Война 2008 года — правда глазами очевидцев

Очевидцы нападения Грузии на Южную Осетию рассказали о своих воспоминаниях в сборнике «Правда глазами очевидцев». В 13-ю годовщину августовской войны «Республика» публикует материалы из сборника.

Грузины выводили женщин и детей из укрытий и расстреливали на месте

Рассказывает Инга Джиоева, жительница г. Цхинвал, студентка исторического факультета СОГУ:

— Еще 7 августа был сильный обстрел, но, конечно, не такой массированный, как на следующий день. 8-го числа творилось такое, что трудно описать словами, не то что на улицу выйти, сидеть в подвале было страшно. Это еще хорошо, что мы перебежали в один момент в соседский подвал, потому что в наш дом попал снаряд, и он был полностью разрушен. Повсюду стоял страшный грохот, со всех сторон четко были слышны разрывы. Мы фактически сидели и ждали, что сейчас накроет и нас всех вместе…

В подвале с нами была питьевая вода, но ни есть, ни пить никто не хотел, ничего вообще не хотелось. Было такое напряжение, что словами не описать… Ночью мы решили, что надо бежать в сторону Дзау, мы ничего не знали, что происходит в городе, но осознавали, что с новой атакой наш подвал точно разбомбят, ведь вокруг дома почти все строения пострадали. Подумали, лучше бежать, и, если придется, умереть, то лучше пусть на дороге, чем просто сидя в подвале. Было часа 3 ночи, когда мы друг за дружкой устремились в сторону Тбет. Это было ужасно, всюду трупы, разрушения, обгорелые машины, сожженные люди… Они, видимо, тоже бежали в надежде спастись… Не помню как добежали до с. Зар. Даже не знаю, какие силы нам помогали. Несколько машин, которые нас обгоняли, попали под обстрел, мы их видели — сплошное решето.

В городе очень много людей погибло, знакомых, родственников. Парня моего рядом с нашей школой убили, когда они с ребятами хотели снайпера уничтожить… Ужас! Кажется мы сразу повзрослели на десятки лет… А когда в город вошли танки и бороздили улицы… Ездили и расстреливали дома… По нашей улице, правда, они не прошлись. Думаю, потому что на нашей улице в свое время жил Дмитрий Санакоев — это предатель, который перешел на сторону Грузии. А рядом, на соседних улицах мы слышали, шли танки и обстреливали дома. Им было безразлично — женщины ли перед ними, или дети. Выводили их из укрытия и расстреливали на месте. Даже в фильмах я такого ужаса не видела. И подобное из памяти уже ничем никогда не стереть…

«Череп сестры мы нашли на чердаке моего дома»

19-летняя Залина Качлаева пребывала в ожидании самого счастливого дня в своей жизни — 10 августа у нее должна была состояться свадьба. Залина уже приобрела свадебное платье и все тщательно готовились к этому событию. Однако вероломное нападение грузинской армии на Южную Осетию перевернуло все в одночасье. Адскую ночь с 7 на 8 августа, когда вооруженные силы Грузии начали осаждать Цхинвал, обрушив на город шквал огня, Залина вместе с отцом Тенгизом и матерью Мананой переждали в своем подвале. После артподготовки грузинские формирования вошли в город и начали стрелять в мирных граждан. Горожан охватила паника. Манана была напугана и решила увезти дочь во Владикавказ. С улицы Кутузова, где находился их дом, Манана с дочерью перебрались на ул. Квайсинская, где жил ее брат Алан Плиев, который мог их вывезти на своей машине за перевал.

«Манана с дочерью пришли к нам. Они были сильно напуганы, — говорит Алан Плиев. — Утром следующего дня сестру, племянницу и еще двух соседей я собирался вывезти во Владикавказ. Когда Манана и Залина вышли из дома и уже хотели сесть в машину, над ними пролетел грузинский штурмовик и сбросил на нашу улицу кассетную бомбу. Манану и Залину осколки от нее разорвали в клочья. (Рассказывая, Алан с трудом сдерживает слезы). Разлетевшиеся части тела повисли на заборах. Спустя несколько дней, череп сестры мы нашли на чердаке моего дома, куда он отлетел после бомбового удара». Другие соседки, стоявшие подальше, получили осколочные ранения.

Разбросанные в разные стороны части тел матери и дочери были собраны и отвезены в морг. Затем они были похоронены в Северной Осетии в поселке Заводском. Супруг Мананы Тенгиз после чудовищной гибели любимой жены и дочери потерял рассудок.

«На нас полетели куски человеческого мяса…»

Из тысяч погибших во время очередного геноцида, устроенного Грузией, многих смерть настигла по дороге из Цхинвала в Дзау, когда они пытались выбраться из осажденного города и захваченных грузинскими оккупантами сел в более безопасное место. В их числе оказались и супруги Мирослав Валиев (46 лет) и Жанна Хасиева (44 года), а также их родственница, жена брата Мирослава Лиана Дудаева (38 лет). Они погибли чудовищной смертью. О том, как случилась эта трагедия, рассказывает свидетельница этой жуткой истории, супруга брата Жанны Фатима Мамиева:

— 7 и 8 августа, когда Цхинвал подвергался массированному артиллерийскому обстрелу со стороны Грузии, мы с мужем и мамой, которую днем 7-го августа привезла к себе из с. Хетагурово, укрывались в подвале. Жанна и Лиана, которые живут по соседству, по ул. Островского, тоже прятались в подвалах. Муж Лианы Любомир в это время находился на посту в с.Гром, а Мир (Мирослав) был во Владикавказе, куда накануне отвез своих и наших детей.

Мир вернулся в Цхинвал днем 8-го августа за своей женой, матерью и отцом Жанны и Лианой. Заехал и к нам. Он был взволнован тем, что видел в городе и торопил нас. Сказал, что нужно срочно собираться и уехать вместе с ним во Владикавказ. Мой муж Альберт не хотел ехать, но Мир настаивал, говорил, что нужно немедленно выехать, пока не поздно. В это время в нашем микрорайоне людей охватила паника, они узнали о том, что грузинские танки вновь вошли в город. Стало известно, что грузинские солдаты бросают гранаты в подвалы и убивают мирных граждан. Люди пешком бежали кто куда мог. Мы втроем сели в нашу «семерку» и вместе с Мирославом подъехали к его дому. В нашу машину сели отец и мать Жанны и Альберта, а в автомобиль Мира сели его жена и Лиана. На двух машинах мы выехали из города. Повсюду раздавались взрывы, пылали дома, вокруг все разрушалось. Как только выехали за черту города, подумали, что самое страшное уже позади.

Еще не доехав до с. Тбет, нас по дороге остановили какие-то военные и посоветовали вернуться, предупредив, что грузины уже заняли с. Тбет. Но Мирослав был уверен, что дорога свободна от грузин, ведь сам еще час назад приехал по ней из Владикавказа. Мы двинулись дальше. Но в течение часа здесь многое изменилось.

