Удары дальней авиации ВКС России по террористическим группировкам в Сирии с базы на территории Ирана заставили западных политиков и экспертов взглянуть по-новому на ситуацию в Ближневосточном регионе. «Российские самолёты в Иране меняют правила игры на Ближнем Востоке», «Россия хочет стать доминирующей силой в регионе», «Военные связи России и Ирана вышли на новый уровень» — подобные заголовки и тезисы в публикациях зарубежных изданий представлены в избытке.
Наиболее распространённый вывод этих дней на страницах американской и европейской прессы сводится к тому, что Москва и Тегеран идут на беспрецедентное сближение, разворачивая баланс сил в свою пользу. Ещё одна констатация — Россия посылает США ясный сигнал. Вылеты российских бомбардировщиков с иранской авиабазы демонстрируют расширение военно-политических возможностей Москвы на Ближнем Востоке в момент, когда Вашингтон колеблется с ответом на известные предложения Кремля об объединении усилий в борьбе с терроризмом. Известно, что позиции Госдепартамента, придерживающегося точки зрения о целесообразности такого шага, противостоят Пентагон, Объединённый комитет начальников штабов (ОКНШ) ВС США и ЦРУ. Американский генералитет отвергает любую координацию действий с Россией в Сирии по военной линии, не говоря уже о проведении совместных воздушных миссий против группировок ДАИШ и «Джебхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джебхат ан-Нусра»*). И именно в сторону военных США направлен основной месседж России, придавшей своей антитеррористической операции максимально развёрнутый характер.
Минобороны и МИД России на сирийском военно-дипломатическом направлении действуют слаженно, не в пример соответствующим американским ведомствам. Российские военные предложили Пентагону координацию действий в Сирии, вплоть до нанесения совместных авиаударов по ДАИШ и «Джебхат Фатх аш-Шам». На это в Вашингтоне предпочли уклониться от однозначного «нет», периодически выступая с заявлениями о невозможности какого-либо американского сотрудничества с Кремлём по военной линии. Российские дипломаты оказывают всяческое содействие возобновлению в Женеве межсирийских переговоров. Но взятый ранее за основу примерный срок рестарта непрямого диалога между Дамаском и оппозицией — конец августа — с каждым днём становится всё более призрачным. С российскими коллегами пентагоновцы и генералитет ОКНШ взаимодействовать на сирийском театре военных действий наотрез отказываются. На дипломатической площадке ситуация также близка к срыву, значительная вина за который ложится на Госдепартамент США, ибо именно его шеф в своё время раздавал громкие обещания отделить сирийских «алькаидовцев» от «умеренных» боевиков. Налицо тупик, цена которого ежедневно множится десятками жертв среди гражданского населения арабской республики.
Режим прекращения огня в САР, формально действующий с 27 февраля, дал практически всему спектру присутствующих в стране экстремистских сил драгоценное время перегруппировать силы, разжиться новыми поставками оружия и пополнить свои боевые порядки. Эта тенденция наиболее зримо проявилась в ходе резко обострившейся ситуации в городе Алеппо, где с конца июля развернулись тяжёлые бои. Передышка джихадистов и стоящих рядом с ними «бригад» и «батальонов» так называемой «Свободной сирийской армии», вполне возможно, устраивает США, их союзников по НАТО и партнёров среди арабских стран Персидского залива. Однако такая передышка, обернувшаяся усилением разношёрстной массы неправительственных вооружённых формирований в Сирии, абсолютно не входит в планы России и Ирана. «Странным» образом, потери в составе армейской авиации российской группировки на базе «Хмеймим» и возросшая убыль живой силы в рядах проиранских формирований, союзных сирийской армии, последовали сразу после получения «умеренными» боевиками новых вооружений. Среди них переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) и противотанковые управляемые ракеты (ПТУР). В последние дни Иран признал высокий уровень безвозвратных потерь среди своих военных «советников» в Сирии, большей частью на алеппском фронте. Называется число 400 погибших иранских военнослужащих.
Иран настроен на стратегический прорыв в Сирии, на перелом ситуации успешной битвой за Алеппо. Вместе с этим ему необходима внутренняя уверенность в том, что высокая цена участия в сирийской войне заплачена не зря. Факт сбиваемых ПЗРК российских вертолётов и погибающих от ПТУР иранских экипажей бронетехники затребовали смелых шагов, на которые и решились Москва и Тегеран.
