От Луганска до Тирасполя: ополченцы рассказали, почему Новороссии суждено состояться

Новороссия, как заявил в первой части статьи историк Александр Васильев, это объективная историческая реальность, а ее возрождение, по словам командира ополчения первой волны Игоря Стрелкова, единственно возможный способ решить украинский вопрос с наименьшими для России издержками. Идея Новороссии, как убедился корреспондент EADaily , до сих пор жива среди активистов пророссийского движения и ополченцев, в том числе воспринявших ее иностранных добровольцев.

Андрей Морозов, действующий военнослужащий, рядовой защитник Новороссии

— Что вы понимаете под Новороссией, почему, на ваш взгляд, она исчезла из информационной повестки и можно ли ее реанимировать?

 — Из информационной повестки крупных СМИ слово «Новороссия» исчезло сразу же, как только перестало быть актуальным в качестве политического инструмента в борьбе с Украиной. Вернуть это слово в оборот — вопрос исключительно редакторской политики этих самых СМИ. Вопрос «реанимации идеи» для меня не стоит — моя идея жива, никуда не делась за эти годы. Людей, очень много сделавших в 2014-м, но потом «разочаровавшихся в идее» я понимаю и сопереживаю им, но я понимаю, что разочаровались они не в идее, а в себе и своих ожиданиях от неё. В ожиданиях скорой победы, каких-то личных достижений, «социальных лифтов». Я понимаю и горечь обманутых ожиданий тех, кто реально воевал, рисковал жизнью, оставил на этой войне значимую часть жизни и здоровья. Люди ожидали несколько других итогов своих действий.

Что касается моих ожиданий, то для объяснения того, почему я не разочаровался и не разочаруюсь в Новороссии, мне проще всего пересказать сцену, которая произошла у нас на работе, когда я 5 мая 2014 года, в понедельник, я пришёл к шефу и сказал, что где-то в районе 9-го числа уеду на войну. Шеф в нашей айтишной конторе — мой ровесник, прекрасно образованный и эрудированный человек, большой патриот России. И он мне без всякого желания запугать сказал вполне здравую вещь: «Ты же понимаешь, что даже если успешно перейдёшь границу и попадёшь к условным „своим“, они тебя, скорее всего, расстреляют, потому что в системе координат варлордов (warlord — военный лидер), которые там сейчас воюют, нет персонажа типа тебя. Для них ты или украинский шпион, которого надо расстрелять как украинского шпиона. Или шпион, присланный из России следить за тем, что они там творят. Расстрелять тебя открыто как шпиона из России будет нельзя, поэтому тебя всё равно расстреляют как украинского шпиона. Понимаешь?»

Я ответил: «Я всё понимаю. Но не могу не попробовать». Что было дальше — уже достаточно широко известно. Я в одиночку ночью с 10 на 11 мая в жуткий ливень, по распечатанной яндекс-карте и компасу, успешно прошёл границу и прибыл в город Антрацит, ближайший к месту перехода границы известный мне крупный населенный пункт, контролировавшийся тогда ополчением. Там при попытке записаться в ополчение я был объявлен украинским шпионом, и казаки атамана Козицына (Николай Козицын — лидер луганского казачества, активный участник событий на Донбассе) начали меня пытать в надежде выведать какие-то секреты. Поскольку секретов я никаких, разумеется, не знал, то так и потерял сознание, вися распятым на оконной решётке в коридоре ОГА Антрацита, в паре десятков метров от кабинета Козицына, где праздновали победу на референдуме. В августе 2014-го, ещё изрядно хромая и не полностью восстановив моторику кисти правой руки, я поехал на войну вторично. В октябре я впервые штатным способом, большим пальцем правой руки, смог снять с предохранителя автомат и выстрелить, нажав указательным на спуск.

Нет никакой идеи, кроме людей, готовых драться за эту идею до последнего. «Навязать идею» политтехнологи не могут. Они могут её так или иначе оформить. Хорошо, плохо, отлично или «так себе», «на троечку», облечь её в слова, разложенные по папочкам «для детей и юношества», «для маргиналов», «для домохозяек». Создать идею политтехнологи не могут, это задача для философов. Философы создают и людей и идеи для них. Будущее у идеи есть, пока есть люди, готовые сражаться за неё, не ожидая от этого для себя ничего, кроме новых сражений и испытаний, защищая её даже в самой беспросветной, безвыходной ситуации.

Вот сейчас, например, ситуация складывается так, что ВСУ готовятся схлопнуть за несколько дней республики Донбасса, пользуясь тем, что России крайне невыгодна любая силовая активность, а также тем, что в России существует очень влиятельное лобби, которому защита Донбасса «поперёк горла», то, что многие ветераны 2014-го называют: «противник перед нами, а враг — в тылу!» И единственное, что имеет какой-то шанс спасти эту ситуацию, — отчаянное сопротивление обороняющихся даже в самых сложных условиях, драка до последнего. Когда не получится у этого самого «очень влиятельного лобби» покивать на быстро зачищенный ВСУшниками Донбасс — «вон, мол, смотрите, как ленивые шахтёры воевать не захотели, чего их поддерживать».

