Мухиддин Кабири: Количество недовольных в Таджикистане растет с каждым днем

Партия исламского возрождения Таджикистана объявлена на родине экстремистской и террористической организацией. Однако попытки Душанбе обложить ПИВТ «красными флажками» на международном уровне пока безрезультатны. Во всяком случае, Запад пока считает ПИВТ беспрецедентной организацией, опровергающей тезис о несовместимости ислама и демократии. В интервью корреспонденту EADaily лидер ПИВТ Мухиддин Кабири делится своими оценками и видением ситуации в Таджикистане.

Как бы Вы охарактеризовали положение в Таджикистане в настоящий момент?

В последние два года Таджикистан резко сменил тему развития страны. Теперь во главу поставлено не социально-экономическое развитие, а сохранение стабильности и безопасности. Власти сами поняли, что обещать народу уже ничего не могут, поскольку исполнить обещания не в состоянии. И без того обещано много. Поэтому они решили сменить тему. Сегодня их главный месседж населению — сохранить стабильность и безопасность. А такой подход развязывает им руки, в первую очередь, спецслужбам и силовикам. Общая риторика властей за последние два года и в ближайшие несколько лет будет посвящена борьбе с терроризмом, экстремизмом. При этом экономическая ситуация с каждым годом ухудшается, а новая стратегия позволяет властям парировать обвинения в ухудшении социально-экономического положения населения. Этот подход властей рационален, особенно с учетом того, что тема безопасности поддерживается и Китаем и Россией.

Есть информация, что на границе Афганистана с Таджикистаном собралось большое количество недовольных граждан республики. Это бывшие члены вашей партии, ваши сторонники?

Эти люди не имеют никакого отношения к ПИВТ. Я бы не рассматривал их, как особую угрозу. Те люди, которые находятся в Афганистане или на Ближнем Востоке, сами по себе особую опасность не несут ни для Таджикистана, ни для региона. Опасность в том, что у них много сторонников и сочувствующих внутри Таджикистана. И количество недовольных людей с каждый годом растет. Основная опасность заключается в этом, а не в группе вооруженных людей в Афганистане или на Ближнем Востоке, которые могут угрожать Таджикистану. Я думаю, что Таджикистан и его основные партнеры по региону, а также Россия, Китай и другие способны отразить любую атаку. Проблема же заключается в том, что внутри самого региона все кипит. Тут ни армия, ни полиция не помогут. Потому что такой конфликт будет носить другой характер, особый.

Куда делись ваши сторонники? Не все же покинули страну?

Кто смог, выехал в Европу, Россию, другие страны. Еще в октябре 2015 года мы объявили о прекращении деятельности внутри Таджикистана. Сегодня никто не имеет права говорить, выступать от имени ПИВТ, а если кто-то и использует название партии, то он не имеет никакого отношения к нам. Таким образом, мы обезопасили многих наших сторонников. Но власти по-прежнему, по имеющимся данным, продолжают преследования бывших членов партии, их родственников, хотя и обещали никого не трогать, если мы объявим о прекращении деятельности. Мы свое слово держим и прекратили деятельность не только в Таджикистане, но с учетом реалий — и на всем постсоветском пространстве. Но репрессии против бывших членов ПИВТ, их близких не прекращены — людей сажают по другим статьям, не за участие в нашей партии, а за то, например, что, якобы, являются салафитами или состоят в других запрещенных движениях.

Но за рубежом вы работаете?

Конечно. Я не скажу, что все мигранты, которые находятся в Европе, состоят в ПИВТ. Нам удалось реорганизовать партию за рубежом. Мы открыли 5 бюро — в Варшаве, Берлине и Вене, и еще в двух регионах ЕС. Мы будем работать в области прав человека, СМИ, по миграционным вопросам. Нас уже начали признавать за рубежом.

Как власти Польши, Германии, Австрии относятся к деятельности ПИВТ в их странах?

Очень спокойно. Западноевропейские государства знали о нашей партии давно, а теперь они располагают полной информацией о ПИВТ. Отмечу, что до подавления нашей партии в Таджикистане, представление о нас было поверхностным. В той же Польше, например, до позапрошлого года. Даже дела таджикских беженцев, членов ПИВТ серьезно не рассматривались. Существовал некий стереотип, что за исключением Чечни, все другие мигранты с Кавказа и стран Центральной Азии — экономические мигранты. Теперь представление изменилось. Европа поняла, что, в частности, в Таджикистане есть более чем серьезные проблемы. Это одна из причин того, что к нашей деятельности ни у кого нет никаких претензий.

В Европе, в России поднимается война исломофобии, главным образом — из-за совершенных терактов и преступлений. Вы на себе ощущаете это?

