«Наступают критические дни» — впереди новые выборы: Израиль в фокусе

Портал newsru.co.il опубликовал обзор политической ситуации в Израиле за неделю, подготовленный журналистом Габи Вольфсоном.

Вечером в среду, 19 августа, глава «Кахоль Лаван» Бени Ганц созвал срочное заседание фракции. Это был, судя по всему, худший день в короткой биографии коалиции Нетаньяху — Ганца. Законопроект об отсрочке принятия бюджета — последняя надежда на предотвращение роспуска Кнессета и объявление досрочных выборов — не был утвержден финансовой комиссией Кнессета, а депутаты от «Ликуда» и «Кахоль Лаван» на протяжении всего дня обменивались резкими выпадами. «Возможно, это последняя среда Кнессета 23-го созыва. Коалиция не может работать идеально, но должен быть какой-то минимум нормального функционирования. То, что происходит сейчас, — не может продолжаться. Выборы — это ужасно, но то, что происходит сейчас, — еще ужаснее», — заявил высокопоставленный представитель «Ликуда».

В ответ в «Кахоль Лаван» перешли в наступление. «Наступают критические дни. Нетаньяху вполне может, исходя из своих личных интересов, потащить нас всех на выборы», — сказал Бени Ганц на ночном заседании фракции. «Все должны понимать, что ничего не изменилось с момента формирования нынешней коалиции», — добавил глава «Кахоль Лаван».

Критические дни действительно наступают, и распорядок этих дней прост. Если до полуночи понедельника, 24 августа, Кнессет не утвердит законопроект об отсрочке принятия госбюджета, в стране будет объявлены очередные досрочные выборы. Не нужно вотума недоверия, не нужен закон о роспуске Кнессета. Достаточно провести еще четыре дня в пустых препирательствах, и мы отправимся на выборы.

Для того, чтобы законопроект был утвержден, за него сначала должна проголосовать финансовая комиссия Кнессета. По неофициальной информации, ее заседание возобновится утром в воскресенье, 23 августа. Формально есть достаточно времени. Но неизвестно, есть ли желание это время рационально использовать.

Утверждение законопроекта напрямую связано с тем, удастся ли «Ликуду» и «Кахоль Лаван» прийти к соглашению по вопросам, действительно занимающим премьер-министра Биньямина Нетаньяху: о назначении глав правоохранительной системы. В этом вопросе по-прежнему нет продвижения, несмотря на то, что обсуждаются различные компромиссные предложения. Продвижения нет в первую очередь потому, что, судя по всему, и этот вопрос вторичен для Биньямина Нетаньяху. Глава правительства до сих пор не ответил сам себе: хочет он или не хочет идти на выборы уже в ноябре?

Ни у одного человека в политической системе нет сомнений в том, что стратегическое направление Нетаньяху — выборы. Вопрос лишь в том, когда их спровоцировать. Опросы общественного мнения, опубликованные после подписания соглашения с ОАЭ, вселяют в премьер-министра определенный оптимизм. Тенденция обвала, характеризовавшая последние недели, сменилась стабилизацией, а в некоторых опросах даже небольшим ростом «Ликуда» вообще и правого лагеря в частности. Шанс на формирование коалиции 61 без НДИ по-прежнему реален.

Но есть и нюансы, останавливающие Нетаньяху. Прежде всего — отношения с ультраортодоксальными партиями. «Яадут а-Тора» требуют перевода 400 миллионов шекелей на йешивы в обмен на поддержку законопроекта о переносе окончательной даты утверждения бюджета. Удовлетворение этого требования означает еще одну «монетку» в копилке авторов кампейна «Еш Атид». Если требование будет отклонено, то, видимо, мы идем на выборы, и картина, которая сложится после них, весьма туманна. Никто не гарантирует Нетаньяху, что расклад останется таким же удовлетворительным, как сегодня. Еще менее очевиден ответ на вопрос, как поведут себя политические игроки после выборов.

