Граждане России в донецких СИЗО: необходимо ввести российские нормы

Проблема граждан России, в основном ополченцев, находящихся в донецких и луганских СИЗО, уже который год не сходит с уст местных правозащитников, регулярно пытающихся привлекать внимание то к одному, то к другому громкому делу. Конечно, тема преступления и наказания — очень сложная и с этической и с юридической точек зрения, но очевидно одно — каждому человеку должно быть доступно справедливое правосудие, что в ситуации неразвитой правовой системы и непризнанного статуса народных республик Донбасса становится проблемой. Решить ее предложил правозащитник, руководитель КПЦ «Война и мир» Андрей Седлов, который подготовил концепцию правовой и социальной поддержки осужденных и заключенных в ДНР, а также предложил синхронизировать законодательства ЛДНР с российским в этой области. Подробнее о своей инициативе и существующих трудностях он рассказал в интервью корреспонденту EADaily.

Опишите, пожалуйста, общую суть проблемы сидящих в донецких СИЗО граждан России?

Главная проблема заключается в том, что граждане Российской Федерации, приехавшие на территорию республик, оказались без правовой и социальной поддержки РФ из-за непризнанного статуса ЛДНР. Аналогичные проблемы возникают и у ребят из третьих стран, потому что они, не будучи гражданами ДНР или ЛНР, тоже не обладают всей полнотой прав в республиках. Ребята, проходящие здесь службу, оказываются без поддержки, так как механизмы социальной защиты военнослужащих до конца не проработаны. И у мирного населения, у приезжающих из России журналистов и волонтеров, могут возникнуть все те же проблемы. Существует множество правовых противоречий, и для того, чтобы эта система хоть как-то заработала, необходим закон, аналогичный российскому ФЗ-76 «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». Этот закон предоставляет возможность следить за тем, чтобы людей в заключении нормально кормили, оказывали им нормальную медицинскую помощь, чтобы соблюдались их права в суде, чтобы адвокатура могла спокойно работать.

Что у нас получается на практике сейчас? Местные адвокаты в силу того, что здесь они подвергаются определенному прессингу, не могут полноценно защищать граждан РФ, и российские адвокаты сюда приезжать тоже не могут, потому что здесь им банально не дадут поработать, так как за аккредитацию в ДНР нужно заплатить 50 000 рублей. Причем аккредитация требуется не только российскому, но и любому адвокату, не являющемуся гражданином ДНР. Даже если адвокат приедет из соседней ЛНР, он все равно должен будет заплатить эту сумму. В ЛНР ситуация чуть лучше, там достаточно быть просто зарегистрированным на территории. Поэтому мне в ЛНР разрешали выступать общественным защитником в до «ковидные» времена, а в ДНР я могу только консультировать того или иного местного адвоката, если дело касается вопросов, связанных с гражданами РФ.

За те два года, что я провел в Донецке, проблема вышла за пределы помощи ополченцам-гражданам РФ. Среди моих подопечных есть не только военнослужащие и бывшие военнослужащие, но и мирные. Есть еще один немаловажный момент, на котором мне хотелось бы сделать акцент — если действующий военнослужащий может рассчитывать на поддержку своего командования, то ополченец первой волны, а это 2014 -2015 годы, уже вообще никому не нужен. Командиров его уже давно нет — они либо уехали, либо погибли. Более того, нет уже тех подразделений, в которых он служил, да и сами эти подразделения оказываются нелегитимными, потому что тогда не существовало официальных корпусов. Эти подразделения, структуры народного ополчения, по факту приравнивают к бандформированиям, хотя они таковыми и не являются, и отсюда возникает еще целая череда проблем. Получается, что ополченцы не попадают и под действующий закон о соцзащите военнослужащих, потому что формально они не являлись военнослужащими. Россия же не может защитить их права, так как они находятся на территории непризнанных республик, где нет официальных представителей РФ. Получается некий замкнутый круг, серая зона, где эти люди оказываются брошенными. Поэтому мной и была предложена концепция, для развития которой я предложил создать рабочую группу, способную усовершенствовать существующее законодательство.

К вам прислушались? Кто то из представителей власти заинтересовался данным предложением?

Да, определенная работа идет, концепция была выложена в открытом доступе, и отдельные журналисты начали напрямую обращаться к главе Общественной палаты Александру Кофману, и, насколько я знаю, он заинтересовался моей инициативой.

Правда, что одна из основным проблем — затягивание судов? То есть человек может годами сидеть в СИЗО в ожидании рассмотрения своего дела?