На дороге лежали подбитые машины, трупы людей. Выше с. Тбет мы заметили группу грузинских войск с бронетехникой. Мы прибавили скорость. Наша машина ехала впереди, а «Волга» Мира следовала за нами. Нас начали обстреливать. Рядом с нашей «семеркой» разорвался снаряд, осколки от которого повредили машину, продырявили покрышку. Наша машина притормозила, в это время Мир обогнал нас. Через несколько секунд со свистом пролетел снаряд и попал прямо в «Волгу» Мирослава. Его машина взорвалась, взлетела в воздух, воспламенилась и упала. На нас полетели куски человеческого мяса. Я была шокирована. Посмотрела на мужа, на нем лежали куски мяса, я испугалась, подумала, что его ранили. Он сказал, что с ним все в порядке, он невредим, и указал на машину, в которой были Мир, Жанна и Лиана. Снаряд, попавший в их «Волгу», разорвал их в мелкие клочья.

У нас не было времени осознать произошедшее, в нас продолжали стрелять из разных орудий. Отъехав немного от того места, опять что-то грохнуло рядом с нами. Ударной волной нашу «семерку» отбросило от дороги в сторону леса.

Эта трагедия разыгралась на Зарской дороге выше с. Галуанта. Я, Альберт и наши мамы выскочили из машины и побежали в лес. Отец мужа остался в машине, он не мог выйти, по дороге у него случился нервный приступ и он потерял способность передвигаться. Альберт сказал нам, чтобы мы пошли лесом, а он как-нибудь заведет машину и будет нас ждать в с. Зар. Он пытался несколько раз вернуться к подбитой машине Мира, но как только приближался, в него начинали стрелять. Альберт остался с отцом, а мы втроем шли через лес, при этом старались не углубляться в него, чтобы не терять из виду дорогу и не заблудиться.

Таким образом, с часу дня до восьми часов вечера мы прошли несколько километров. В некоторых местах с трудом пробирались сквозь лесные дебри. Мы уже еле передвигали ноги. Изнуренные добрались до с. Зар и вышли из леса на дорогу. Издалека увидели много солдат. Это были российские военные. Они нас тоже заметили и помахали нам руками, звали к себе. Среди них оказался Альберт. Увидев нас, он подбежал к нам. Ему удалось завести свою покореженную осколками «семерку» и со спущенной покрышкой доехать до с. Зар.

11 августадвоюродный брат Жанны нашел «Волгу» Мира. Она оставалась на том месте, где была подбита грузинскими подонками. Он собрал части тел Мира, Жанны и Лианы и похоронил там же, в поле. Потом их перезахоронили в Северной Осетии, но хоронить уже было нечего, от Мира, Жанны и Лианы мало что осталось…

«Мой дом грузины сожгли дважды — в 1992 году и сейчас»

Рассказывает жительница Цхинвала, проживающая на перекрестке ул. Исака Харебова и ул. Героев:

— В ночь на 8 августа 2008 г. начался интенсивный обстрел города. Я была дома на 4-ом этаже, спустилась на 1-й этаж (у нас там находился магазин). В то время я думала, что это безопасное место. Муж, Бесаев Леонид Сосланович, был на службе. Я сильно нервничала и стала звонить по городскому телефону, но никто не брал трубку, по сотовому результат был тот же. Только утром муж сам смог дозвониться и сказал, чтобы я собрала документы и спустилась в подвал, что грузинские танки уже на подступах к городу. Всю ночь и утро не прекращался обстрел из крупнокалиберных орудий. В подвале собрались все соседи. Что мы пережили за эту ночь!

Под утро, когда рядом с нашим домом произошел мощный взрыв, мы услышали душераздирающие крики женщин. Семья, которая хотела выехать из города, попала под мощный обстрел, снаряд угодил в машину и они все сгорели заживо. Мы видели, как горит машина с людьми (там были дети с родителями), но ничего не могли сделать. Только через некоторое время, когда немножко поутих обстрел, люди смогли к ним подойти, но спасать уже было некого.

После этой страшной картины мы в подвале ждали своей участи… Примерно около 10 часов утра грузинские танки ворвались в город, и остервенело начали убивать и разрушать мирные дома жителей. Был такой мощный обстрел крупнокалиберными снарядами, установками «Град» и танками, что мы руками закрывали уши, чтобы сердце не разорвалось от грохота.

К нашему перекрестку улиц Исака Харебова — Героев танки шли с двух сторон, с западной и южной. Они рвались к центру города, их было много. От взрывов наш 4-этажный дом сотрясался. Мы готовились быть заживо погребенными.

В это время один танк остановился на перекрестке, а другой — чуть выше по ул. Героев. Сидя в подвале, мы слышали, как грузинские фашисты говорили танкисту, чтобы тот стрелял по окнам жилого дома. Они в упор начали стрелять по нашему магазину, начался пожар. Огонь уже охватил всю квартиру. Дым заполнил верхние этажи, нечем было дышать. Под страхом смерти мы с соседями поднялись на первый этаж и начали гасить огонь. У нас не было воды (как известно, грузины нам даже воду отключили, и целое лето мы были без воды), поэтому тушили песком и пивом, которое оставалось в расплавленной таре около двери, и мы смогли немного притушить пламя огня.

В ходе обстрела в квартиру нашего соседа, Цховребова Павла Алексеевича, два раза попали снаряды огромной мощности, разрушив межкомнатные перегородки. Лично ко мне в квартиру на 4-м этаже попал снаряд, он разорвал крышу и разломал две плиты перекрытия, которые упали в комнату. По стенам пошли трещины.

…Как только освободили город, к нам пришла печальная весть. Наш сосед, Багаев Амиран, геройски погиб при вытеснении грузинских фашистов из города. Его привезли, с большим трудом нашли гроб. Даже свечек у нас не было, чтобы зажечь у его изголовья… Оставшиеся после ухода грузинских фашистов снайперы около здания телевидения убили другого нашего соседа, Газзаева Инала Павловича…

Во время геноцида 1989−1992 годов нашей семье грузинские фашисты причинили огромный материальный ущерб: сожгли полностью наш дом и угнали скот в селе Прис, сожгли родительский дом на окраине г. Цхинвал. И никто за это не ответил! Только-только мы стали становиться на ноги, и опять грузинские фашисты все разрушили.

Мать и дочь скончались от полученных ожогов

Раиса Цховребова с дочерью Элиной Каджаевой жили в частном доме по улице Санакоева. Раисе было около 55 лет, Элине 26. Беда в эту многострадальную семью пришла ещев середине 90-х годов.Тогда от рук грузин в районе селаЭргнет был убит глава семьи — супруг Раисы, Кавказ. После был убит и сын Раисы, Сослан. Раиса и Элина тяжело пережили выпавшие на их долю несчастья.

Как рассказали их соседки Алла Гассиева и Элла Техова, во время августовской бомбардировки Раиса с братом, приехавшим из Ногира, и дочерью прятались во дворе своего дома, в смотровой яме для ремонта автомашин — подвального помещения в доме не было. «9 августа со стороны Никози наш район подвергся очередному массированному обстрелу. В 11:30 в дом Каджаевых одновременно попало несколько снарядов „Град“. В яме, где прятались Раиса, ее брат и Элина, был бак с бензином, он тут же взорвался и накрыл пламенем всех троих. Ближе кбаку сидела Раиса, которая обожглась больше всех. Она своим телом заслонила сидевшую рядом дочь, но та все же получила серьезные ожоги. Сидевший подальше брат Раисы пострадал меньше. На их крики сбежались соседи», — рассказывает Алла. Первая к ним на помощь прибежала пенсионерка Наташа Джагаева, которая живет напротив. Она пыталась потушить пожар, но и сама получила ожоги. Обожженных Раису, Элину и Наташу перенесли в подвал дома соседа Эльбруса Валиева, где было безопаснее. «Было страшно смотреть на них, особенно на Раису, — продолжает Элла. — Мы не знали, чем им помочь, давали успокоительные, пытались найти средство от ожогов, но безуспешно. «Скорая» на звонки не отвечала, да и возможности выехать не было. В город вошли грузинские танки и пехота. Выходить на улицу было опасно.

