… В этом готовом сегодня храме, который является видимым символом суверенной, свободной, независимой Польши, мы приветствуем и в то же время провожаем к месту вечного, символического упокоения в национальном мавзолее республики тех президентов, которые её перенесли через очень трудные десятилетия, всё время являясь воплощением свободной, суверенной, независимой Польши… Сегодня, укрепившаяся — по прошествии более 30 лет — это одна Польша от той Первой Речи Посполитой через Вторую Речь Посполитую до сегодняшнего дня».

На первый взгляд, ничего необычного президент Польши не сказал. Известно, что находящаяся у власти партия «Право и справедливость», связанная с Дудой, рассматривает Польскую Народную Республику в качестве антинационального образования, созданного Советским Союзом, а сам период с 1944 по 1989 год считает эпохой советской неволи.

Однако в реальности отсылка Дуды к конституции 1791 года имеет историко-политическое значение. В 2021 году Польша и её восточноевропейские союзники отмечали 230-летие принятия данной конституции. В этих торжествах в Варшаве принял участие даже президент Украины Владимир Зеленский, который по случаю этой исторической даты написал в Twitter:

«Демократические ценности — признак истории Польши. Уважаю польскую традицию законотворчества и внедрения реформ. Конституция 3 мая была проявлением стремления к справедливости, которое объединяет наши страны и всё европейское сообщество».

Обратите внимание: Зеленский сам себе противоречит, так как если конституция 1791 года является национальным достоянием поляков, то она не может объединять другие народы. Тем не менее 3 мая 2021 года Дуда, Зеленский, президент Эстонии Керсти Кальюлайд, президент Латвии Эгилс Левитс и президент Литвы Гитанас Науседа приняли декларацию по случаю 230-летия польской конституции. А уже 7 июля 2021 года министр иностранных дел Польши Збигнев Рау, министр иностранных дел Литвы Габриэлюс Ландсбергис и министр иностранных дел Украины Дмитрий Кулеба подписали «Декларацию об общем европейском наследии и общих ценностях по случаю 230-летия Конституции от 3 мая 1791 года и Взаимных гарантий от 20 октября 1791 года», в которой постулировалось вступление Украины в ЕС и НАТО, восхвалялось наследие Речи Посполитой и пропагандировалась идея единства поляков, литовцев, украинцев и белорусов в борьбе с Россией.

Но если Зеленский говорит противоречивые вещи по поводу конституции Речи Посполитой, то самозванка Светлана Тихановская, объявившая себя президентом Белоруссии, превзошла президента Украины по степени лживости и наглости. 3 мая 2022 года (то есть в 231-ю годовщину) она выступила с речью, в которой заявила:

«Позвольте мне поздравить всех наших польских друзей с национальным праздником Польши — Днём Конституции. Я желаю народу Польши неизменных благ свободы, демократии и — что не менее важно в наши дни — вечного мира. Мы в Белоруссии гордимся тем, что наши предки были причастны к принятию первой в Европе писаной демократической Конституции. Конституция 3 мая — это не только наше общее историческое наследие. Она служит общей для нас основой для настоящих, ценностных политических решений. Каждая годовщина её принятия — повод вспомнить о главных ценностях, которые отстаивали наши предки».

Потрясающая наглость в духе «мы пахали»! Даже Зеленский не позволил себе так беспардонно примазаться к польскому наследию, ведь в преамбуле к конституции сразу же разбиваются всякие предположения о Речи Посполитой как «многонациональной федерации»:

«Станислав Август, милостью Божией и волей народа, король Польши, великий князь литовский, русский, прусский, мазовецкий, жемайтийский, киевский, волынский, подольский, подлясский, инфлянтский, смоленский, северский и черниговский, вместе с объединёнными сословиями в двойном числе, представляющие польский народ».