Как мусульмане, мы на себе это чувствовали и чувствуем. Есть некое настороженное отношение к мусульманам в целом и к исламу, в частности. Но дело в том, что в Польше больше косо поглядывают на выходцев из Ближнего Востока и Северной Африки, а не на мусульман из бывшего СССР. Они считают, что «советские мусульмане» ближе к ним, чем мусульмане Ближнего Востока. И даже когда я встречался с польскими экспертами, они сказали, что сейчас идет дискуссия между Польшей и ЕС по вопросу принятия мигрантов. ЕС давит на все страны, чтобы каждая страна, входящая в союз, взяла на себя ответственность за мигрантов. Польша и государства Восточной Европы сопротивляются, они не хотят увеличивать прием мигрантов с Ближнего Востока и Северной Африки. Некоторые эксперты предполагают, что ради некоего соглашения с ЕС страны Восточной Европы будут принимать мигрантов из стран Центральной Азии и других регионов, и отказываться от людей с Ближнего Востока. Мы со своей стороны делаем все, что можем, чтобы сгладить негатив. Наша задача сегодня намного шире, чем чисто оппозиционная или политическая деятельность. В своих офисах мы открыли департаменты по работе с мигрантами, занимаемся образованием наших людей, участвуем в налаживании контактов с местными органами и местными жителями.

Президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев посетил все страны региона, кроме Таджикистана. Говорят, что визит готовится, но когда он состоится — не известно. На ваш взгляд, в чем причина того, что глава Узбекистана не торопится в Таджикистан?

Думаю, что основная причина прохладных отношений в личностях. 90 процентов проблем Таджикистана при узбекском президенте Исламе Каримове не имели отношения ни к узбекскому, ни к таджикскому народам, а вытекали из сложных отношений глав государств. Со смертью Каримова часть проблем отпала, но жив Эмомали Рахмон и другая часть проблем остается. Поменяются личности — поменяются и отношения. Уйдет Рахмон, изменится отношение Душанбе не только к Узбекистану, но и к многим другим странам и международным организациям.

А если власть перейдет от Рахмона к сыну, о чем говорится в обществе вполне откровенно?

Систему менять очень сложно. Но личность играет важную роль. Какой бы крепкой не была система, личность, особенно на Востоке, играет очень важную роль. Многие говорили, что после ухода Каримова выстроенная им система еще долго просуществует, потому что ее очень трудно демонтировать. Но жизнь показывает, что это не совсем так, и, будем надеяться, что Шавкат Мирзиёев продолжит свою линию — за год в Узбекистане многое поменялось. Что же касается Таджикистана, то даже при переходе власти от одного члена семьи другому, многое все равно изменится, т.к. у нового руководителя не будет тех комплексов, которые есть у нынешнего. Будущее поколение хочет управлять страной, в которой есть стабильность, внутренняя гармония. Новое поколение хочет созидать, тогда как нынешняя власть хочет сохранить то, что имеет, создает видимость какого-то развития. Любое изменения во власти в Центральной Азии ведет к улучшению.

В чем заключаются интересы Саудовской Аравии в Таджикистане, в регионе в целом?

В первую очередь, это конкуренция и соперничество с Ираном. Такие государства, как Таджикистан, станут жертвой этой конкуренции или извлекут выгоду. Все зависит от случая и от конкретной ситуации. Хасан Рухани, президент Ирана, не отличается щедростью, он больше сконцентрирован на внутренних проблемах своей страны, в отличие от предшественника Махмуда Ахмадинежада, который раздавал деньги, начиная от Венесуэлы и заканчивая странами Центральной Азии. Кое-что тогда и Таджикистану перепало.

Рухани — очень прагматичный лидер, и как только денежный ручей иссох, президент Таджикистана стал менять отношение к Ирану. Ему выпал очень удобный случай — пользуясь тем, что я находился в Иране в визитом, он обвинил Тегеран в недружественной политике и начал разворот. Если действительно мой визит стал причиной ухудшения отношений, то Рахмон должен был быть последовательным и раскритиковать, например, Малайзию, где я тоже побывал с визитом и принимали меня на более высоком уровне, чем в Иране. В Иране во время конференции состоялось простое рукопожатие аятоллы Хаменеи со всеми гостями мероприятия, в том числе и со мной. Ничего более, только фотография эта попала на страницы газет… Я во многих государствах бываю, но недовольство Рахмон выразил только в отношении Ирана, и нот никому больше не пишет.

Ваше участие в конференции ОБСЕ в Варшаве может повлечь закрытие миссии ОБСЕ в Таджикистане. Власти уже предупреждали о таком сценарии, правда, не связанном конкретно с вами, а в целом на почве недовольства деятельностью этого института.

Я не знаю, насколько институт ОБСЕ важен для Таджикистана. Но Таджикистан имеет значение для ОБСЕ. Потому что это государство является членом организации. Я не думаю, что дело дойдет до закрытия офиса ОБСЕ. Это очень интересная организация, в которой соседствуют такие разные государства как Таджикистан и Швейцария — в алфавитном порядке английского языка. И все говорят на одном языке о демократии, верховенстве закона, правах человек. Но каждый по-своему понимает этот язык. От закрытия офиса в Таджикистане, ни Европа, ни Таджикистан, ни ОБСЕ ни в чем особо не проиграют. Просто такими действиями таджикская власть еще раз покажет отсутствие в своем арсенале иных аргументов, кроме как репрессии. Единственный ее аргумент — это сила и запреты.

Центральноазиатская редакция EADaily