Элина была обожжена не так сильно, как ее мать, но, видимо, отравившись угарным газом, она скончалась на второе утро. Матери мы не сказали о смерти дочери. Перестав слышать ее голос, она все время спрашивала: «Что с моей дочерью? Почему она ничего не говорит? Где она?». Раиса лежала рядом с трупом дочери, но не могла ее видеть, она ослепла, ее обожженное лицо распухло.

Через три дня Раису переправили в московскую больницу, где она находилась в коматозном состоянии, однако врачи не смогли ей помочь, она скончалась. Таким образом, «благодаря» грузинским фашистам из некогда счастливой семьи в живых не осталось никого.

«Перед моим взором предстала ужасающая картина…»

74-летний Анисим Джагаев с супругой жили по улице Кулаева. Во время артобстрела они находились в своем доме. Подвала у них не было, а к соседям не смогли пойти, — супруга Анисима Чызнал — инвалид первой группы, передвигается с трудом.

Как рассказала их дочь Дзерасса, которой о случившейся трагедии известно со слов матери, 9 августа в результате попадания снаряда загорелся соседский дом, в котором жили две одинокие женщины. Анисим помогал им тушить пожар, но погасить его не удавалось. Через несколько минут снаряд попал уже в крышу их дома. Анисим старался не допустить разрастания огня. Он как раз поднимался с ведром воды по наружной лестнице, как в дом вновь залетел снаряд и с грохотом разорвался. Стоявшему на лестнице Анисиму осколок попал в ногу, почти оторвал ее. Ему удалось сползти вниз. Кровь хлестала из раны. Больная супруга была не в состоянии оказать мужу помощь. Она лишь звала на помощь, но никто не отзывался. Их дом полностью охватил огонь, он не проник только в подъезд, где лежал истекающий кровью Анисим. Он постепенно терял сознание. Рядом сидела получившая ожоги супруга, которая не могла облегчить страдания умирающего мужа. «10 августа, после того, как грузин вытеснили из города, я пробралась в город… Перед моим взором предстала ужасающая картина: дотла сгоревший дом, изможденная, раненная мать, а рядом с ней в луже крови лежит с оторванной ногой мертвый отец…»

Муки ангела

Мобильный госпиталь, расположенный вблизи границ Цхинвала, продолжает принимать раненых.

Ужасает история девятилетнего мальчика, который чудом дополз до врачей. Ребенок находится в изможденном состоянии. Он не помнит ни своего имени, ни имен родителей и просто зовет постоянно маму.

Напуганный стрельбой и взрывами, мальчик спрятался в мешок для мусора. А когда его обнаружили и вытащили, он едва не потерял сознание. Мальчик сидел, скорчившись на земле, и тихонько стонал.

— Мы очень удивились, когда увидели этого ребенка, — говорит один из хирургов госпиталя. — Как он сюда мог самостоятельно дойти — уму непостижимо!

Со слов мальчика врачи поняли, что он потерял родителей в Цхинвале, но как смог пройти 30 километров до Джавы — не помнит.

— Чтобы добраться сюда, он должен был под постоянным обстрелом пройти через лес, кругом взрывы, стрельба. Последние метры до своего убежища он, видимо, полз. К счастью, мы нашли его вовремя! Еще бы немного — и он бы умер от потери крови. Счет шел буквально на минуты.

У мальчика осколочные ранения груди и плеча.

— Больно на него смотреть. Как только слышит слово «мама» — плачет. Состояние мальчика оценивалось как тяжелое, но стабильное. Он долгое время говорил с трудом.

Они просидели три дня и три ночи в подвале рядом с четырьмя трупами

Рассказывает Светлана Козаева, уроженка г. Цхинвал, выпускница московского университета:

— Мы с братом Русланом, предпринимателем, приехали на машине в Цхинвал 11 августа в 17:00 по объездной дороге. Я знала что у меня погиб мой двоюродный брат Дмитрий (40 лет) и тетя Анна (70 лет). С высоты с. Тбет открылся город-призрак, с разрушенными домами и морем трупов. Я впервые увидела как плачет мой брат. Когда въехали в город, первое что я увидела — это сожженную машину и рядом четыре обугленных трупа, два больших и два маленьких.

Мы доехали до дома убитой тети, но похоронить ее пришлось во дворе дома. Моя двоюродная сестра Элина (26 лет) рассказала мне, как они прятались в подвале, их было 10 человек. Выжили только 6 человек. Массовая атака Цхинвала началась в полночь и длилась несколько часов подряд, не останавливаясь ни на минуту. Грузинские танки переходили от одного дома к другому, стреляли и добивали людей. И зная, что в подвалах прячутся дети, женщины и старики забрасывали их гранатами. Такая же граната попала в подвал моей тети и племянницы, которым удалось спастись. Но они просидели три дня и три ночи в подвале рядом с 4 трупами, которые уже начали пахнуть. На улице было жарко 32−34 градуса. Не было ни воды, ни еды, ни света. Единственную компанию им составили крысы и мыши. Они боялись высунуть свой нос на улицу. Почему? Одна бабушка, по имени Мария, не помню ее фамилии, с двумя внуками бросилась бежать, но ее настиг грузинский танк и раздавил. Вы это можете представить?! Это настоящая этническая чистка, грузины делали то, чего желали все последнее столетие.

«Их тела сложили друг на друга, облили соляркой и подожгли»

На Эдуарда больно смотреть. Он, некогда полный сил и оптимизма, сегодня смотрит грустными глазами и виновато улыбается. Это нервное. Месяц назад у Эдуарда погибли родственники в Южной Осетии: двоюродный брат Маирбег, его дети Аслан и Дина. На их похоронах собрались 500 человек. Таких семей в Цхинвале не счесть.

Эдуард Цховребов живет в Калининграде с 1995 года. Двадцать лет назад закончил горно-металлургический институт во Владикавказе, а потом переехал к Балтийскому морю. Все это время Эдуард помнил свой родной Цхинвал. Раз в неделю обязательно звонил туда родственникам. В Южной Осетии у Эдуарда остался двоюродный брат Маирбег с детьми, отец Заур, дяди, тети, в общем — около 30 дружных семей.

— Седьмого августа у меня была страшная бессонница, — рассказывает Эдуард. — Я лежал под одеялом, и тут среди ночи раздался звонок от Маирбега: «Эдик, нас так обстреливают, такого не было давно… Не знаем, что делать! Вокруг разрываются снаряды… Наверное, спустимся в подвал!». Мой брат — мужественный человек, под два метра ростом, 150 килограммов весит, слова «отчаяние» и «страх» — это не про него. Но тут в голосе я услышал нотки испуга, и сразу понял — дело серьезное.

Когда телефонная связь оборвалась, Эдуард начал набирать номер своей двоюродной сестры Оли, но она не брала трубку. Телефон Маирбега был уже недоступен…

— Наступило восьмое число, ни до кого дозвониться я так и не смог, — продолжает Эдуард. — Оставалось смотреть телевизор, где говорилось о взятии грузинами Цхинвала, о погибших среди мирного населения…

От бомбежки дом Маирбега, в котором он жил со своим отцом Зауром и двумя детьми, Асланом и Диной, сильно пострадал. Половину дома снесло, крышу изрешетило осколками. А соседний дом разбило полностью.