То есть Станислав Август Понятовский, согласно конституции, был прежде всего королём Польши. Кроме того, в его титуле упомянуты Смоленск, Чернигов и Киев, на тот момент давно входившие в состав России. Тем не менее свядомые, как всегда, руководствуются принципом «если факты противоречат моим убеждениям, то тем хуже для фактов». Вот и Тихановская решила нахваливать конституцию 1791 года:

«Конституция 3 мая подчёркивает равноправие всех сословий общества. Она обеспечивает разделение власти. И наконец, согласно ей, не монарх, а народ является гарантом суверенитета государства. И что особенно важно для меня, дамы и господа, Конституция 3 мая гласит, что каждый гражданин страны обязан защищать её свободу».

Ну что же, давайте проверим утверждения самозванки. Итак, конституция сохранила все прежние права и вольности шляхты и подтвердила права мещан, приобретённые благодаря закону от 18 апреля 1791 года. А вот положение самого многочисленного сословия Речи Посполитой — крестьянства — конституция практически не изменила. Хлопы были взяты под охрану государства лишь в отношении договоров с владельцами. Феодальные повинности, личная свобода (в Статуте Великого княжества Литовского 1588 года было закреплено крепостное право) и избавление хлопов от вотчинной юрисдикции оказались проигнорированы авторами конституции. Что касается пассажа про короля и народный суверенитет, то реальные формулировки конституции далеки от апологетических утверждений Тихановской:

«Поэтому, гарантировав свободному польскому народу власть устанавливать для себя законы и силу надзора над всякой исполнительной властью, а также избрания чиновников и магистратур, высшую исполнительную власть мы передаём королю и его совету, который будет называться стражем законов. Исполнительная власть обязана точно соблюдать и исполнять законы».

Как можно догадаться, «свободный польский народ» — это магнаты и шляхта, которые, согласно конституции, сохранили экономическое и политическое господство в Речи Посполитой. Правда, самопровозглашённый президент Белоруссии не видит в этом ничего плохого, так как, по её мнению, конституция 1791 года почему-то имела прогрессивно-положительное значение для предков белорусов:

«Идеи Конституции 3 мая продолжались в идеях свободы и суверенитета, провозглашенных под знамёнами восстания, среди отважных участников которого был и наш национальный герой Кастусь Калиновский… Я ещё раз подчеркну: Белоруссия играла неотъемлемую роль в историческом процессе освобождения наших земель. Ценности, изложенные на страницах Конституции — акта с обязательной силой, — на протяжении веков вдохновляли активную часть белорусского общества».

Итак, Тихановская перебросила мостик от конституции 1791 года к мятежу 1863 года. Что же, если, по её мнению Калиновский продолжал традиции, заложенные конституцией 1791 года, то нужно оценить политический и этноконфессиональный аспекты в главном законе Речи Посполитой.

Так, в разделе, посвящённом государственной религии, читаем:

«Народной господствующей религией есть и будет святая римская католическая вера со всеми её законами. Переход из государственной веры в какое-либо другое вероисповедание запрещается под страхом наказания за вероотступничество. Но так как та же святая вера повелевает нам любить ближних наших, мы должны обеспечить государственную опеку и спокойствие в вере для всех людей любых вероисповеданий. Поэтому мы гарантируем свободу религии и обрядов в польских краях в соответствии с местными уставами».

Обратим внимание на один важный пассаж: государственный статус сохранялся лишь за католицизмом латинского обряда. То есть даже у грекокатоликов (униатов), появившихся после Брестской церковной унии 1596 года, был более низкий статус. Словосочетание «польские края», в свою очередь, означает, что вся Речь Посполитая рассматривалась в качестве польского государства. Кроме того, как раз конституция 1791 года отменяла остатки автономии Великого княжества Литовского. Поэтому употребление в данной конституции слова «Польша» в качестве синонима «Речи Посполитой» подчёркивает польский характер данного государства.