Есть много правовых коллизий, законодательство нуждается в серьезной доработке, так как многие ребята сидят с 2015 года, сидят по пять- по шесть лет в ожидании рассмотрения своих дел и вынесения приговора. Сейчас ситуация ухудшилась в связи с ковидом — людей не вывозят на заседания, суды из-за этого начинают затягиваться еще больше. Не хватает залов и оборудования под видеоконференции, которые можно было бы использовать как альтернативу во время эпидемии.

Сколько, по вашим оценкам, в СИЗО в настоящее время находится людей с сомнительными обвинениями?

Если подсчитывать грубо, ориентируясь на момент 2019 года и только по гражданам РФ, то в СИЗО (я не беру лагеря, исправительные колонии, я беру только СИЗО) в Луганске и в Донецке находилось порядка 300 человек. Как минимум, две трети обвинений вызывают вопросы. Часть из них явно невиновны, часть выполняли приказы командования и, соответственно, тоже не могут быть признаны виновными, так как они руководствовались уставом, невольно оказываясь соучастниками преступлений. Конечно же, есть и виновные, но далеко не все.

Какие это в основном дела, какие статьи?

Самые разнообразные, начиная от бытовых драк. Идет военнослужащий в увольнение из зоны боевых действий, уставший, на негативе… А у многих ребят к тому же имеет место сильнейшая посттравматика, они нуждаются в отдыхе, но этого отдыха нет, и они в таком заведенном состоянии выходят в мир. Любое неверно сказанное в свой адрес слово такой человек воспринимает как агрессию и, соответственно, на агрессию отвечает агрессией. И вот здесь возникает проблема предотвращения подобного путем правильной реабилитации. Моя концепция предлагает механизмы решения этой проблемы. Если человек уволился, предусматриваются механизмы его трудоустройства и адаптации, причем не на словах, а на деле. Это могло бы помочь сократить количество правонарушений. Как известно, преступления всегда проще предупредить, чем потом расхлебывать их последствия.

Расскажите несколько случаев, примеров дел, которые вы ведете?

Я не буду сейчас называть фамилии, чтобы у ребят не возникло проблем, но в настоящее время я активно занимаюсь делом одного из россиян-добровольцев, которого обвиняют в побоях, приведших к смертельному исходу. Вы кстати присутствовали на его суде, когда были в Донецке. Это дело Максима. Пострадавший умер от травм, спустя сутки после потасовки с Максимом, хотя, согласно выводам судмедэкспертов и «скорой», человек с такими травмами умирает в течении 20 минут, а, исходя из дела, он поработал, выпил и лишь спустя сутки ему стало плохо. На мой взгляд, это классический случай, когда человеку навешивают чужие преступления. Есть другой сложный случай, когда боец находился на боевом дежурстве, где он должен действовать по уставу. Если ты находишься на передовой линии обороны и видишь, что в твою сторону кто-то выдвигается, то ты спрашиваешь «стой, кто идет», а дальше стреляешь на поражение, если человек не остановился. Когда ты стоишь на боевых, у тебя нет времени делать предупредительный выстрел в тот момент, когда на тебя наступает противник, тем более в ночное время. Что у нас произошло? Стоит боец на боевом дежурстве, он видит, что в его сторону движется какая-то тень, он не понимает, кто это, так как дело происходит ночью. Он, естественно, спрашивает, кто идет, но тень продолжает двигаться в его сторону. Он повторно задает свой вопрос, но не получает на него ответа и стреляет на поражение. В итоге оказывается, что это был его командир взвода, который, находясь в не совсем трезвом состоянии, почему-то без предупреждения решил прогуляться по передовой линии. В итоге бойца судят за то, что он выполнил требование устава. Сейчас по этому поводу тоже идет суд, ему вменяют умышленное убийство.

Ваши предложения будут касаться граждан третьих стран или только россиян?

Это касается всех, и не только граждан РФ, это проблема общая. Изучая все уголовные дела против ополченцев, я постепенно пришел к выводу, что требуется приведение законодательств ЛДНР к российскому, причем в рамках существующего законодательства, то есть для этого не нужно каких- то изменений, нужно просто решить пару косвенных моментов, позволяющих действующую систему адаптировать как к международным стандартам, так и, прежде всего, к российским. Почему я говорю о российском законодательстве? Потому что, во-первых, в российском праве это достаточно хорошо проработано. Я считаю, что во всем важно переходить на российские стандарты законодательства. Это необходимо еще и потому, что получивших российское гражданство людей становится все больше и больше. У нас в настоящее время имеет место патовая ситуация, когда граждане ДНР являются одновременно гражданами РФ, но не могут быть защищенными российским законодательством на территории ЛДНР, потому что нормы российского права здесь не работают. Это правовая коллизия, которую нужно решить.