— Восьмого числа в районе 10 утра в Цхинвале наступило затишье, которое, правда, длилось недолго, — качает головой Эдуард. — Маирбег сказал отцу: «Я детей увезу из города, может, удастся спасти их!». Заур, как мог, пытался отговорить сына. Не удалось. Маирбег выбежал во двор, где стояли старенькие «Жигули». Посадил детей на заднее сиденье «семерки», а сам что было мочи надавил на газ. Ехал по городу закоулками, узкими дорогами, полный уверенности и надежды, что вот-вот выедет на дорогу, которая ведет прочь из города…

Как потом рассказали Эдуарду, на перекрестке улиц И. Харебова и Героев «Жигули» затормозил так, что из-под колес пошла пыль клубами. В нескольких десятках метров навстречу катился грузинский танк, а за ним шли солдаты с автоматами. Все это видели люди, которые сидели в подвалах пятиэтажек, стоящих вдоль дороги. Напуганные и дрожащие, они ладонями закрывали рты детей, а сами выглядывали в щели на улицу. Но сделать ничего не могли: ни крикнуть, ни выбежать на помощь. Всем хотелось жить.

На их глазах танк прямой наводкой выстрелил по «семерке». Снаряд пролетел насквозь и вышел через заднее стекло. Маирбег и его сын Аслан погибли на месте.

Говорят, девочка Дина была еще жива, когда несколько солдат подошли к машине, вытащили ее, тела брата и отца и дополнительно изрешетили их очередями из автоматов. Потом тела сложили друг на друга, облили соляркой и подожгли.

Все это время Эдуард был в Калининграде, не мог ни до кого дозвониться и думал, что его брат с детьми и стариком Зауром сидят в подвале. А сам Заур думал, что его сын и внуки выехали из города и спаслись.

Двое суток обгоревшие трупы родственников Эдуарда пролежали на дороге, подойти к ним было невозможно.

— О том, что Маирбег с детьми погибли, я узнал через пару дней, — вздыхает Эдуард. — Сразу собрал небольшую сумку, взял денег, сколько было…

Билетов на самолет во Владикавказ не было, все раскупили родственники погибших. Тогда Эдуард ночью полетел из Калининграда в Ростов. Там нашел первый автобус, который шел в сторону юга, и доехал до Кропоткина. Оттуда — на проходящем автобусе до Пятигорска. Дальше — на попутках до Владикавказа. Оттуда рано утром поехал на маршрутке в Цхинвал.

— До города было 70 километров, когда я стал ощущать признаки войны, — говорит Эдуард. — На обочинах стояли танки, военные машины. Чем ближе к Цхинвалу, тем страшнее. Ходили какие-то люди. Появлялись разбитые дома, а вдоль дорог лежали вздутые трупы лошадей и коров. Их убило кассетными бомбами… Свой цветущий город детства я не узнал. Многие дома выжжены дотла, я смотрел по сторонам и не мог поверить своим глазам. У разбитых домов сидели люди и смотрели в одну точку. Везде стояли танки, разбитые машины: «Жигули», «Нивы», УАЗики. Вдоль домов, многие из которых дымились, бегали обезумевшие собаки. Я зашел в разбитый дом, на обгоревшем полу лежали чьи-то останки…

«Это грузинам нужно устроить «чистое поле»

Рассказывает Цховребова Вера Михайловна, 1927 г.р., жительница Цхинвала, беженка из Горийского района Грузии:

— Я живу в доме престарелых. Во время страшных обстрелов в августе 2008-го года, мы собирались все вместе и садились на пол в холле — подвала в нашем здании нет. Дом престарелых находится прямо на окраине города и мы видели, как грузины заходили, как их танки стреляли по домам. Мы люди уже старые, что нам бояться за свою жизнь, ее-то осталось всего — ничего.

Но даже в старости они не дают мне покоя. Из-за них вся моя жизнь пошла наперекосяк, и теперь я без дома и без близких. Во время первой войны в 90-х они убили моего мужа, дочь. Пытались убить меня… Лишили дома.

Я была замужем за грузином. Мы жили в Гори. Когда все это началось при Гамсахурдиа, с нас потребовали, чтобы я сменила фамилию на Цховребашвили. Когда я отказалась, нас стали всячески оскорблять, издевались надо мной. Однажды муж не выдержал и вступился за меня. Тогда его поймали и вместе с еще восемнадцатью осетинами убили. Когда об этом узнала моя дочь, у нее помутился рассудок… Через несколько дней я нашла ее в канаве с разбитым черепом. Когда моего мужа убили, меня продолжали преследовать за то, что я осетинка. Грузинские экстремисты поймали меня, избили… Как сквозь сон, помню, что меня бросили в ледяную воду — они подумали, что я уже мертва. Но я немного умела плавать и как-то прибилась к берегу… Меня вытащили незнакомые люди, после чего я чудом как-то добралась до Цхинвала. Жила здесь в общежитии для беженцев. После всего пережитого мне уже трудно было самой со всем справляться и пару лет назад я перебралась в дом престарелых. И вот в августе я снова пережила этот, казалось бы, забытый страх… Дело не в Саакашвили, или другой личности. У них ненависть к осетинам на генном уровне, а потому ждать от грузин подвоха нужно всегда, даже с наступлением мира. «Гостеприимство» и эти их улыбки — все вранье. Они убаюкивают внимание, а потом со спины наносят предательский удар. Это им надо устроить «Чистое поле» за покалеченные судьбы на протяжении стольких лет.

«Детей зарезали на глазах у родителей»

…Они (журналисты канала «Звезда») подоспели почти точно к началу штурма… — вспоминает телеоператор Альгис Микульскис. — В сам город прорваться было уже невозможно и Жора Львов с Серёгой Назиулиным снимали первые минуты войны с близлежащей горки. Реактивные снаряды в шахматном порядке ложились на жилые кварталы… Залп одного «Града» — это сорок ракет примерно за тридцать секунд по площади в несколько гектаров. А «Град» там был не один. Плюс ствольная артиллерия… Сколько жителей Цхинвала сгорели, даже не успев понять, что происходит — неизвестно. Но говорят о двух тысячах погибших (включая военных). И это за два с половиной — три дня боёв…

Парни очень вовремя поняли, что надо уходить — всего через несколько минут после их отъезда с места съёмки, горку накрыло… На подъезде к Джаве остановились у небольшого магазинчика. И тут прилетел самолёт. Штурмовик СУ-25. Бомба сработала метрах в 50 от снимающего Жоры и здоровенный осколок камня прилетел ему в спину. Думали, оторвалась почка. Но всё обошлось. Только спина еще долго будет черного цвета…

…А в Цхинвале, после артподготовки, появились грузинская пехота и танки… Похоже, у них был приказ уничтожать всех, кто уцелел под снарядами. В городском морге ещё 11-го числа лежала молодая женщина, прижимающая к себе грудного младенца. Оба убиты одной очередью. Наши коллеги видели обезглавленную семью, сожжённых заживо

