Афганистан — снова ключ «Большой игры» и «Большого передела»

С середины 17 века геополитические расклады в Центральной Азии были примерно ясны: с севера Россия, с востока Китай, с юга Персия, с запада, из-за Каспия — защитница тюрок и суннитов Турция. Сегодня ситуация удивительным образом повторяется, но как и тогда «черным лебедем» в нее ворвался Афганистан. Без понимания движущих сил истории страны с этой «птицей» не справиться.

В 1747 году вспыхнула яркой звездой отделившаяся от Персии афганская империя Дуррани, но быстро погасла в междоусобных и трех последующих англо-афганских войнах. Так здесь появился новый игрок, и почти на весь 19 век и начало 20-го Центральная Азия стала полигоном т.н. «Большой игры» — соперничества между Российской и Британской империями. И всё это время ключом соперничества оставался Афганистан.

«Игра» закончилась Англо-русской конвенцией 1907 года и присоединением к России всей Центразии до Памира, Кушки и Копетдага, а также северной половины Ирана в виде сферы влияния. Британия получила в сферу влияния Афганистан, юго-восток Ирана и неявный отказ России от Тибета. Это был редкий случай, когда российский генералитет открыто выступил с критикой правительства. Военных возмутило то, что граница, которую Россия закрепила, и так была уже почти бесспорной, в то время как Британия в южном Афганистане крепко завязла. Лучшей в стратегическом плане границей военные видели хребет Гиндукуш, разрезающий эмират с востока на запад.

Все же такой исход «Большой игры» можно было бы считать победой России, если бы он не был закреплен в договоре, оформившем создание Антанты. Т. е. если бы России не пришлось ради этих приобретений стать союзником Британии. Напомним, на передачу России Константинополя и проливов Британия согласилась только в марте 1915 года, уже в ходе Первой мировой войны. Ни на какие заморские колонии, из-за которых сцепились Британия и Германия, Россия не претендовала. Да, свою роль сыграла зависимость от французских займов и многие другие факторы, но получается, что в фатальную для себя войну Россия ввязалась из-за нескольких долин Памира, оазиса Пенде вокруг Кушки и, в случае гипотетического раздела Персии — за право встать русским сапогом в пыльной пустыне в 350 верстах от Индийского океана. Так борьба за Центральную Азию стала одной из причин гибели Российской империи.

Афганистан же с начала 1920-х годов занял на международной арене удивительную нишу. Страна с полунатуральным хозяйством умудрилась наладить ровные отношения с СССР, Западом (включая и Германию 1930-х), с исламским миром. Удалось гармонизировать межэтнические отношения. Политическую и военную верхушку составляли пуштуны, несмотря на то, что после англо-афганских войн большая часть этого народа, а также родственных белуджей оказалась в границах Британской Индии, позднее — Пакистана. И какими бы дружественными ни были отношения с Исламабадом у того или иного правительства в Кабуле, эту границу (т.н. «линия Дюранда») Афганистан не признаёт до сих пор. В то же время, вторым государственным языком был признан дари (фарси-кабули, кабульский фарси, говор, мало отличающийся от тегеранского и еще меньше от душанбинского) — родной язык большинства населения северного, центрального и западного Афганистана: не только таджиков, но и хазарейцев (некогда тюрко-монголов), многих узбеков (практически все они владеют дари наравне с родным) и даже пуштунов-дуррани западных провинций. Это основной язык Кабула, бизнеса, культуры.

Страна медленно, но открывалась миру. Недавно группе афганских подростков показали фотографии одного города: чистые улицы, витрины бутиков, женщины, одетые по европейской моде, группа девушек в джинсах и юбках выше колен. Подростков попросили сказать, какой это, по их мнению, город. Город они назвать не смогли, но уверенно заявили: «Америка!». Это был Кабул. Да, непоследовательные и ограниченные реформы почти не касались 90% сельского населения, процветала коррупция, духовенство было недовольно тем, что его медленно, но настойчиво отстраняли от сферы образования, а король Мухаммед Захир Шах слишком часто летал в Москву, чтобы просто поохотиться с Леонидом Ильичом Брежневым. Однажды на всё это наслоились несколько лет засухи, заморозков и неурожая…

