Хроники «страны 404»: школьный апартеид по-украински

Президент Украины Владимир Зеленский подписал закон о школьном образовании. Если его не пересмотрят — Украина встанет в один ряд с Южной Африкой времён апартеида, оккупированной нацистами Чехией 1939−1945 годов и Испанией времён диктатора Франко. К нормам, принятым в современной Европе, куда так Украина стремится, данный закон не имеет никакого отношения и полностью им противоречит.

13 марта Владимир Зеленский завершил процесс почти полной украинизации образования, запущенный ещё его предшественником Петром Порошенко в 2017 году. Верховная Рада приняла документ 327 голосами ещё 16 января, и вот президент поставил под ним свою подпись. Правда, «Оппозиционная платформа — За Жизнь» собирается оспорить документ, да и внутри самой правящей фракции «Слуга народа» раздаются голоса за пересмотр закона. Но пока что он принят и подлежит исполнению.

Согласно документу, вводится три модели изучения украинского языка в школах для представителей других народов. Первый, мягкий — для тех, кто «не имеют государства, которое бы этот язык защищало и развивало». По факту речь идёт о малочисленных сегодня на Украине крымских татарах. Теперь крымско-татарские школьники (прежде всего в Херсонской области) смогут учиться в школе на родном языке с «основательным изучением украинского». То есть, они в иерархии стоят после природных украиноязычных.

Пониже стоят те, кто учится в школах, где преподают на языках государств Евросоюза. Здесь речь идёт о венграх, румынах, словаках и немцах Закарпатья, румынах Черновицкой области, поляках в ряде центральных и западных областей, болгарах Одесской области, греках. Под эту категорию смогут попасть и школы для молдаван Черновицкой и Одесской областей, если языком обучения в них объявят не молдавский, а румынский.

Дети-носители языков ЕС будут учиться на своём языке в начальной школе. Начиная с 5 класса, 20% предметов они станут изучать по-украински, и к 9 классу их доля достигнет 40%. В старших классах доля предметов, которые должны изучаться на государственном языке, достигнет минимум 60%. Высшее образование на этих языках получить будет нельзя. То есть, венгерский университет в закарпатском Берегово придётся или украинизировать, или закрыть.

Наконец, для всех остальных предусмотрены ещё более жёсткие условия. На деле «все остальные» — это миллионы русскоязычных школьников, ибо никаких иных «других школ» на Украине отродясь не имелось. Учиться по-русски дети смогут только в начальной школе, а уже в 5 классе 80% предметов им станут преподавать по-украински. И уже с нового учебного года все русские школы на Украине подлежат превращению в украинские. О вузах и говорить нечего.

Излишне говорить, что население ДНР и ЛНР, где украинской языковой среды (если не считать суржик в некоторых сёлах) нет и в помине, не захочет возвращаться в состав Украины при подобном раскладе. Пыткой такие условия станут и для школьников Харькова, Одессы, Днепра (Днеропетровска), Запорожья, где украиноязычной среды почти нет. Даже в Киеве и большинстве областных центров Центральной Украины она не является преобладающей.

Документ критиковали не только в России. Он вызвал недовольство в целом ряде стран ЕС — Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии, Греции, а также в Молдавии. Дальше всех идёт Венгрия, которая блокирует диалог Украина — ЕС и Украина — НАТО. Венецианская комиссия Совета Европы тоже дала понять, что подобные нормы нарушают права человека. Ещё бы — европейские нормы предусматривают предоставление языку меньшинств официального статуса, если число его носителей в определённой местности составляет 20% и более.

Сравнения напрашиваются самые неприглядные. Например, с ЮАР в 1948—1989 годов, где действовали законы апартеида. Там тоже существовала «иерархия прав». На вершине пирамиды находились африканеры, ниже стояли другие белые. Ещё ниже располагались мулаты (цветные) и индийцы. Наконец, негритянское большинство было просто политически бесправным. Но даже они на специально отведённых территориях (бантустанах) имели право учиться на родных языках.

Украинский закон можно сравнить с нормами, которые действовали в оккупированной нацистами Чехии в 1939—1945 годах. Там немецкие власти протектората Богемия и Моравия закрыли все чешские высшие учебные заведения. Количество школ с обучением на чешском сокращали каждый год, а приём чешскоязычных детей в немецкие школы и гимназии ограничивали. Часть предметов в школах для чехов тоже надлежало преподавать по-немецки. Но даже здесь возможностей учиться на родном языке у чешских школьников было больше, чем на современной Украине.

Нечто похожее можно наблюдать в той части Словении, которую в 1941 году оккупировала Италия. Там даже чиновники могли общаться с местным населением по-словенски, а в школах тоже класс от класса росла доля обучения на итальянском. Хуже было только чехам из Судетской области, полякам из Гданьска и Познани, словенцам из областей, присоединённых к Рейху. Они даже начальных школ не имели, их обязывали учиться по-немецки.

Из более поздней практики вспоминается режим диктатора Франсиско Франко в Испании. Он также закрывал каталонские, баскские и галисийские школы, вводя полную кастилизацию образования и всей официальной жизни. Несмотря на его лютый антикоммунизм и антисоветизм, членство в западноевропейских организациях с подобными законами ему было заказано. Такой подход породил множество проблем, с которыми Испания не может справиться до сих пор.

Если говорить о современной Европе, то здесь в чистом виде украинским путём пошли только Латвия и Эстония, где русскоязычное образование или уже убрали совсем, или готовятся упразднить. Даже в Литве (пока) хотят ограничиться нормой в 60% предметов для русских и польских школ. В Хорватии сербским детям разрешается учиться в школе на кириллице — хотя многим хорватам подобное сильно не нравится.

Что касается закарпатских венгров, то они могут сравнить своё положение со Словакией и Румынией. В обеих странах ситуация с венгерским меньшинством остаётся острой. Несмотря на отсутствие официального статуса, словацкие венгры могут получить даже высшее образование на родном языке. В Румынии венгерский язык ограниченно используется на официальном уровне, но учиться по-венгерски местные мадьяры имеют право.

В Германии государство прямо финансирует сербо-лужицкие, датские и фризские школы. В Италии жители Южного Тироля могут учиться по-немецки, а Валле-д-Аоста — по-французски. В Великобритании валлийский язык носит в Уэльсе официальный статус. Сколь бы ни не нравилось каталонцам их положение, но каталанский язык (равно как и баскский с галисийским) имеют в ряде областей Испании официальный статус. В Нидерландах фризский язык носит официальный статус в провинции Фрисландия.

Образцом решения языкового вопроса могут считаться Швейцария и Финляндия. В первой есть три государственных языка, хотя свыше 70% коренного населения говорят по-немецки. Ретороманский носит статус официального. В Финляндии шведский является родным всего для 6% населения, но он имеет официальный статус. В Швеции финский язык не имеет столь высокого статуса, но на местном уровне его разрешается официально использовать.

Потому неудивительно, что недовольство украинским законом проявляют не только в России, но и в странах Евросоюза. Если они и имеют отношение к европейской действительности, то только к Европе 1920−1940-х годов, и исключительно к диктаторским режимам. Но скорее они напоминают гремучую смесь южноафриканского апартеида, законодательство оккупированной нацистами Чехии и Испанию времён Франко. Гремучую, ибо бесконечно терпеть подобное бесправие люди не станут.

Вадим Трухачёв, политолог, доцент РГГУ