полуторамесячных детей… Многие грузины хорошо знали осетинский язык. Они-то и стучались в подвалы под видом «своих». А когда подвал открывался — забрасывали его гранатами… Раненых — в том числе и наших миротворцев — добивали. Некоторых сжигали, даже предварительно не умертвив. Беженцев, пробивающихся по единственной дороге к Рукскому перевалу с тоннелем, уничтожали с самолётов…

Прибыла очередная группа беженцев… Серые от усталости, пыли и ужаса… Возможно, когда-нибудь описанные нами «синхроны» этих людей станут не просто рассказами в телекамеру, а частью доказательной базы на процессе по делу о геноциде осетин…

Беременная женщина с двумя детьми, расстрелянная на улице…

Бабушка с внуком, убегавшая от танка и не сумевшая убежать…

Мать и дочь, изнасилованные и обезглавленные на глазах у главы семейства…

Пятеро ребятишек, зарезанные опять-таки на глазах у родителей…

Услышанное долго не укладывалось в голове. Зато, когда все же уложилось, с нашими душами — простите за пафос — что-то произошло. Чуть позже при виде трупов грузинских солдат мы не испытывали НИЧЕГО… При том, что все эти дни стояла жара, и мертвецы выглядели и пахли неважно.

Если кто-то скажет, что это не геноцид — тот пусть сам придумывает название происходившему…

Раненный Ацамаз умер в день своего рождения

Грузинская агрессия искалечила судьбы многих семей. Среди них соседи — семьи Тедеевых и Тадтаевых, которые живут в четырехэтажном доме № 124 по ул. А. Джиоева. В семье Тедеевых двое погибших: 22-летний Ацамаз и его бабушка, 75-летняя Тедеева-Кулумбегова Бабелина. Семья Тадтаевых лишилась главы семьи, Сергея — отца двух мальчиков, 7 и 8 лет, сотрудника милиции. Они были расстреляны грузинскими извергами 8 августа в с. Тбет.

Рассказывает очевидец убийства, супруга Сергея Алина Габараева:

— Тяжело вспоминать страшные события 8 августа. Я все еще не могу прийти в себя после случившегося в с. Тбет. Тогда я была в таком состоянии, что многого из того, что с нами случилось, уже и не помню. Накануне варварского нападения Грузии на Южную Осетию, днем 7 августа, мы с мужем съездили в Дзау навестить наших детей, которые находились у родственников. Уже с раннего утра 7 августа ситуация в республике стала накаляться. Грузины обстреливали Цхинвал и некоторые населенные пункты нашей республики. Я упрашивала мужа на ночь остаться в Дзау, но он был неумолим. В Цхинвал мы вернулись под вечер, детей оставили в Дзау. Когда в ночь с 7 на 8 августа грузины начали бомбить Цхинвал, мы, как и все соседи, спустились в подвал, где провели всю ночь. Утром послышался гул самолетов, мы подумали, что это российские истребители, обрадовались и вышли из подвала приветствовать их, махали им руками. В ответ самолеты стали нас обстреливать, мы поняли, что ошиблись и быстренько укрылись в подвальном помещении.

Вскоре узнали, что грузинские танки вошли в город. К нам поступила информация, что грузинские самолеты бомбят Дзау и села Дзауского района. Я пришла в ужас, ведь там находились мои дети. В это время наши соседи, братья Таймураз и Ацамаз Тедеевы, работавшие в силовых структурах, собрались вывезти свою маму Марину и бабушку Бабелину из города в с. Зар и вернуться обратно. Ацамазу кто-то из знакомых сообщил, что дорога в Зар свободна, грузины ее еще не заняли. Мы с мужем решили на своей машине выехать с ними, забрали с собой еще двух наших соседок, мать и дочь Тасоевых. Доехав до с. Тбет, заметили движение каких-то войск. Их было около 1000 человек. Было много бронетехники. Ацамазу показалось, что это наши войска, и он хотел выйти им навстречу. Как только он вышел, по нашим машинам открыли прицельный огонь. Мы пригнулись, съежились в машине, но Сергей, сидевший за рулем, сразу погиб. Его тело выпало из машины. Грузины не прекращали стрельбу. Не знаю, из каких орудий нас обстреливали, но я получила осколочные ранения, другие — и осколочные, и огнестрельные ранения. Мы вылезли из машины и лежали на земле. В машине, на которой ехала семья Тедеевых, от первой же пули погибла бабушка Бабелина. Пуля, попавшая в левый глаз, раздробила ей полголовы. Вышедший из машины Ацамаз получил тяжелые ранения и лежал на земле, в него продолжали стрелять. Его старший брат Таймураз, пытаясь его спасти, подполз к нему и накрыл своим телом, в результате чего сам получил множественные огнестрельные ранения.

Вскоре грузины подошли близко. Мать Ацамаза и Таймураза Марину, тоже раненную, грузины вытолкнули из машины. Они грубо обходились с нами. Все время смеялись, стреляли в разные стороны. Еще раз прострелили тело моего убитого супруга. Хотели добить и двух братьев, но их мать встала перед ними и умоляла пощадить сыновей. Она обращалась к ним на грузинском языке, говорила: «Неужели у вас нет детей, братьев. Пожалуйста, умоляю, не стреляйте больше в моих сыновей». Глядя на нее, грузины с ехидством улыбались. Толкая ногами двух братьев, лежавших на земле почти без сознания и истекавших кровью, они, усмехаясь, говорили ей, что ее сыновьям уже не выжить. Им доставляло удовольствие видеть нас окровавленными.

Я подошла к неподвижному телу моего Сергея и нагнулась перед ним, они на меня накричали, оттолкнули в сторону. Хотели раздавить его танком. Я встала перед ними, объясняя, что он и так уже мертв. Мать Ацамаза оттащила своего сына к оврагу, а Таймураза грузинские бандиты перетащили в центр дороги и хотели переехать танком. Я подошла к Таймуразу, встала перед ним, и стала просить их этого не делать.

Они хотели взять нас в заложники, ждали какую-то машину, которая должна была увезти нас в Грузию. Но нас спасло то, что они вдруг заторопились в город и оставили нас. Видимо, глядя на наше обессиленное состояние, думали, что мы не выживем.

Тяжелораненый Таймураз, истекая кровью, добрался до какой-то брошенной машины, подсоединил провода и завел ее. Мы все сели в нее, посадили и Ацамаза. Таймураз не мог двигать своими простреленными ногами, на газ нажимал палкой. Изнемогая, он сумел довезти нас до поста наших в с. Зар и сразу потерял сознание. В Зар нам оказали первую помощь. Состояние Ацамаза ухудшалось и его перевезли в Алагирскую больницу, но спасти жизнь Ацамазу не удалось. 9 августа, в день своего рождения, когда ему исполнилось всего-то 22 года, Ацамаза не стало…

«Грузины расстреливали детей как в тире…»

На подступах к Владикавказу текут два противоположных людских потока. У вырвавшихся из цхинвальского ада одежда пропахла гарью, в волосах — пепел. Они идут, шатаясь: старики в стоптанных тапках, женщины с разбитыми коленями, девочки-подростки, резко повзрослевшие за дни войны…

Навстречу беженцам тянется вереница добровольцев. Безусые юноши в ярких рубашках, седые мужчины в камуфляже. В руках — охотничьи ружья и автоматы. Через несколько часов президент Медведев объявит о прекращении операции по принуждению к миру — ополченцы об этом, естественно, не знают.