Мнение о том, что разрушение Афганистана началось с Саурской (Апрельской) революции 1978 года, устроенной Народно-демократической партией (НДПА), ее последующего раскола и вмешательства СССР, не совсем верно. У Афганистана тоже была своя «Февральская революция» — свержение короля его двоюродным братом Мухаммедом Даудом в июле 1973 года. Но революция побеждает только при одном «маленьком» условии: если все получают всё. Хотя бы временно. «Свободу, равенство и братство», «Землю крестьянам, заводы рабочим, мир народам», «Кружевные трусики Евросоюза», на худой конец (какая страна, такая и революция). Иначе несбывшихся надежд народ не простит, а контрреволюция — самый мягкий вариант выхода из кризиса, увы, и самый редкий. Более распространенные: жестокая диктатура или чехарда «революций», гражданских войн, интервенций. Дауд, естественно, хотел остановиться на диктатуре, но получилось второе. Страна пошла вразнос и пребывает в нем уже 40 лет.

Вывод советских войск после девяти с небольшим лет участия в войне в Афганистане (декабрь 1979 — февраль 1989) привел в конечном счете к победе моджахедов в апреле 1992 года и к новой войне уже между победителями, в результате чего был разрушен Кабул, ранее почти не пострадавший. Едва помирившись, «старые моджахеды» решили проводить многовекторную внешнюю политику, налаживая отношения со всеми соседями, с Западом, даже с Россией и, что особенно раздражало Пакистан — с Индией. В сентябре 1996 года в результате стремительного наступления Кабул был взят отрядами нового, созданного в Пакистане движения Талибан**.

Гневное осуждение мировой общественности вызвало уничтожение талибами в марте 2001 года гигантских статуй Будды в горах Бамиана. Их не остановило даже мнение ведущих исламских богословов о том, что существование статуй не противоречит требованиям ислама, поскольку здесь и сейчас эти изображения уже не являются «идолами», объектами поклонения. Кроме того, как заметил один из профессоров Университета аль-Азхар в Каире, своим решением о разрушении статуй талибы заявили, что в предыдущие 1200 лет в Афганистане якобы был какой-то «неправильный ислам». И, конечно, преступлением Талибана* стало предоставление убежища Усаме бен Ладену, ответственному за террористическую атаку на США 11 сентября 2001 года.

Но тогда же Талибан* допустил еще одну ошибку, на которую мало, кто обратил внимание, но которая могла закончить историю Афганистана вообще. Талибы провозгласили пушту, язык 35% населения страны, единственным государственным. Дари этого статуса был лишен. Картину дополнили изгнание чиновников-северян, переселение пуштунских племен на север и открытый геноцид шиитов-хазарейцев. К 2001 году гражданская война в Афганистане приобрела явные черты межэтнической и межрелигиозной. Столетиями складывавшаяся нация оказалась на грани раскола. Сыграв на националистических чувствах талибов (в подавляющем большинстве пуштунов), Исламабад попытался так решить проблему «линии Дюранда» — афгано-пакистанской границы: «Мы признаем весь Афганистан страной пуштунов, вы отказываетесь от претензий на пуштунские районы Пакистана». Почти «европейское» представление о нации, не считая методов «национального строительства».

В октябре 2001 года началась военная операция международной коалиции во главе с США против движения Талибан*. Через месяц с небольшим «Северный альянс» (таджики, узбеки, хазарейцы) очистил от талибов весь север страны и Кабул. В ходе освобождения были отмечены многочисленные случаи убийств пленных талибов, давления и насилия в отношении пуштунского населения в целом.