Нафтали Беннет имеет очень мало причин хранить политическую верность Биньямину Нетаньяху. Глава правительства сделал все от него зависящее, чтобы политически уничтожить главу «Ямины». (Помимо прочего, об этом можно прочитать в материалах «дела 4000».) Нетаньяху, безусловно, приложит все усилия к тому, чтобы нанести удар по растущей популярности Беннета. Но тем не менее «Ямина» может заметно усилиться. Беннет вряд ли решится пойти на союз с Яиром Лапидом, ибо таким образом он закроет себе навечно путь в канцелярию премьер-министра в качестве представителя национального лагеря. Но его требования будут заоблачны, и у Нетаньяху не останется выбора. Зимой 2019 года он дал Беннету, возглавлявшему партию с семью мандатами, портфель министра обороны, когда лишь замаячила угроза того, что Беннет пойдет с Ганцем. На сей раз цена будет значительно выше. Ультраортодоксы не скрывают, что устали от занятости премьер-министра собой. Более полутора лет они терпеливо ждали утверждения госбюджета, чтобы вывести свои учебные заведения из кризиса. Если Нетаньяху отправит нас на выборы, не утвердив бюджет, это может стать той каплей, которая переполнит чашу терпения Лицмана и Гафни. Последний никогда не скрывал, что готов обсуждать любые коалиции, в которых интересы харедим будут соблюдены. Мало кто уважал эти интересы более, чем Нетаньяху. Так было много лет до недавнего момента. Пойдут ли ультраортодоксы так далеко, чтобы разорвать союз с Нетаньяху ради союза с Лапидом? Сомнительно. Они просто могут никого не порекомендовать президенту, лишив тем самым Нетаньяху права первой руки при формировании коалиции. А это уже совсем другая игра.

Яир Лапид понимает это, и не случайно мы почти не наблюдаем его выпадов против ультраортодоксов. Глава оппозиции фокусирует критику на премьер-министре, с остальными пытается налаживать отношения. Не удивлюсь, если перед скорым Йом Кипуром он позвонит одному из ультраортодоксальных лидеров и предложит примирение.

Ничто из этого не секрет для Биньямина Нетаньяху. Дилемма, стоящая перед ним, реальна и содержит множество факторов, в том числе не политических. Одним из таких факторов является публикация «Едиот Ахронот», согласно которой юридический советник правительства Авихай Мандельблит не будет требовать от Нетаньяху временно сложить полномочия на период суда. Позиция юридического советника правительства безусловно повлияет и на решение суда, которому предстоит рассматривать апелляцию с требованием вынудить Нетаньяху сложить полномочия.

Все упомянутые и не упомянутые факторы имеют отношение в первую очередь к интересам премьер-министра. Очень мало отношения они имеют к интересам государства и его граждан.

Ганц является почти сторонним наблюдателем политического процесса. Он может соглашаться на предложения Нетаньяху, отвергать их. От этого зависит лишь повод, который Нетаньяху придется использовать, если он решит повести нас на досрочные выборы. От Ганца в этом отношении не зависит ничего.

Ближайший уик-энд даст ответ на вопрос о намерениях премьер-министра. Через несколько дней Кнессет может быть распущен. На момент написания этих строк никто в политической системе не знает, каким будет решение Биньямина Нетаньяху. «119 не хотят выборов, а один еще не решил». Вот уже полтора года эта фраза не теряет своей актуальности. (newsru.co.il)

Газета «Еврейский Мир» опубликовала интервью, которое взял журналист Ян Смилянский у экс-председателя Кнессета Израиля, ныне главы Минздрава Юлия Эдельштейна.

15 лет назад был осуществлен план Ариэля Шарона по размежеванию с Газой и ликвидации находившегося там блока еврейских поселений Гуш-Катиф. Одним из наиболее активных противников ухода Израиля из Газы в те дни был Юлий Эдельштейн. Мы попросили его вспомнить о происходившем в те дни.