Безусловно, больше смелости потребовалось иранскому правительству, в том числе и для снятия внутреннего напряжения, возникшего с предоставлением базы «Шахид Ноже» дальней авиации России (аэродром в 50 км севернее иранского города Хамадан, используется ВКС РФ как Третья тактическая авиабаза, ТАБ-3). Тегеран подчёркивает, что речи о российском военном базировании на иранской территории не идёт. По просьбе Москвы ей предоставлена дополнительная инфраструктура ВС Ирана исключительно для целей антитеррористической операции в Сирии.
Собственных ресурсов нанесения по ДАИШ и «Джебхат Фатх аш-Шам» воздушных ударов Ирану явно не хватает. В «Шахид Ноже», ближайшей крупной авиабазе Ирана к иракскому воздушному «коридору» на Сирию, дислоцируется четыре эскадрильи устаревших F-4 (1). Эти машины не в состоянии эффективно наводить боекомплект на цели, лежащие за 1000 км от Хамадана.
В Тегеране говорят о «разделении» военной инфраструктуры с российской стороной, но не о передаче своих баз в распоряжение соседу по Каспию. По официальной версии Исламской Республики, «Шахид Ноже» ошибочно понимать в качестве объекта передового базирования России, так как здесь стратегические и фронтовые бомбардировщики ВКС РФ лишь заправляются топливом перед накрытием террористических целей в Сирии. Аргументация иранских властей понятна, как и мотивы представления ситуации с использованием россиянами базы именно в таком свете — аэродром подскока, не более того (при всём этом в Минобороны ИРИ заявляют, что размещение российской авиации в «Шахид Ноже» носит неограниченный по времени, «бессрочный» характер). Вместе с тем, переброска российской авиации на северо-запад Ирана, пусть она и является, по иранской официальной версии, сугубо «тактической», вселила в США и многие другие враждебные Ирану силы большую настороженность.
Констатация западными источниками изменения оперативной ситуации на Ближнем Востоке, повышения военно-политического статуса России в регионе — вовсе не спроста. За ней кроется целый ряд опасений по поводу поднятия планки российско-иранского военного сотрудничества. В Вашингтоне, Анкаре, Эр-Рияде прежде доминировала точка зрения, что у взаимодействия Москвы и Тегерана в Сирии есть свои «лимиты роста» в силу разности их подходов по некоторым «принципиальным вопросам». Например, вокруг дальнейшей политической судьбы президента САР Башара Асада. Теперь эти расчёты не то, чтобы полностью опровергнуты, но показали свою значительную несостоятельность. Оказалось, что ждущий от Запада многомиллиардных инвестиций Иран, «ядерные санкции» с которого были сняты в начале этого года, ставит военное сотрудничество с Россией выше экономических интересов поддержания ровных отношений с Западом. А некоторые разночтения в вопросе политического будущего Асада вовсе не отменяют собой общую и главную цель — разгром террористических организаций. Инвестиции и дипломатические акценты — вещь преходящая, в то время как свои геополитические позиции в регионе необходимо защищать в первую очередь. И эта защита невозможна для Ирана без тесной кооперации действий с одной из мировых держав.
Эксперты часто упоминают тактические нюансы военного характера в связи с использованием иранской базы дальней авиацией России. Да, время подлёта для бомбардировщиков ВКС значительно сократилось, а с этим произошло и значительное «удешевление» авиаударов. Выгоды от уменьшения подлётного времени были наглядно продемонстрированы отработкой целей в сирийских провинциях Алеппо, Идлиб и Дейр-эз-Зор (сокращение дальности полёта снизило топливную загрузку и увеличило бомбовую примерно на 60%). Да, база «Хмеймим» в сирийской Латакии получила возможность снять с себя существенную нагрузку, одновременно, минимизировав возросший риск в связи с попаданием в руки боевиков современных образцов ПЗРК. Есть и другие обстоятельства сугубо военного свойства, включая и вопросы разведки, которые задействованием базы «Шахид Ноже» предоставили российским военным в Сирии более комфортные условия. Однако в геополитическую повестку дня появлением бомбардировщиков-ракетоносцев России в Иране введены куда более масштабные цели и задачи. Именно их наличие, как можно с уверенностью предположить, и заставило многих на Западе и Ближнем Востоке не на шутку заволноваться.
