Турция — Китай: «ноль проблем с соседями» или «ноль соседей без проблем»

Провозглашенная Турцией политика «ноль проблем с соседями» дала сбои не только в ожидаемых направлениях, но и в отношениях со странами, с которыми интересы Турции пересекались многие годы. Как только отношения с Израилем после инцидента с так называемой «Флотилией свободы» показали курс на улучшение, актуализировалась проблема с Россией, самолет которой был сбит Турцией. Еще не было сделано никаких шагов к нормализации этих отношений, как немецкий Бундестаг принял решение о признании Геноцида армян, и в отношениях с Берлином явно наметился кризис. К списку проблем можно прибавить и «язык шантажа» Турции в отношениях с США и ЕС, который становится почерком и не может не раздражать традиционных партеров Анкары. При этом эти «ситуативные» проблемы не смогли отодвинуть на второй план и проблемы застарелые, одна из которых не очень известна широкой публике, но связана с другой державой — Китаем.

Когда в 2013 году председатель КНР Си Цзиньпин в Астане выдвинул концепцию создания «Экономического пояса Шелкового пути» (ЭП ШП), связывающего Китай через страны Центральной Азии с Ближним Востоком и Европой, многие эксперты в качестве одного из препятствий на этом пути увидели конфликт в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) КНР, который китайская сторона классифицирует как борьбу с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом, а уйгурские организации — как борьбу, ведущуюся за реализацию права на национальное самоопределение. Конфликт этот имеет резонанс как в глобальном, так и в региональном плане. Именно Синьцзян маркирует выход новой магистрали в Центральную Азию. Оккупация севера Ирака и Сирии террористами «Исламского государства»* (ДАИШ, ИГИЛ* — запрещена в России) уже поставила под угрозу его южный маршрут через Турцию и Иран. А террористическое подполье на северо-западе самого Китая создаёт угрозу как проекту ЭП ШП, так и новым газопроводам, по которым туркменский газ поступает в Китай.

Сам Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР был образован в 1949 г. и занимает территорию исторического Восточного Туркестана. Автономный район является самой большой в КНР административно-территориальной единицей (1.625.000 кв. км), составляя 1/6 часть территории КНР. Одновременно по количеству населения он является самой малонаселенной провинцией Китая. По данным переписи 2010 г., из 21,8 миллионного населения района 45,8% составляют уйгуры. По численности второй национальной группой являются китайцы (хань), чей удельный вес за 60 лет вырос от 6% дo 40,4%, остальные 11% населения составляют казахи и ху (китайские мусульмане). Кроме китайцев, остальные этнические группы исповедуют ислам. Уйгуры — тюркоязычный народ, однако в их этногенезе важное место занимают коренные индоевропейские народы, вследствие чего в расовом отношении уйгуры находятся ближе к европеоидам.

Исторический Восточный Туркестан вошел в состав Китайской империи в 1769 г. в результате завоеваний Манчжурской династии. Однако интеграция региона с Китаем постоянно встречала трудности религиозного, расово-этнического, экономического и политического характера. Последние факторы были обусловлены политической и экономической слабостью Пекина до создания КНР, вследствие чего действующим в Восточном Туркестане сепаратистским силам удавалось на короткие периоды времени с помощью внешних сил вывести регион из подчинения Пекину (1862−1876, 1933−1936, 1944−1949 гг.). После провозглашения КНР Пекин ликвидировал созданную уйгурами Восточно-Туркестанскую Республику и сформировал Синьцзян (на китайском — «новая граница») Уйгурский автономный район. Силы, выступающие за отделение от Китая, вновь активизировались в 90-ых годах прошлого века, и эта борьба приняла форму вооруженного терроризма, чьей мишенью стали представители правоохранительных органов КНР, а также китайские переселенцы.

После 11 сентября 2001 года Китай классифицировал свои действия против действующих в Синьцзяне сепаратистких групп как борьбу против мирового терроризма. Провозгласив Восточный Туркестан фронтом мирового терроризма, Китаю удалось представить на международной арене вооруженную борьбу уйгуров как террористическую (в 2002 г. США причислили к списку террористических организаций «Организацию освобождения Восточного Туркестана», в дальнейшем переименованную в «Исламское движение Восточного Туркестана» — ИДВТ).

Уйгурская проблема занимает весьма важное место во взаимоотношениях Китая и Турции. Уйгуры имеют с турками лингвистическую и религиозную общность. Многие в Турции считают уйгуров «прародителями» тюркизма, а «Восточный Туркестан» — прародиной тюрок. Во время встреч на высшем уровне КНР всегда подчеркивала, что ее отношения с Турцией обуславливаются позицией Анкары относительно уйгурского терроризма. Пекин рассматривает действующие в Турции уйгурские центры как террористические организации и требует прекращения их деятельности. В свою очередь, Турция, признавая территориальную целостность Китая, выступает с позиций защиты гражданских прав уйгуров и пытается создать определенные основы для диалога в этом направлении. То есть, это дилемма для Турции: с одной стороны, уйгуры — тюрки, с другой стороны Анкара не хочет портить отношения с набирающим силу Китаем.