— Я хорошо помню, как в тот день стоял на первом этаже Кнессета, когда ко мне подошел кто-то из депутатов и сказал: «Только что Шарон выступал по радио и сказал, что у него есть план одностороннего ухода из Газы». Помню, как я ответил: «Да не может этого быть!» — сказал Юлий Эдельштейн в интервью «Деталям». — Но спустя два или три часа состоялось заседание фракции «Ликуда», на котором выяснилось, что Ариэль Шарон в самом деле это сказал. По окончании заседания я вышел в коридор и в сердцах довольно громко сказал сам себе: «Это — тот день, когда мне хочется уйти из политики!» Фраза была услышана, и потом в интервью журналисты самых разных СМИ спрашивали меня, действительно ли я собираюсь оставить политическую жизнь. А я отвечал, что эта была первая реакция, душевный порыв. Но когда я стал ее обдумывать, то понял, что сейчас, наоборот, не только нельзя уходить из политики, а нужно сделать все, чтобы организовать противодействие этому плану! Сделать все, чтобы не допустить его осуществления…

— Как развивались события после того, как Шарон объявил о своем плане?

— В первые дни после этого многие депутаты «Ликуда» находились в состоянии полного шока, замешательства. Затем началось разделение — на тех, кто решил поддержать план ухода из Газы, и его противников. Первыми с открытой резкой критикой одностороннего размежевания выступили два министра — Узи Ландау и Натан Щаранский. Затем я, Гилад Эрдан и Эхуд Ятом собрались в доме последнего и решили объединить депутатов для противодействия этому плану. Так появились «бунтовщики» — группа депутатов, для которых размежевание было категорически неприемлемо, и которые создали своего рода внутреннюю оппозицию в «Ликуде». Всего в группу вошло 13 из 40 депутатов фракции. Но, помимо этих 13, были еще и сочувствующие — те, кто не решился войти в группу, но поддерживали нас во время голосования.

— А почему вы были против этого плана? Ведь многие и до Шарона говорили, что в Газе нам делать нечего. Может, стоило его обдумать? Ведь в этом плане было и что-то положительное…

— Я изначально понимал, что попытка — вот так, одним ударом — разрубить этот гордиев узел, обречена на полный провал. Было совершенно по-детски думать, что если мы закроем глаза, то Газа исчезнет и вместе с ней — все наши проблемы. Было очевидно, что такая страусиная политика лишь усугубит эти проблемы, превратит сектор Газа в нашу постоянную головную боль. Так оно, собственно говоря, и произошло.

Я помню, как политики и журналисты смеялись над нами, когда мы говорили, что из-за этого ухода ракеты будут падать на Ашкелон. Они называли нас глупцами, оторванными от реальности. Мы и в самом деле были глупцами, но лишь в том смысле, что не могли даже представить, что под ракетными обстрелами окажется не только Ашкелон, но Беэр-Шева, Ашдод, Ришон ле-Цион, Тель-Авив… Мы были тогда большими оптимистами. Но все наши прогнозы в итоге сбылись.

— А можно ли было остановить план Шарона? И если да, как вы сегодня объясняете, почему это не получилось?

— Я и сегодня думаю, что это было возможно, поэтому накануне праймериз в «Ликуде» всегда призываю членов партии голосовать за будущих депутатов с открытыми глазами, выбирая тех, в чьей верности идеологии они действительно уверены и кто сохранит эту верность до конца. Вспомните: Шарон тогда был настолько уверен в своей непобедимости внутри «Ликуда», что согласился на проведение партийного референдума по своему плану. Эта форма не очень принятая, но тем не менее вполне законная и существующая в разных странах. По всем тогдашним прогнозам, он должен был с большой помпой этот референдум выиграть, а мы, «бунтовщики», — с треском его проиграть. Накануне референдума тележурналистка Рина Мацлиах пришла на заседание нашей группы, чтобы сделать репортаж, и закончила его такими словами: «Это — не те люди, которые смогут в эту ночь потревожить сон Ариэля Шарона». Но в итоге, как известно, мы выиграли референдум со счетом 60:40. Это была удивительная победа. Это и есть ответ на ваш вопрос. Если бы тогда депутаты «Ликуда» приняли итоги референдума и потребовали от премьер-министра того же, все могло пойти по-другому. Но я до сих пор помню, как некоторые депутаты (часть из них уже ушла в мир иной, и я не хочу тревожить их память) выговаривали мне за то, что я пытался на этом настоять. Обвиняли в том, что я иду против решения премьера и фракции. Затем было найдено объяснение для продолжения выполнения плана: дескать, результаты референдума ни к чему не обязывают, сам референдум имел не решающее, а лишь совещательное значение и т. д. И в результате все депутаты, кроме «бунтовщиков», пошли за Шароном. Но если бы в «Ликуде» нашлись еще хотя бы 4−5 депутатов, заявивших, что они уважают волю рядовых членов партии, направивших их в Кнессет, — тогда, возможно, никакого отступления из Газы не случилось бы.