— Идем в Цхинвал по зову сердца, — говорит нам хмурый Сослан. — Где взяли оружие? — удивляется он нашему вопросу. — Вскрыли схрон, оставшийся со времен военных действий в 90-е годы.

Миловидная Альбина показывает нам пластиковые тапочки, в которых она прошагала по грязи несколько десятков километров. Ноги до колен у нее сплошь покрыты синяками.

Цхинвал она не покидала до последнего из-за младшего брата, что подался к ополченцам.

— На второй день обстрела мы услышали гул моторов, высыпали все на улицу, думали — российские танки идут нас выручать, — рассказывает Альбина. — Бабушки плачут от радости, дети ликуют. И вдруг в нашу сторону разворачивается башня танка, и грузины дают залп… Несколько человек остались лежать на земле, остальные кинулись в подвалы.

До нас как-то удалось дозвониться моей подруге, она сказала, что на наш район идет колонна бронетехники с многочисленной грузинской пехотой. Мы успели натянуть джинсы и помчались в сторону рощи. С нами рядом бежали миротворцы. У них не осталось патронов, но оружие они не бросили.

От военных мы узнали, что грузины, кося под местных ополченцев, натягивают на рукава белые повязки. А когда их принимают по опознавательному знаку в темноте за своих — открывают огонь на поражение. Их нельзя назвать мужчинами, им не знаком кодекс чести горца.

Мы миновали засады грузин только благодаря нашему проводнику, который хорошо знал местность. Но ниже нас, на склонах леса шли бои. Мы боялись звонить по сотовым, более того, отключили их. Военные говорили, что по сигналу мобильников грузины каким-то образом видят в нас цель и пускают снаряды.

Когда мы устраивали привал, женщин миротворцы сажали в центр, сами располагались по краям, прикрывали нас. Ребята-миротворцы рассказывали, что их расстреливали в упор. На руках у Саши умер друг от потери крови.

В Джаву мы вышли к пяти утра, а оттуда на самосвалах в Северную Осетию. …Несмотря на поздний час, в Республиканской центральной больнице во Владикавказе многолюдно. Люди сидят на лавочках, ступеньках приемного покоя. Протискиваемся сквозь толпу к спискам пострадавших, доставленных из зоны боевых действий. Прислонившись спиной к колонне, Таймураз закуривает и рассказывает:

— Бежали под бомбежками через лес. Рядом рвались снаряды. Жена упала: осколками рассечены были голова и ноги. Нес ее на руках километра три, потом вышел на дорогу, а там вереницей «скорые»… Последняя машина ее забрала — место было только на полу.

Таймуразу с женой удалось выжить. А его соседи Джиоевы так и остались все в старом «Москвиче» у сгоревшего дома. «Когда увидели на улице грузинские танки, за которыми шла пехота, — мы спрятались в подвале, а Аслан с семьей рванули к машине, решили скрыться, — вспоминает Таймураз. — Их расстреляли из автоматов в упор. Старенькая бабушка пыталась на заднем сиденье прикрыть телом трехлетнюю внучку. Девочка начала кричать, и ее хладнокровно убили…»

— Это люди? Это варвары! — вступает в разговор стоящая рядом 40-летняя Неля. — Мы из подвала видели, как грузинские войска гнали по улице, смеясь, трех подростков, мальчикам было от 9 до 13 лет. Как гусей гнали в западню, стреляя по ногам. А потом, когда мальчишки уперлись в стену дома, по ним открыли огонь, как в тире. Всех расстреляли.

Не может забыть страшную ночь и Степан Икоев из соседней мужской палаты. У прооперированного 25-летнего парня вся голова затянута в марлевую повязку, а рука в гипсе. На дороге они с матерью и отцом напоролись на засаду грузинских войск. Мужчины кричали: «Не стреляйте, мы мирные жители, у нас нет оружия». Ответом стала автоматная очередь. Женщина успела сделать шаг вперед, закрыла своим телом сына, сама рухнула замертво, а Степан, оглушенный выстрелами, упал в кусты.

— Я слышал, как ко мне подошли двое боевиков, один пнул меня ногой в живот, второй дал очередь из автомата, пуля ударилась о камень и отскочила в полуметре от моего лица, — вспоминает Степан. — Меня приняли за мертвого.

К ноге парня грузинские военные привязали гранату. Смертоносный заряд должен был взорваться, как только молодого человека кто-нибудь решил бы перевернуть с живота на спину.

— К счастью, у меня в кармане оказался перочинный ножик, мне удалось перерезать веревку. Я был ранен, брел по лесу как в бреду. Зарскую дорогу обходил стороной. Увидев вражескую бронетехнику, понял, что нахожусь в окружении. Прислонившись к поваленному дереву, впал в забытье. Только через сутки на меня вышли российские солдаты и отправили в больницу. Отца Степана ранило в руку и ногу, он проплутал в оврагах два дня.

Родственникам парня удалось найти и похоронить его мать. Гроб не достали. Женщину опустили в могилу, завернув в полиэтиленовый пакет. Степан в это время лежал на операционном столе.

— Я знаю, это мамина любовь спасла меня, не дала сгинуть в беспамятстве в лесу, — тихо говорит молодой человек.

Парень отворачивается к стене, плечи его вздрагивают.

Уже сейчас ясно, что многих погибших жителей Цхинвала и его пригородов опознать не удастся.

— «Град» бил, от домов одни воронки оставались. О зверствах грузинских войск должен узнать весь мир! — говорит нам 53-летняя Элина из женской палаты, чье лицо все покрыто кровоподтеками. — Эти нелюди знали, что мы прячемся от бомбежек в подвалах. Так они специально рвали гранатами трубы, мы три дня по пояс в воде стояли. Тех, кто выбирались на улицу, тут же убивали.

— С нами в подвале дети были, все молча терпели, — дополняет рассказ соседка по палате 32-летняя Инга. — Мы несколько дней ничего не ели. Пачка риса была на двадцать человек. Разжевывали сырые зерна, тем и жили.

Элина вспоминает, как грузинские военные поджигали гаражи, цинично расстреливали на кладбище надгробья. «Однажды грузины стояли совсем рядом, мы видели из подвала их желтые натовские ботинки. Они ругали нас — осетин — последними словами, что их землю захватили. Как только они ушли, мы выбрались и бросились в лес, там у соседа была старая машина „копейка“ спрятана. Неслись на всех парах, только молились, чтобы наша каракатица не сломалась. А потом попали под обстрел»… Элина потеряла сознание, очнулась только в машине «скорой помощи».

— Нам еще повезло, — говорит тихо Валентина, лежащая на соседней койке. — Брат рассказывал, что из соседнего села выдвинулось в ту страшную ночь человек восемьдесят, а вышли к Джаве только впятером. Сколько теперь придется по лесам останки людей собирать?

Инга, которую били ногами трое боевиков, говорит, что сейчас не может слышать грузинскую речь, ее начинает трясти, поднимается давление. «Была бы моя воля, я бы всех их уничтожила», — кричит женщина в запале.