Даже некоторые прогрессивные нововведения, закреплённые конституцией, опровергают бред змагаров и свидомых о Речи Посполитой как о «многонациональном государстве». Так, было запрещено либерум вето (от латинского Liberum veto — свободное запрещение) — принцип единогласия в парламентской системе Речи Посполитой, разрешавший любому депутату срывать обсуждения законопроектов и работу сеймов. Этот принцип был введён в XVI веке, а на практике его впервые применили в 1669 году на сейме в Кракове. Таким же польским явлением, отменённым конституцией 1791 года, были конфедерации — временные союзы вооружённой шляхты, действовавшие в сословных интересах.

Но чтобы окончательно посадить в лужу Тихановскую и Зеленского, нужно обратить внимание на язык. Конституция Речи Посполитой 3 мая 1791 года была опубликована на польском и литовском языках. Когда в конце XVI века Королевство Польское и Великое княжество Литовское объединились в Речь Посполитую, языковая ситуация была иной. Тогда в Великом княжестве Литовском было три государственных языка — латинский (для литовцев), западнорусский литературный (для жителей Белоруссии, хотя им также пользовались в Малороссии) и польский. К 1791 году ситуация радикальным образом изменилась. 29 августа 1696 года всеобщая конфедерация сословий Речи Посполитой приняла решение о запрете западнорусского литературного языка в делопроизводстве и замене его на польский язык. В результате этого за весь XVIII век на западнорусcком языке в Великом княжестве Литовском не было издано ни одной книги.

Литовцы, будучи католиками, чувствовали себя чуть лучше в Речи Посполитой, чем восточные славяне, однако до равенства с поляками им было далеко. Так, в XVIII веке существовало книгопечатание на литовском языке, однако даже в Великом княжестве Литовском он не имел официального статуса. А к концу XVIII века латынь в государственном управлении и среди шляхты уступила место польскому языку. То есть даже литовские шляхтичи активно полонизировались.

Но рвущейся в Европу Тихановской и это нипочём. Вот она и объясняет причину такой пылкой любви к конституции 1791 года:

«Мы, как преемники этих людей, ощущаем связь времён и видим в Белоруссии часть центрально- и восточноевропейского историко-культурного пространства. Часть европейской цивилизации, свободная, демократическая, независимая Белоруссия должна стать важнейшей частью будущей архитектуры безопасности Балтийско-Черноморского региона. Место будущей свободной Белоруссии, несомненно, в „Люблинском четырёхугольнике“ и в семье европейских народов, как нам завещают идеи Конституции 3 мая».

На самом деле это заявление похоже на угрозу осуществить этноцид белорусов. Ведь в 1569 году во время Люблинской унии западнорусские земли, на территории которых расположены Белоруссия и Украина, имели собственную русскую шляхту, православное духовенство и книгопечатание. А к третьему разделу Речи Посполитой в 1795 году на западнорусских землях господствовали польская шляхта, католическое духовенство обоих обрядов и польский язык, причём польское панство и ксендзы жили за счёт измученного русского крестьянства, бедного мещанства и немногочисленного забитого православного духовенства. То есть Речь Посполитая приняла западнорусские земли с высокой культурой и собственным дворянством, а оставила с польским языком и польской шляхтой.

Что касается Дуды, то он всё верно сказал. Конституция 3 мая 1791 года является национальным достоянием Польши. Другое дело, что сами поляки в глубине души презирают свидомых украинцев и змагаров. Свидетельством этого является выступление Дуды перед польской аудиторией (присутствие посла Украины на данном мероприятии не меняет сути дела), в котором он назвал конституцию 1791 года национальным достоянием исключительно Польши, тем самым проигнорировав претензии литовцев, свидомых украинцев и змагаров на наследие Речи Посполитой. Вместе с тем, зная реальное положение дел в 1569—1795 гг., польский политикум не откажется от поддержки свидомых украинцев и змагаров из-за их полезности в противостоянии с Россией.