Левое движение на постсоветском пространстве: ошибки и перспективы

Результаты выборов в Госдуму, а именно — уменьшение представительства КПРФ, не сумевшей воспользоваться благоприятной для левых сил социально-экономической конъюнктурой, дает повод поговорить о ситуации, сложившейся с левым движением на постсоветском пространстве.

Результат КПРФ вдвойне обиден, если принять во внимание, что российские левые должны, теоретически, стать авангардом всех левых движений на территории СНГ — напомним, что лидером СКС-КПСС, федерации коммунистических партий на постсоветском пространстве, считающей себя прямой наследницей КПСС, является Геннадий Зюганов. КПРФ может сетовать на то, что новая система выборов с одномандатными округами размыла электоральный ресурс оппозиционных партий, однако факт налицо — результат, по сравнению с выборами 2011 года, заметно ухудшился.

Невозможно не признать, что левое движение на постсоветском пространстве пребывает в системном кризисе, притом далеко не первый год. В этом году определенный шанс исправить ситуацию имеет лидер проевразийской «Партии социалистов Республики Молдова» Игорь Додон, баллотирующийся на пост президента. Но есть несколько «но».

Прежде всего, Додону будет недостаточно набрать простое арифметическое большинство голосов — куда важнее защитить результаты голосования. В 2011 году Додон не смог защитить результаты волеизъявления граждан, уступив должность мэра (примара) Кишинева румыно-унионисту Дорину Киртоакэ, на которого работал административный ресурс.

Во-вторых, совершенно не факт, что Додон, придя к власти, будет проводить социально ориентированную внутреннюю политику и проевразийскую внешнюю. Наглядный пример — молдавские коммунисты во главе с экс-президентом Владимиром Ворониным (лишившимся должности после погромов 7 апреля 2009 года в Кишинева), выступающие откровенными сателлитами компрадорских проевропейских партий.

Впрочем, если в Молдавии левые обладают определенными перспективами прихода к власти, а также имеют значительное представительство в национальном парламенте, то в других странах постсоветского пространства положение дел левых сил куда более удручающее.

В Белоруссии левые силы представлены всего восемью депутатами в парламенте и не обладают сколько-нибудь значимым политическим влиянием.

В Казахстане в сентябре прошлого года была запрещена Коммунистическая партия Казахстана.

В Киргизии некогда влиятельная Коммунистическая партия Кыргызстана практически полностью утратила электоральные позиции, отказавшись баллотироваться в местный парламент прошлой осенью.

В Узбекистане коммунистическая партия запрещена, потому вынуждена существовать в подпольных условиях.

Не лучше обстоят дела в соседнем Туркменистане — коммунистическая партия официально не зарегистрирована, а ее лидер Сердар Рахимов с 2002 находится в под арестом по обвинению в организации покушения на экс-президента Сапармурата Ниязова.

В Таджикистане компартия находится под давлением президента Эмомали Рахмона и представлена в парламента всего двумя депутатами.

В Закавказье — Грузии, Армении, Азербайджане — коммунистические партии выдавлены в маргинальное поле, соответственно не имеют ни единого представителя в местных парламентах.

Наиболее показательная история краха коммунистов продемонстрирована на примере КПУ — Коммунистической партия Украины. Если в конце 20 — начале 21 века КПУ была ведущей парламентской силой страны, то после государственного переворота 2014 года партия была запрещена. Над активистами среднего и низового уровней проводились внесудебные расправы, а в отношении ряда руководителей высшего звена ведется уголовное преследование.

Отметим, что КПУ в значительной степени посодействовала легитимации майданного режима, когда, во-первых, не сдала депутатские мандаты, продолжая изображать буржуазную законность (вроде голосования за Александра Турчинова на должность так называемого «исполняющего обязанности президента»), а во-вторых, приняла участие в президентских и парламентских выборах в условиях заработавшего на полную мощность самовоспроизводящегося маховика репрессий против левых, антифашистских и пророссийских сил. Настоящие коммунисты обязаны были, если не партизанить против майданного режима, то, как минимум, стать авангардом акций массовых протестов, а не пытаться договариваться за сохранение своих активов и подавать апелляции в подконтрольные власти суды об отмене постановлений о запрете партии.

Помимо КПУ, на Украине есть еще целый ряд партий левого толка («Союз Левых Сил», «Социалисты», «Прогрессивная социалистическая партия Украины») — однако они предельно маргинализированы, а их немногочисленные уличные акции сопровождаются нападениями радикалов-ультранационалистов.

Совсем недавно ветеран украинской политики Александр Мороз заявил о желании вернуться в политическую жизнь страны, зарегистрировав левоцентристскую партию «Правда и справедливость». Однако Мороз, экс-руководитель почившей в бозе Социалистической партии Украины, принадлежит к той когорте «нафталиновых» политиков, которые сумели серьезно дискредитировать левое движение Украины. На протяжении политической карьеры Мороз умудрялся демонстрировать чудеса политической эквилибристики, вступая в альянсы как с националистами-«евроинтеграторами», так и с представителями крупного капитала, опиравшегося на пророссийскую риторику.

Если говорить о причинах, как левые силы на постсоветском пространстве «дошли до жизни такой», то следует выделить как внешние неблагоприятные условия, так и системные ошибки самих левых движений.

Что касается внешней среды, то по левым силам крайне чувствительно ударила волна декоммунизации, захлестнувшая постсоветское пространство в 1990-х, когда дорвавшиеся до власти вчерашние секретари Компартии начали клеймить «преступное советское прошлое». Понятно, что правящий класс заинтересован в максимальной дискредитации оппонирующих политических сил, в чьих программах записаны пункты о справедливом распределении общественного продукта.

Но и системные ошибки левых сил сыграли не меньшую роль в падении их политического веса. Прежде всего, постсоветские коммунисты заметно обуржуазились, предпочитая подыгрывать крупному капиталу, конвертируя ностальгию за советскими временами в реальные материальные блага, которые сосредотачивались в руках партийной верхушки. Верхушки, которая стала «страшно далека» не просто от народа, но и от среднего и низового звена собственных партий, где действительно хватает идейных активистов.

Вместе с тем, постсоветские левые продемонстрировали ограниченность политической мысли, предпочитая апеллировать к социокультурным архетипам советской эпохи, что спустя два десятилетия после распада Союза не воспринимается значительной частью общества.

Таким образом, результаты деятельности левых сил на постсоветском пространстве за 25 лет чрезвычайно скромны. Тем не менее, в странах СНГ есть запрос на левые силы, которые обеспечат более справедливую политэкономическую систему. По всей видимости, дееспособные левые силы кристаллизируются только тогда, когда правящие партии станут жертвами политического банкротства в результате острых социальных, экономических и политических кризисов.