— Намерения Шарона вызвали волну демонстраций протеста по всей стране. Чем они схожи с сегодняшними и чем отличаются?

— Разница есть, и существенная. Демонстрации 2005 года преследовали предельно конкретную политическую цель: предотвратить размежевание с сектором Газа. Часть демонстрантов, действительно, требовала сменить Ариэля Шарона на посту премьера, но исключительно законным путем, на выборах — за резкое нарушение собственных предвыборных обещаний, а отнюдь не потому, что Шарон им просто не нравился. Причем обратите внимание: большинство участников этих демонстраций составляли как раз те, кто голосовал за Шарона. Участники демонстраций против размежевания тоже нарушали закон. Потому что, когда люди ложатся на автотрассу и перекрывают шоссе, это нарушение закона. Но делали они это несколько иначе, чем сегодня: подростки дожидались, когда зажжется красный свет светофора, и тогда высыпали на шоссе. То есть своими действиями они не подвергали опасности жизни людей. И я, в отличие от некоторых своих соратников, никогда не спорил с тем, что речь идет о нарушении закона, за которое должно последовать наказание. Но вопрос в том, каким должно быть такое наказание. Это может быть штраф, исправительные работы, но ведь тогда заговорили о том, что за участие в подобных акциях протеста следует чуть ли не сажать в тюрьму на пять лет. Судебная и правоохранительная системы вели себя в те дни куда жестче, чем сегодня. Я уже не говорю о том, что в стране была создана самая настоящая атмосфера преследования противников размежевания. Хорошо помню, как мой сын и его сверстники после участия в одной из демонстраций захотели поесть пиццу и их не пустили в торговый центр только потому, что они были в оранжевых майках.

Хочу подчеркнуть: участники тех акций никогда не были замечены в каких-либо насильственных действиях против полицейских или военнослужащих. В этом нас не может упрекнуть никто. Хотя атмосфера преследования противников плана Ариэля Шарона и уже бывших поселенцев Гуш-Катифа сохранялась еще долго. Этим людям нередко отказывали не только в полагающейся им помощи, но и в решении простых бытовых вопросов, связанных с самыми насущными нуждами.

— Вы лично участвовали в акциях протеста?

— Да, разумеется, постоянно. Если не во всех, то уж точно в большей их части. Как депутат Кнессета, я стоял обычно не в толпе, а находился на трибуне, но безусловно был частью этого протеста и чувствовал себя «одним из…». Так, во время массовой демонстрации в Кфар-Маймоне мне, Эфи Эйтаму и еще десятерым депутатам пришлось встать стеной между демонстрантами и надвигавшейся на них колонной полицейских и пограничников, чтобы предотвратить возможное насилие. В последние месяцы перед сносом поселений я переехал жить в одно из них — в мошав Гадит, где мне выделили маленький домик. В этом мошаве жили очень теплые люди. Большинство из них переселились в Гуш-Катиф из городов развития, были очень далеки от политики и сосредоточены в основном на своем хозяйстве и своих семьях. Поэтому, когда меня приехали навестить Натан и Авиталь Щаранские и мы вместе с Натаном пришли в субботу в синагогу поселка, все были очень удивлены: неужели они такие важные люди, что политиков интересует их судьба?!