Известно, что в соответствующих структурах коалиции рассматривались несколько вариантов де-факто или де-юре раздела Афганистана, как способа окончательного решения афганской проблемы и умиротворения этого региона. Но кажущаяся легкость окончательной победы (талибы были дезорганизованы и временно почти прекратили сопротивление) сделала раздел неактуальным. Сыграли свою роль и другие факторы. Против возможной дезинтеграции Афганистана резко выступала Индия. Что интересно, Пакистан относился к такой перспективе двояко. С одной стороны, образование в южном Афганистане этнического пуштунского государства поставило бы вопрос о присоединении к нему территорий Пакистана, населенных пуштунами и белуджами. С другой стороны, и целостный Афганистан несоизмеримо слабее Пакистана в военном и экономическом отношении, зависит от его инфраструктуры, поэтому Пуштунистан неизбежно превратился бы в «суверенный», но протекторат Пакистана.

Еще одна причина отказа от раздела Афганистана — опасения США, что северный Афганистан попадет в сферу влияния Ирана. Опасения беспочвенные, поскольку местные таджики — сунниты, и языковое единство перед этим фактором отступает. О чем свидетельствует, кстати, резкое охлаждение отношений между Ираном и Таджикистаном в последнее время. Афганские узбеки в значительной мере ориентируются на Узбекистан и Турцию. Безусловно тяготеют к Ирану только хазарейцы-шииты центрального Афганистана, те самые, которые сегодня сражаются в Сирии за иранское гражданство. Но в 2001 — 2002 годах США не слишком вникали в эти тонкости. Как сказал один американский дипломат российскому: «Я консультировался. Различия между суннизмом и шиизмом в богословском плане не больше, чем между католиками и англиканами».

Но, возможно, главной причиной отказа от раздела стал общий подход США к «разрешению» межэтнических конфликтов: «Объединяй и властвуй». Играя на противоречиях насильно удерживаемых вместе общин и не давая им возможности искать свой путь. Как бы парадоксально это ни звучало, такой подход — не противоположность, а разновидность знаменитого британского «Разделяй и властвуй». Возможно, боснийские сербы, хорваты и мусульмане нашли бы формы цивилизованного взаимодействия, если бы их четверть века не удерживали в рамках полумертвой конфедерации, всё это время навязывая сербам чувство вины «за геноцид в Сребренице» (см. «„Мягкая сила“ геноцидов»). Так или иначе, но США решили снова слепить афганскую нацию. И вполне в этом преуспели: сегодня боевики Талибана* и даже «Исламского государства"** действуют уже во многих северных провинциях, причем, это не пуштуны, а местные уроженцы.

Есть достаточно свидетельств того, что Джордж Буш-младший, несмотря на свой анекдотический имидж, уже в середине 2000-х понял, что в Афганистане что-то пошло не так, но под бравурные отчеты Пентагона смог спихнуть проблему президенту-демократу Бараку Обаме. Лауреат Нобелевской премии мира даже довел численность контингента международной коалиции до 135 тысяч человек (90 тысяч — от США). Но и ликвидация Усамы бен Ладена в 2011 году на территории Пакистана не скрыла от СМИ того, что в самом Афганистане войска коалиции уже по нескольку раз «окончательно» освобождают одни и те же поселки и города. Это напоминало Вьетнам. 44-й президент США заявил о выводе войск. Разумеется, в связи с приближающейся «победой над терроризмом». Окончание вывода было назначено сначала на конец 2014 года, затем — 2015-го и 2016-го. За эти годы Обама сократил контингент до 11 тысяч, но оставил доделать дело (и получить лавры лузера) своему преемнику, будь то демократ или республиканец.

45-й президент США Дональд Трамп, похоже, решил войска вывести, но по-своему. Еще недавно талибы и игиловцы азартно истребляли друг друга, как только могут конкуренты. Сегодня часть талибов, например, «бригады Хаккани», уже сотрудничает с афганским ИГ*, а часть выжидает до взятия Кабула. Все последние годы российская дипломатия активно работает над недопущением союза двух группировок и старается побудить Талибан* к диалогу с Кабулом. Особого секрета из этого не делалось, да и невозможно было сделать. Но в прошлом году администрация Трампа громогласно обвинила Москву в поставках оружия талибам. Уровень аргументации своих подозрений буквально на днях, 23 марта, в очередной раз продемонстрировал командующий силами США в Афганистане генерал Джон Николсон. В интервью ВВС он заявил, что сам видел в СМИ рассказы талибов, которым приносили оружие и говорили, что это оружие «русские передали».