На кону расширение антитеррористической коалиции в регионе, движущей силой которой выступает Россия. Состав этой коалиции может прирасти весьма неожиданным образом, что ещё совсем недавно казалось просто немыслимым. Резкий разлад в отношениях Турции с США и Западом после провалившейся попытки военного переворота приблизил Анкару к точке принятия, скажем так, нестандартных решений. При всех обострившихся противоречиях турецких властей с их союзниками по НАТО, всё же крайне маловероятным выглядит сценарий разрыва отношений между ними. В этом отдают себе отчёт и в Москве, и в Тегеране. Но углубление взаимного недоверия Анкары к Вашингтону и крупнейшим европейским столицам отвечает интересам России и Ирана. Тем самым в евроатлантическом военном блоке нарастает внутренняя критическая масса недовольства в отношении слишком амбициозной и непредсказуемой Турции. Ближневосточный фланг НАТО уже дал заметную трещину при всех заверениях Анкары и Брюсселя в том, что целесообразность членства Турции в Альянсе не ставится под вопрос.
Перед ударами российских бомбардировщиков с иранской базы по террористам в Сирии Москва и Тегеран на турецком дипломатическом направлении задействовали «тяжёлую артиллерию». В этом контексте, помимо «визита покаяния» президента Турции 9 августа в Санкт-Петербург, следует отметить поездку главы МИД Ирана в Анкару 12 августа. В предшествующие вылетам самолётов российских ВКС с базы «Шахид Ноже» дни турецкому руководству дали понять, что готовится, и кто на самом деле задаёт тон в борьбе с общим врагом. «Панорамный» захват террористов на прицел с акваторий Средиземного и Каспийского морей, сирийского «Хмеймима» и иранского «Шахид Ноже» одной из целей преследовал склонить Турцию к сотрудничеству с реально действующей в регионе антитеррористической коалицией. Данное сотрудничество для страны-члена НАТО по определению должно иметь свои особенности. Но даже в своих самых «мягких формах», например, в виде обмена разведданными, подобное вовлечение Анкары в российско-иранский альянс вызывает у евроатлантистов приступ ревности.
В эту логику увеличения потока раздражительных сигналов в сторону США укладываются и озвученные российскими парламентариями идеи использования базы «Инджирлик» в Турции для дозаправки дальней авиации ВКС РФ.
Сопоставимые опасения Запада по поводу формирования военной оси Россия — Иран, помимо турецкого, имеют и иракское выражение. Ирак отделяет Россию и Иран от нанесения массированных ударов по «террористическому интернационалу» в Сирии. Взять тот же иракский Мосул, крупнейшую опорную базу ДАИШ в регионе, освобождение которого до конца текущего года правительство в Багдаде «подписалось» осуществить. Мосул лежит на полпути от иранского Хамадана до сирийских Алеппо и Идлиба. Если на то будет согласие иракского правительства, почему дальняя авиация ВКС РФ не может спустить на головы джихадистов в Мосуле часть бомбовой нагрузки, которая предназначается воинам «халифата» в Сирии?
Иранские эмиссары в Багдаде уже прорабатывают такую возможность, и, учитывая степень влияния Тегерана в иракской столице, вероятность получения санкции правительства Хайдера аль-Абади достаточна высока. Цель в виде освобождения Мосула до начала 2017 года может потребовать от иракского правительства принятия своих нестандартных решений.
Очевидно, такое решение получит жёсткую отповедь США. Ведь Белый дом и так едва отбивается от упрёков, суть которых сводится к тому, что Кремль наращивает влияние на Ближнем Востоке, пользуясь невнятной политикой уходящей американской администрации в регионе. Но ставки в этой игре для Багдада слишком высоки, ему как воздух нужен необратимый перелом в борьбе с ДАИШ. Поэтому, привлечение ударной силы российских Ту-22М3 и Су-34, крылатых ракет «Калибр» Каспийской флотилии ВМФ может перевесить для иракцев в целом преходящее раздражение американцев.
Итак, военно-политическая инициатива в борьбе с терроризмом на Ближнем Востоке ныне прочно удерживается в руках России и Ирана. Впрочем, самой большой ошибкой сейчас стало бы впадание в эйфорию. В арсенале США и некоторых ближневосточных сил остаются весомые рычаги торпедирования совместных усилий Москвы и Тегерана, тем более, если они всё настойчивее будут приглашать Анкару в свой «антиджихадистский клуб». Израиль и Саудовская Аравия, как минимум, не в восторге от принявшего предметные очертания российско-иранского альянса. И с ними Москве ещё предстоит найти общий язык, развеяв подозрения по поводу того, что союз с Тегераном может лечь камнем преткновения для развития партнёрских связей с Тель-Авивом и Эр-Риядом.
(1) Mehdi Khalaji and Farzin Nadimi, Russia Uses an Iranian Air Base: Two Essays // The Washington Institute for Near East Policy, August 17, 2016.
Ближневосточная редакция EADaily
*Террористическая организация, запрещена на территории РФ