«Я был уверен, что после такой бомбежки в городе живых не осталось…»

Рассказывает Гурам Сабанов, 49 лет, майор юстиции:

— В ночь с 7 на 8 августа, когда началась война, я был дома в с. Цунар (Хетагурово). Первые часы обстрела мы как-то терпели, но к пяти утра слышать «Град», даже сидя в подвале, было уже невыносимо. Утром 8 августа, приблизительно в 4.50, я взял своих родителей, жену, соседских женщин, хотел их отвезти в безопасное место. Посадил всех в машину, и мы поехали. Было темно, но на всякий случай я выключил фары. Когда выехали на трассу, там уже стояли грузины. Когда я понял, что это не наши бойцы, и решил обойти их по другой дороге, но, выйдя в центр села, я снова напоролся на грузин. Они пытались меня остановить, но я быстро развернулся и пытался по улицам села где-то куда-то нырнуть, однако грузинские танки стояли уже везде. Я снова напоролся на один из них. Дал газу, хотел отъехать назад, но грузины начали стрелять в воздух из пулеметов и автоматов. Я был вынужден остановиться. Вышел к ним, просил не стрелять, сказав, что у меня в машине только женщины. Меня бросили на асфальт, а за мной вытащили всех женщин из машины, моих старых родителей и… тоже бросили на асфальт. Меня обыскали, отобрали все документы, паспорт, удостоверение, вплоть до ручки. Один из военных наступил мне на руку, а у него на подошве оказались шипы, у меня потекла кровь. Я выдернул свою руку, грузинский солдат не удержался и рухнул на землю. Он вскочил и со своими дружками начал меня бить прикладами своих автоматов. Кстати, до нас там уже лежал Коте Мамиев, 28 лет, тоже из нашего села, уже избитый.

Нас двоих они забрали с собой, а женщин оставили. Они ходили по селу и кричали: «Вылезайте, подлые осетины!» Грузины пришли к нам через с. Авневи и остановились рядом с церковью Пресвятой Богородицы, и стали рыскать по улицам. В каждый дом заходили по 15 человек.

Нас довели до церкви на окраине села. Там грузины поймали еще Владика Джиоева, работника УВО, и Юрия Малдзигова, тоже из нашего села. В итоге, нас вчетвером посадили в грузинский «джип» вместе с охраной и куда-то повезли. Впереди ехали два танка, следом два БТР-а. С таким «кортежем» мы направились, как оказалось, в сторону Цхинвала. По дороге у с. Тбет мы видели «Газель». Люди, которые там сидели, были из села Тедеевых, что недалеко от с. Хетагурово. Около родника, в центре села, увидев грузинские танки, они выскочили из машины, пытаясь спастись, а грузины открыли по ним стрельбу. Целую семью расстреляли у нас на глазах. Бабушка и один из внуков были убиты сразу, но второй внук, ему не больше 20 лет, лежал, у него вся спина была разбита, весь в крови, он еще стонал: «Мама, мама». Вокруг лежали еще пять трупов, наверно, их расстреляли до того, как мы подъехали. Здесь поймали еще одного мужчину, Бориса, у него еще кафе было в с. Тбет, и посадили в другой «джип», но куда он потом делся, не знаю.

Грузинской пехоты было около 1500 человек, как минимум, это только те, которых я успел увидеть, много танков и БТР-ов. Казалось, они были везде, на каждом клочке земли в нашем селе и по дороге, пока мы ехали к городу.

В машине нам не разрешали двигаться, руки мы держали на затылке. К нашей колонне присоединились танки из с. Никози. Насчитал я около 20, но их было намного больше. Когда мы доехали до надписи «Цхинвал» у въезда в город, там где Дубовая роща, они убили Владимира Хубаева. У него рука была в кармане, солдаты на грузинском говорили ему, чтобы он вынул ее из кармана, а он грузинского не знал. Недолго думая, они сначала открыли огонь ему по ногам, а потом разрядили в него всю обойму пулемета. Было ему около 65 лет.

Потом они БТРом опрокинули надпись «Цхинвал», правда, она им не сразу поддалась. Но пока не сбросили, не успокоились. После войны мне запись показывали, как грузины сбрасывали эту надпись, и там я узнал «джип», в котором мы сидели.

Грузинские военные были похожи на каких-то зомби. Пули постоянно свистели со всех сторон, а они даже не пригибали голову. У них какое-то странное было поведение, на обкуренных походили. С ними были и украинцы, и какие-то люди, которые постоянно говорили на английском, наверное, американцы. Украинцы с нами разговаривали на русском, расспрашивали нас, где и кем мы работаем. Между собой же общались на украинском. Я служил в Полтаве и сразу узнал украинскую речь. Я также знаю грузинский и понимал все, что они говорили. А американцы всегда стояли отдельно, стояли как наблюдатели, и следили, что и как делают остальные. Негров я не видел, но эти были намного темнее, чем кавказцы, но светлее, чем негры, может быть арабы.

Грузинские военные были в полной экипировке, такое оснащение не то что мы, но и русские, наверно, не видели. Рации у них были на спинах, маленькие ящички, сбоку была кнопка, после нажатия на которую из-за спины вылетала антенна высотой до трех метров. Когда они перемещались в густой лесистой местности, они передавали координаты по рации в сторону с. Никози, наверное, у них там был командный пункт. И сразу же местность с этими координатами обстреливали из минометов, станков (станковых пулеметов — прим. ред.), БТР-ов. Разница цели не давала и 5 метров.

Над городом, начиная с поворота и по Дубовой роще грузины поставили свои танки в ряд, за танками — БТР-ы, за ними — пехота. Все они стреляли по городу. Пехота их работала по отрядам — одни спускались, стреляли, через некоторое время они возвращались, и их сменял второй отряд, рейд за рейдом. Приказы грузины исполняли четко, только и было слышно «батоно лейтенанто», «батоно сержанто». Отряды, которые спускалась в город, четко и слаженно сменялись другим отрядом, и так весь день. Когда они возвращались с ранеными, наготове стояли женщины — их врачи и медсестры с медоборудованием были на 15 «джипах».

Они возвращались злыми, ругались, что, мол, осетины стоят в окнах по четыре человека, и мы не сможем их выбить. То есть по разговорам выходило, что наши ребята стояли у входа в город по всему периметру и не пускали их продвинуться внутрь Цхинвала. Они вызвали на подмогу авиацию, и вскоре со стороны Никози прилетели два самолета. Нас высадили из машины и уложили на землю, чтобы мы не смотрели. Они бомбили район улицы Целинников, два раза над ним пролетели, сбросили бомбы и полетели дальше бомбить город. За самолетами следили, и туда, куда они сбрасывали бомбы, тут же грузины палили из танков, потом БТР-ов, за ними — всем, что еще у них было. Все стреляли туда, куда была корректировка.

Смотря на город с высоты, откуда его обстреливали и бомбили грузины, я был уверен, что в городе живых не осталось. Все горело, город был объят пламенем, дышать было нечем, стоял стойкий запах гари и пороха. Я был уверен, что камня на камне не осталось в городе после таких бомбежек. Но наши парни выживали и не давали врагу свободно ходить по городу. Когда все стихло после войны, я не мог поверить, что столько людей осталось в живых, даже некоторые дома целыми остались.

Вскоре появилось еще два самолета, и те тоже прошлись по городу. За ними прилетел еще один, но когда прилетел этот последний, смотрю — с севера летят два самолета, я обрадовался и тихо говорю другим пленным: «Это наши, русские, летят», а они мне в ответ: «Да какие русские, они нас опять предали, как и в 1991 году, когда вывели советские войска». Грузины тоже удивились, мол, с чего это их самолеты с севера залетели, и укрылись в Дубовой роще.