В той же манере, что и в адрес северокорейского лидера Ким Чен Ына, президент США в августе 2017 года пообещал «искоренить терроризм в Афганистане», для чего нарастит американский контингент до 15 тысяч солдат. Причем, сообщил, что далее о росте контингента сообщаться не будет. Трудно поверить, что в США рассчитывали на какие-то иные последствия решения президента, чем те, которые последовали: Талибан* провел показательные атаки по всей территории страны. Столкновения с ИГ* вовсе прекратились. Если это еще не мир между двумя группировками, то негласный пакт о ненападении.

Остается присмотреться к конспирологической теории о том, что в этом и состоит «план Трампа»: примирить Талибан* с ИГ* и только после этого вывести войска, на десятилетия устроив «незаживающую язву» Китаю, России, Ирану, все более строптивой Турции и особенно Пакистану (традиционно дружественному КНР и еще больше отдаляющемуся от США по мере сближения Вашингтона и Нью-Дели).

На что при этом рассчитывают лидеры центральноазиатских государств, понять тем более сложно. Лихорадочные попытки наладить «диалог» с США и евроатлантическими структурами наводят на мысль о том, что они либо верят в возможность победы США в Афганистане, либо не понимают очевидного: лишившись Афганистана, США потеряют коридор в Центразию через Афганистан. Вряд ли Россия позволит США воспользоваться своей территорией и воздушным пространством. Еще меньше вероятность того, что американские и натовские войска пойдут в Центразию через Иран или Китай. Остается коридор через Южный Кавказ. При доброй воле Турции и Азербайджана. И если США, выйдя из Афганистана, решат защищать стабильность Центразии. А им это зачем?

Касайся дело только опасности с южного берега Амударьи, центральноазиатским лидерам следовало бы усилить сотрудничество с Россией, Китаем, Турцией и Ираном. При поддержке двух последних в северном Афганистане вновь крепнут военные и политические силы, стремящиеся покончить с «афганским периодом истории». Желающие снова стать таджико-узбекской Бактрией, частью «Шелкового пути». Иранская железная дорога дошла до Герата и планируется далее — к Мазари-Шарифу, Термезу, Душанбе, китайскому Кашгару. А на пути — провинция Бадгиз с талибами. В большинстве, как было сказано, местными, но все равно, «принесенными» с новыми и новыми витками войны из-за хребта Гиндукуш, из Пуштунистана. Но по какой-то причине лидеры Центральной Азии считают себя самостоятельными игроками, решающими судьбы региона. Видимо поэтому они приняли решение надеяться на Запад.

Борьбу за передел сфер влияния в Центразии, начавшуюся с распадом СССР часто называют «Новой Большой игрой». Она длится почти 30 лет, что с учетом «ускорившегося» времени уже соизмеримо с той первой, 100-летней игрой. И она заканчивается: внешнего игрока — США или «коллективного Запада» вместо Британии — не будет. Точнее, его роль ограничится осуждением с разных трибун оставшихся игроков. Ими же будут те, кто был до начала 19 века: Россия, «с дуру» ушедшая за Урал и Иртыш, Китай, Иран, Турция. А также Пакистан. И играть они будут не по предлагаемым им сегодня правилам. Они не будут защищать, холить и лелеять центральноазиатские режимы. «Незаживающей язвы» на десятилетия не будет, Сирия это показала.

Спокойная реакция игроков на «афганские хитрости» Трампа и удивительно спокойная реакция России на евроатлантические метания центральноазиатских лидеров, подсказывают, что игроки, если и не оформили свои виды на Центразию «на бумаге», тем не менее, уже имеют общее представление о принципах решения проблемы. Вероятно, в политический лексикон могут войти такие понятия, как «линия Байконур — Балхаш» (см. «Олимпиада по новейшей истории для Нурсултана Назарбаева») или «граница по Гиндукушу» Южного и Северного Афганистана — Пуштунистана и Бактрии.

Альберт Акопян (Урумов)

* Террористическая организация, запрещена в РФ

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