Киев сегодня: старуха из фольксштурма и необходимость ежечасной денацификации

Сей, с позволения сказать, монумент располагается в Киеве, на левом берегу Днепра, на живописной Русановской набережной, построенной еще в советские годы. Посвящен он, правда, временам уже постсоветским, девяностым годам прошлого века, а точнее сказать, одной из главных их примет — так называемой «кравчучке».

Так на Украине тогда шутливо именовали L-образную ручную тележку для перевозки грузов. Особенно популярной была она среди мелких оптовых торговцев — «челноков», поскольку являлась незаменимым подспорьем для торговли на базарах и рынках. А в торговлю сию подалось тогда большинство украинцев, в одночасье испытавших на себе все прелести незалежности — крах экономики, обнищание, дефицит и безработицу. Кстати говоря, массовое производство этих тележек освоил киевский авиазавод, вынужденный по причине конверсии, разрыва экономических связей и отсутствия заказов штамповать подобные изделия. Ну, а «кравчучками» их назвали понятно в чью честь — того самого негодяя и нацистского перевертыша, который довел благополучную советскую республику до жизни такой.

Образ старухи с «кравчучкой» давно олицетворяет на Украине самые малоимущие слои населения. Сразу представляешь немощных бабулек, еле тянущих за собой свой нехитрый скарб.

Но если обратить внимание на данный памятник, то можно заметить, что в современных условиях он стал нести новую смысловую нагрузку. Ведь очки на носу у старухи синего цвета. И синего же цвета повязки на руках у укронацистов из «теробороны» (ТрО) и прочей «патриотической» гоп-компании. Так что вполне напрашивается вывод о некоей символичности. Теперь эта скульптурка может служить символом промывки мозгов населения, от мала до велика, проводившейся все тридцать лет незалежности и особенно — после 2014 года.

В связи с этим приведем рассказ одного из адекватных киевлян, ужаснувшегося глубине поражения массового сознания нацистским лжепатриотизмом. Этот киевлянин по имени Сергей столкнулся с одной из таких старушек на улице, и ему стало не по себе. Он мирно шел в магазин и вдруг услышал автоматные очереди где-то неподалеку, на расстоянии двух кварталов. Недоумевая, что бы сие могло значить, Сергей решил рискнуть, приблизиться и посмотреть. И вот, проходя через один из дворов, он вдруг услыхал старческое:

— Слава Украине!

Сергей обернулся и увидел старушку лет 85 — сгорбленную, с клюкой, в стареньком пальтишке, ветхой юбке и стоптанных ботинках. Сквозь большие запыленные стекла очков на него с подозрением глядели увеличенные выцветшие зрачки выцветших глаз. Они прямо прожигали его.

«Я не собирался отвечать на отвратительное приветствие, которое ненавижу, — пишет Сергей. — И с этим „одуванчиком“ вступать в какие-либо пререкания по данному поводу тоже не собирался. Сделал вид, что не слышу и, немного пройдя вперед, стал вслушиваться в стрельбу и пытаться понять, что происходит. Никаких боев здесь, в Шевченковском, одном из центральных районов Киева, пока не могло быть. Тогда что же это такое?»

Тем временем старушка, ковыляя и опираясь на клюку, подошла поближе, внимательно вглядываясь в него плохо видящими глазами. Рядом с ней он заметил облезлую кошку, тоже старую и немощную. Невдалеке стояла ржавая «кравчучка».

— Слава Украине, — снова сказала старуха, и в ее слабом голосе Сергей услышал требование ответа по бандеровской схеме «СУГС» — «Слава Украине — героям слава».

— Хорошая кошка, — сказал он. — Смотрите, какая кошка хорошая.

Бабулька отвлеклась на кошку, пробормотала что-то невнятно насчет того, что да, хорошая. И, чуть помедлив, наблюдая за тем, как он вслушивается в звуки перестрелки, снова произнесла, буравя его подозрительным взглядом:

— Слава Украине!

Сергей понял, что так просто она не отстанет. Ему ее было жалко: старый человек, просто не в себе, ну испортился у нее разум на почве «патриотической» тотальной пропаганды. Поэтому, чтобы отвлечь ее, он снова показал пальцем на кошку и, пока бабка рассматривала животное, развернулся и ушел.