К чему я все это говорю? Я из тех людей, которые не любят бурного проявления чувств. Обычно я в такие проявления просто не верю, мне кажется, что речь идет о своего рода театре. Но в тех людях не было и тени актерства. Я видел, как они плакали, обнимая те деревья, которые посадили и вырастили, — и это был уже совсем не театр, а самая настоящая человеческая трагедия без тени фальши. Это была вечная боль любого крестьянина по земле, в которую он вложил силы и душу, и ее невозможно было придумать и сыграть. Я видел, как они почти до последнего дня производили посадки новых деревьев, веря, что все еще можно предотвратить…

Потом было 9 Ава 2005 года. Снос поселений, как известно, начался на следующий день, 10 Ава, и в день разрушения Храма было ясно, что ничего изменить нельзя. Стояла страшная жара — и мои соседи на этой жаре, соблюдая пост, собирали вещи. Так как у меня вещей было немного, то я сидел возле своего домика, постился и наблюдал за происходившим. И вдруг сын соседей, молодой парень, подошел ко мне и со слезами на глазах спросил: «Юлий, но почему? За что?! Для чего?!». А у меня не было ответа на эти вопросы.

У меня нет на них ответа до сих пор.

— Некоторые лидеры поселенческого движения говорят, что одностороннее размежевание можно было предотвратить, если бы противодействие не было столь мирным. Дескать, окажи тогда его противники силовое сопротивление армии и полиции, операцию по сносу поселений свернули бы, и именно так следует действовать в будущем…

— Не думаю. Не верю, что это помогло бы. Я вообще не верю в эффективность насилия, которое порождает обычно лишь еще большее насилие. Но во что я действительно верю — это в то, что, если бы жители Ашкелона, Ашдода и других городов поняли тогда, что уход из Газы ставит под угрозу их собственную безопасность, и десятки тысяч из них тоже вышли бы на дороги, чтобы перекрыть путь к Гуш-Катифу — вот тогда все могло, и в самом деле, пойти иначе. Но сейчас об этом рассуждать бессмысленно.

— Вы немало сделали, чтобы помочь бывшим жителям Гуш-Катифа получить положенную им помощь. А также для прекращения уголовных дел, возбужденных против участников акций протеста…

— Я начал вплотную заниматься этим уже в ходе выселения, после того как ко мне обратился депутат Цви Гендель, который сам был жителем Гуш-Катифа. Он рассказал, что нарушаются данные этим людям обещания, попираются их элементарные права, касающиеся получения компенсации, получения жилья и т. д. «Как ты понимаешь, я не могу с этим бороться, так как скажут, что я выбиваю деньги для себя», — сказал Гендель. Я был тогда членом законодательной комиссии и старался продвигать интересы выселенцев, координируя одновременно свои действия с финансовой комиссией. Права этих людей, в самом деле, были нарушены. Могу сказать, что в итоге они так и не получили всего, что им было положено и обещано. Не были восстановлены порушенные Шароном общины, а для них это было очень важно. Да и на то, чтобы добиться амнистии для участников протеста, ушло несколько лет.

— Недавно вы заявили, что подобное разрушению Гуш-Катифа никогда больше не повторится. Но откуда такая уверенность? Разве исключено, что к власти придет правительство, которое выдвинет новый подобный план — на этот раз в Иудее и Самарии? Да и нынешнее правительство вполне может принять решение о сносе отдельных поселений…

— Давайте скажем честно: в 2005 году у нас не было большинства в народе Израиля. Многие были тогда ослеплены и верили в целесообразность плана Шарона. Сегодня тоже находятся люди, продолжающие талдычить, что это был правильный шаг, но подавляющее большинство народа уже осознало его гибельность и вряд ли согласится на повторение чего-то подобного. Отсюда — моя уверенность. (mnenia.zahav.ru)