В 1990-е годы, когда Турция активизировала свою политику в Центральной Азии, в Анкаре звучали заявления о тюркской единой родине, что, естественно, не могло не вызвать негативной реакции Пекина. Ответом на эти амбиции стало постепенное укрепление позиций Китая в Центральной Азии, что значительно нейтрализовало рост турецкого влияния.

В 2009 году во время беспорядков в Урумчи и других районах СУАР, когда погибло, по официальным данным, около 200 человек, Турция была единственным исламским государством, которая осудила действия правительства КНР, когда премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган назвал события в СУАР «геноцидом» уйгуров. Последние крупные столкновения в СУАР произошли в июне 2013 года, когда уйгурские экстремисты напали на мирных жителей и представителей правопорядка, в результате чего погибло 27 человек.

Сегодня уйгурская проблема создала сильные антикитайские настроения в Турции: националистические силы в Турции полагают, что правительство должно делать больше для уйгуров, число которых в этой стране достигло около 300 тысяч человек. За последние годы резко возросло число «беженцев» из СУАР в Турции: так, в июле 2015 года, когда президент Турции посетил с визитом Китай, турецкое правительство организовало трансфер около 150 уйгурских детей и женщин, находившихся в Тайланде в качестве беженцев, в связи с чем китайское правительство выступило с протестом. Китайские силовики обвинили турецких дипломатов в выдаче «поддельных паспортов» уйгурам, многие из которых затем направляются на Ближний Восток, чтобы вступить в ряды ИГИЛ*. И хотя пресс-секретарь МИД Турции назвал эти заявления «смехотворными», у Китая есть основания для опасений. Мусульмане со всей Центральной Азии и Кавказа присоединяются к джихадистам в Сирии и Ираке, используя Турцию в качестве транзитной страны. Официальные лица КНР обеспокоены последствиями возможного возвращения домой закалившихся в сражениях боевиков с оружием в руках. Если в Китай вернутся опытные джихадисты с Ближнего Востока, то уровень сопротивления со стороны уйгурского подполья заметно вырастет в качестве. Учитывая это обстоятельство, китайские власти с подозрением относятся к роли Турции в качестве «магистрали в Сирию». «Это одна из причин того, что турецко-китайские отношения не основаны на взаимном доверии», отмечают эксперты.

Арабская пресса сообщала, что уйгуры со своими семьями из Турции переходят границу и заселяют села, откуда ушли ставшие беженцами в Европе сирийцы, и эти уйгуры ведут войну против правительственных сил Башара Асада на стороне «Джебхат ан-Нусры» и ДАИШ. Некоторые арабские источники утверждают, что это свидетельствует о попытке Турции изменить демографию северной Сирии и этим непосредственно занимается турецкая разведка. По разным данным, сейчас в составе так называемого «халифата» воюет до 5 тысяч уйгуров, которые представляют собой один из самых крупных иностранных террористических легионов на Ближнем Востоке. Как отмечают китайские СМИ, турецкая Национальная разведывательная организация (MIT — Millî İstihbarat Teşkilatı) оказывает поддержку этим боевикам. Есть также данные, что вливанию уйгуров в ряды джихадистов «Джебхат ан-Нусра»* способствуют спецслужбы Саудовской Аравии.

В Китае некоторые специалисты полагают, что цель Анкары состоит в объединении так называемого «тюркского мира» с превращением в собственный центр влияния на СУАР. Поэтому Китай требует остановить поток уйгуров, направляющихся в Турцию. Однако турецкое правительство вряд ли пойдет на это, учитывая общественное мнение в стране. В свою очередь Турция должна опасаться поощрения уйгурского сепаратизма, учитывая, что у нее самой имеются проблемы с движением курдов, и здесь Китай может разыграть эту карту.

Важным моментом для Турции является и выстраивание новых транспортно-логистических маршрутов. Анкара активно участвует в проработке маршрута доставки грузов из Китая через Центральную Азию и Каспийское море в Европу, южная ветка которого должна пройти по ее территории. Завершение строительства железной дороги Баку-Тбилиси-Карс (БТК), намеченное на третий квартал этого года, позволит включить в транспортно-логистические цепочки и страны Центральной Азии и Китай, до сих пор торговавшие с Турцией главным образом через территорию России. Таким образом, китайский проект «Экономического пояса Шелкового пути» как бы подменяется магистралями, где превалировать могут интересы Турции и ее тюркоязычных партнеров.

В Анкаре полагают, что в перспективе активные усилия Турции по развитию экономических и культурных связей с тюркскими странами СНГ способны оживить потерявший свою актуальность в конце 1990-х пантюркистский проект. И политика Турции на Ближнем Востоке и Южном Кавказе подтверждает ее цели в других регионах. Турция в силу своей идеологизированности имеет слишком доктринальную внешнюю политику, где основой является принцип «этнической солидарности». Поэтому Анкара может менять названия своих доктрин, но не может отказаться от идей пантюркизма и неоосманизма, не имеющих, однако, под собой реальной ресурсной базы.

И очевидно, что вряд ли Китай станет терпеть «имперские» амбиции Турции. Потому Китай даст жесткий ответ, если Турция, Саудовская Аравия и Катар захотят продолжать попытки дестабилизации Синьцзяна.

Для многих в мире сегодня становится очевидным, что амбиции Турции и ее реальный потенцал и ресурсы не совпадают. Теперь дело — за самим народом Турции…

Ближневосточная редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