Самолеты пролетели над нами и полетели в сторону села Кехви, сбросили там бомбы на грузинские войска. Грузины подумали, что бомбы сбросили на город. Вылезли обратно из леса и закричали радостно: «Чвени эреба» — «Это наши». А русские самолеты тем временем сделали круг над городом, вернулись к нам и разбомбили грузинские позиции. Один из грузин, который лег рядом с нами, был убит, остальные 15, что стояли ближе всех, тоже повалились, двое или трое только смогли спастись. Мы остались без охраны и, воспользовавшись суматохой, отбежали в сторону кустарников и там залегли. Мы остались живы, потому что лежали, только одного Джиоева нашего ранило в голову и руку, мы разорвали ему сорочку, перевязали раны.

Когда закончили перевязку, огляделись и увидели, что грузины разбежались, кто в укрытие, кто куда. Один из грузинских солдат бегал, матерился и все кричал: «Где вы, осетины? Я хоть вас прикончу!» и палил в воздух. Но мы к тому времени спрятались за кустами, а то бы нас точно убили. Оставшиеся в живых грузинские солдаты бежали кто на уцелевших танках, кто на БТР-ах, остальные пешком, часть в сторону с. Никози, остальные в сторону с. Тбет. Единственно, чего я до сих пор не понимаю, зачем они нас забрали в плен, может быть в качестве живого щита?

Когда оставшиеся в живых грузины разбежались, мы тоже решили идти к своим… Оттуда мы через с. Ногкау добрались до с. Галуанта. Из леса мы видели, что на трассе несколько подбитых танков, рядом с которыми лежали трупы мертвых грузинских солдат. В селе нас приютили в одном доме, у них тоже грузины убили сына. Над с. Галуанта стояли три наших танка и стреляли по грузинам, пытавшимся подобраться к селу, прикрывая тем самым бежавшее население из сел в округе. Дальше люди через леса перебирались на Зарскую дорогу, в п.Джава. Все спешили — кто знал, сколько смогут выстоять ополченцы села? Вскоре появился над селом грузинский самолет, но он не успел полностью разбомбить село, как появился русский самолет. Завязался настоящий воздушный бой, люди выходили из домов и смотрели на то, что происходило в небе. Вскоре наш самолет сбил грузинский.

Когда мы добрались до Галуанта, то увидели в поле столько танков и техники, что наши глаза не могли все охватить, столько их было. Утром 9 августа мы вернулись обратно в Хетагурово. …А вскоре грузинские танки стали покидать свои позиции и уходить в сторону с. Авневи.

За эти дни столько смертей увидел, стольких детей и женщин они расстреляли, что, казалось, мне было уже все равно, убьют меня или нет»…

Погибли в результате артобстрела

В скорбном мартирологе жертв грузинской агрессии на Южную Осетию значатся не только отдельные граждане, но и целые семьи. Одной из таких погибших семей была семья Козаевых, которая жила по улице Геннадия Джабиева. Глава семьи, Альберт Козаев, был скромным и добрым человеком. Всю свою жизнь проработал фотографом. В советское время он трудился в фотоателье, а после развала СССР стал заниматься частной практикой. Его любимое место работы — Театральная площадь, где он фотографировал на фоне фонтана детишек. Вместе с ним жили его престарелая мать Мария Козаева, жена Бэлла и старший брат Ираклий.

В ночь с 7 на 8 августа, когда грузинская артиллерия обрушила на Цхинвал море огня, семья Козаевых пыталась спастись от снарядов. Но, как рассказали соседи, утром 8 августа семью Козаевых уже никто не видел. Они не успели даже выйти из дома. Артиллерийский снаряд разорвался прямо во дворе дома со стороны приусадебного участка. На бетонной площадке — огромная воронка. С одной стороны лежали Мария и Альберт, как будто мать пыталась закрыть своим телом сына от смерти. Жена Альберта Бэлла лежала у порога входной двери. Взрыв застал ее у самой двери. Судя по расположению тела, она, видимо, открыла дверь, и в этот момент упал снаряд. Как было видно по следам крови, после взрыва она была еще жива и пыталась выбраться из дома… Еще два снаряда, разрушив лестницу на второй этаж, разворотили кухню на первом этаже.

Брат Альберта, 62-летний Ираклий, который был тяжелобольным человеком, получил ранение ноги. Чудом оставшийся в живых, Ираклий несколько месяцев лечил рану ноги и даже смог некоторое время ходить. Родственники окружили его вниманием и заботой…

В эти кровавые августовские дни родственникам не оставалось ничего другого, кроме как временно похоронить семью Козаевых в огороде их дома. Как сказал один из родственников, «когда мы копали могилу в огороде, прямо над нами шло воздушное сражение». «Российский СУ гонял и в хвост и в гриву грузинский самолет. Зрелище было незабываемое, такое не часто увидишь. Невольно поймал себя на чудовищной мысли, что, поставив ногу на лопату, „любуюсь“ воздушным сражением в то время, когда рядом лежат три окровавленных покойника, к тому же родственники. Но на этой войне все, наверное, свихнулись, привыкнув к смерти. Мы копали могилы с ожесточением, кляня все и всех на свете»… Спустя несколько дней, семью Козаевых перезахоронили на городском кладбище.

«…Даже слез нет. Одна пустота… «

Рассказывает Аза Габараева, санитарка больницы:

— Начало войны застало меня в больнице, на дежурстве — я смотрела за больными. И пока война не завершилась, я была здесь постоянно, домой попала только 11 августа.

Начался обстрел города, потом огонь открыли и по больнице. Поступавших раненых мы спускали в подвал. Там и в коридоре на первом этаже уже поставили операционные столы. Но их не хватало. Когда обстрел ненадолго умолкал, раненых поступало очень много. Мы бежали наверх к входу и заносили их в укрытие. Когда я в очередной раз выскочила наружу, рядом разорвался снаряд и мне показалось, что в меня что-то попало, однако пронесло, только с тех пор я плохо слышу правым ухом.

Убитых было много. Они были всюду на полу в приемном отделении. Тела были окровавлены, многие с оторванными конечностями и развороченными внутренностями. Мне приходилось обмывать их и здесь, и в морге — туда тоже привезли много тел.

В морге было множество трупов и я там была одна. Страшно было не из-за трупов — их-то что бояться, а потому, что обстрел не прекращался. В морг попало два снаряда и я подумала, что так и останусь там. Морг стоит в стороне и никто не решался добежать туда под обстрелом. Там были тела женщин, стариков, мать с младенцем туда привезли, тела наших погибших ребят. Все тела в морге я обмыла, потом снова прибежала в приемное отделение. А там опять поступление трупов. А воды уже нет. Кровь приходилось просто вытирать. Это одно из самых кошмарных воспоминаний о войне — груды тел. Ты как в отключке. Вытираешь и вытираешь, и уже не понимаешь, кто это — женщины, дети, старики, парни молодые… Даже слез нет. Одна пустота…

Наши врачи делали все, что могли. Без еды и сна они постоянно оперировали, переходя от одного стола к другому. Были здесь и врачи, которые у нас не работают, но война застала их в Цхинвале и они пришли выполнять свой профессиональный долг. Они работали и работали. Нет слов, чтобы описать их помощь.

Кроме того, здесь было множество людей с окрестных домов, которые прятались в больничном подвале. Так мы все здесь и провели эти дни…