«Я сначала подумал, — пишет Сергей, — что это просто несчастная престарелая, выжившая из ума жертва украинских геббельсов. А потом, уже пройдя несколько улиц, осознал: так-то оно так, да не совсем. Старуха считала себя боевой единицей фольксштурма. Она явно выполняла „боевое“ задание. Она выискивала шпионов и диверсантов!»

Спустя немного времени он узнал, что стрельба проводилась на территории бывшего производственного предприятия, ныне пустующего. Это были учения «территориальной обороны»: власть сначала раздала этой разношерстной банде оружие и лишь потом решила заняться их боевой подготовкой. Да, пока в промзоне, но ведь совсем рядом с жилыми домами!

Тут отметим, что вскоре киевляне привыкли, что палят не только в промзонах. Стрельба в Киеве в разных местах слышна постоянно. Местные соцсети пишут, что это уже не учения, а махновские разборки членов «террористической обороны» друг с другом. Вооруженные мародеры, бывает, перестреливаются также и с представителями властей, силовиками, которых их и породили, не желая им подчиняться. Все как во времена гражданской войны прошлого века. Грызутся, как пауки в банке. А ведь кругом жилые кварталы, мирные люди!

Сергей решил, что бабка добровольно охраняла подходы к «учениям» — а ну вдруг туда просочится российский диверсант? Потому и задавала СУГС-вопрос на засыпку. Если человек не ответит «Героям слава!» — значит, «шпыгун».

Многие СМИ обошли «тесты», которые украинский режим, не зная, какую бы еще бредятину придумать для продления своей тирании, опубликовал для выявления «русских диверсантов». Это набор белиберды, в основном, галичанской, западенской, которую не могут выговорить даже коренные украинцы из других областей. Его узаконил даниловский Совет нацбезопасности. Самым распространенным «антидиверсионным» словом стало «паляныця» (приплюснутый хлеб). Среди прочей галиматьи: нисенитныця (ерунда), филижанка (чашка кофе), обценьки (щипцы), телепень (увалень) и пуцьвиринок (неоперившийся птенец).

«Уважаемые!!! Я с восточной Украины и некоторых слов вообще не знаю!!!» — таков стиль большинства комментариев на эту шпиономанию.

Но это не смущает гестаповцев, завлекающих в свой фольксштурм даже дряхлых стариков.

Удручает тот факт, что старухе было уже явно за 80. То есть она наверняка помнит Великую Отечественную войну, она знала все про зверства немецких нацистов и бандеровцев, ведь разоблачения их преступлений публиковались в советской печати, на радио и ТВ. И вот теперь, в совсем преклонном возрасте, она сделалась слугой неонацистов современных. Потому что не знает реальной информации ни об их преступлениях, ни о масштабах многолетнего одурманивания народа, проводимого украинскими властями много лет.

(Конечно, далеко не все старики ее возраста поддались поганой пропаганде. Достаточно вспомнить несгибаемого и мужественного Мехти Феофановича Логунова, который в 85-летнем возрасте был арестован за неприятие нацистского режима, прошел 120 допросов в застенках, но так и не покорился этой сволочной власти).

Конечно, столь печальное состояние умов — это результат многолетней деятельности зомбирующих укроСМИ. 30 лет они промывали мозги населению своей пропагандистской брехней. А последние восемь лет, после отключения российских каналов, — абсолютно монопольно, в усиленном режиме.

Если им удалось так повлиять на некоторых стариков — снова подчеркнем, далеко не всех, но все же, — то что уж говорить о молодом поколении. И вывод следует отсюда однозначный. Необходимо немедленно на всех освобожденных от нацистов территориях начинать комплексную программу денацификации. На телеэкранах, в радиоэфирах, с привлечением всех СМИ подробно и детально раскрывать картину их преступной деятельности против человечности. Изо дня в день, даже из часа в час.

Чтобы обманутые люди, в том числе подобные старики с «кравчучками», на закате жизни узнали правду о злодеяниях нацистского режима и успели покаяться в своем доверии к нему. И чтобы их утешением на старости лет были ласковые кошки, а не озверелые «тероборонцы».