Французский доброволец, снайпер и публицист Эрван Кастель, получивший тяжелое ранение на донбасском фронте

— Эрван, почему вы решили приехать добровольцем на Донбасс, имела ли для вас значение идея Новороссии, и чем для вас является Новороссия?

— Когда я приехал на Донбасс в 2015 году, то главной моей мотивацией было пророссийское, антиглобалистское и антифашистское измерение донецкого и луганского восстания. Но больше всего меня увлек проект Новороссии, который в конечном итоге и убедил присоединиться к ополчению. Для меня проект Новороссии олицетворяет завоевание народом ее территории, ее истории и собственной идентичности, а также независимое развитие, которое происходит в пределах границ, определенных самими народами.

Не оглядываясь на Вестфальский договор (завершивший Тридцатилетнюю войну договор установил новую систему международных отношений. — Ред.), мы можем только констатировать, что большинство современных конфликтов порождены проблемами с границами, вытекающими из международных договоров (например, Версальского), которые принесли в жертву человеческую географию, самоопределение на алтарь интересов национальных государств. Пока страны живут и управляются в соответствии с принципами союза народов, гармония и равновесие могут быть достигнуты, но как только страны опускаются до состояния национальных или, того хуже, этноцентрических национальных государств, тогда открываются двери для несправедливости, порабощения и диктатуры, как это произошло на Украине.

Когда русскоязычные граждане Украины положили начало движению против Майдана, чтобы отказаться от фашистского переворота, их сила заключалась в предложении построить Народную Республику, которая одновременно имеет исторические и социальные основания существования и которая является полной противоположностью концепции национальных государств, являющейся причиной стольких войн. Что привлекло меня в проекте Новороссии, так это ее федеративная идентичность, идентичность добровольного союза небольших автономных республик, которые от Одессы до Харькова объединены в одно сообщество общей историей. И поэтому обе республики, Донецкая и Луганская, являются примером того, что этот проект осуществим и долговечен. Новороссия является не только символом регионального развития стратегического Черноморского региона, но и выражением сопротивления народа, заявляющего право на самобытность и суверенитет.

Сегодня наблюдается логический распад национальных государств, которые растворяются в экономическом мондиализме и личном космополитизме, строящими новое товарное рабство. У народов, которые пытаются противостоять этому порабощению, есть только два варианта — географическая и политическая балканизация, когда каждый воспроизводит на небольшой территории ту государственную систему, которая ему подходит и которую он пережил. Или же создание восходящих территориальных и политических образований, переходящих от местной идентичности к объединению — федеральной идентичности. В духе борьбы бытия с существованием отвоевание сообществами возможности создания собственных государств на основе общего пути, на мой взгляд, является единственным способом к освобождению от тоталитаризма и капиталистической диктатуры. Сегодня эта мечта осуществима как никогда ранее, и она началась с Новороссии, в истории которой создание Донецкой и Луганской республик является лишь первым шагом.

Харьковчанин, бывший политический заключенный, вышедший из украинской тюрьмы в рамках обмена военнопленными между Донбассом и Украиной Мехти Логунов:

— Мехти Феофанович, как вы относитесь к Новороссии, насколько вам близка и понятна ее идея?

— Новороссия или Ново Россия для меня — это русский мир, который не сдался и не сдастся. Это русская земля, которая была взята еще при Екатерине Второй в Россию, но из-за какого-то непонимания, сиюминутных политических интересов была передана в так называемую УССР. Новороссию я принял всей душой, но ее решили сдать в угоду олигархам, закрыть этот проект, но для меня он никогда не был закрытым. Я даже пытался писать Конституцию Новороссии. Я, конечно, не юрист и не правовед, но я просто посмотрел разные конституции, и наиболее подходящей мне показалась конституция Швейцарии. Там предусмотрено четыре государственных языка, которые применяются одновременно, я бывал в Швейцарии и видел, как это функционирует. То, что Новороссию решили отложить или пока что закрыть, для меня неприемлемо, и я буду делать все для возрождения этого проекта. Я и все силы отдам для того, чтобы земля от Луганска до Тирасполя стала Новороссией.

— Новороссия для вас, как я понимаю, все же больше, чем географическое понятие?

— Больше, это определение русского мира, который не сдался никому. Я же видел все, все это происходило на моих глазах. Я видел, как останавливали голыми руками украинские танки и бэтээры. Когда 22 февраля было собрание депутатов Юго-Востока Украины, что в сущности и является Новороссией, там стояли 300 или 400 человек с Донбасса, шахтеров, я стоял возле них и по их разговорам я понял — Донбасс никогда не будет Украиной. И Новороссия тоже.

— Есть ли сегодня реальное политическое будущее у Новороссии, как вам видится?

— Конечно, это зависит от нас. Я делаю все возможное для этого. У меня нет сейчас больших возможностей, и я после тюрьмы был в Луганске, а теперь в Москве, но и на том месте, где я нахожусь, я буду делать все для того, чтобы этот проект состоялся.

— Людей на территории подконтрольной Украине Новороссии не удалось переформатировать за годы войны, как вы думаете?

— Украинская государственная система — это нелюди, я их стал называть достаточно давно «особи», людей переформатировать не удастся. Помните, был флешмоб на Запорожском вокзале, где люди исполняли «Когда весна придет, не знаю». Понимаете? Русские не сдаются.