Россия — Иран: визит Путина в Тегеран мог бы стать предпосылкой для прорыва

С заключения всеобъемлющего соглашения по ядерной программе Ирана не прошло и двух недель, а оценки документа уже пестрят однозначными выводами. Трудно понять, с чем это связано. Возможно, сказывается усталость от долгих месяцев ожиданий некоего результата в многолетнем марафоне под названием «ядерные переговоры с Ираном». Между тем, громкие эпитеты в адрес достигнутых в Вене договорённостей и не менее звонкие критические замечания со стороны известных ближневосточных противников Ирана далеки от реальности. До того, пока реализация соглашения не явит миру свои конкретные результаты, говорить о ядерной сделке в терминах «исторического успеха» или «исторической ошибки» крайне неразумно.

Сейчас мы имеем лишь предварительный итог, причём не до конца уяснённый даже самими странами-подписантами соглашения. Венский документ — типичный представитель того класса международно-правовых актов, все этапы выработки которого были сильно политизированы. Это также соглашение, лишь воплощение которого в жизнь даст истинное представление об интересах и раскладе сил не только в рядах стран «шестёрки» международных посредников, но и на всём Ближнем Востоке.

Хвалебные отзывы в адрес 100-страничного документа и нескольких приложений к нему, кстати, часть которых, как выяснилось, имеет строго конфиденциальный характер в формате Иран — МАГАТЭ, явно опережают события. Качественного прорыва в отношениях Запада и Ирана на сегодня нет. Есть предпосылки к нему, предварительные договорённости, декларации о намерениях, но не сам прорыв. Имеем также уже стартовавшую гонку на опережение между странами «шестёрки» в завоевании иранского расположения к себе. В Тегеране с трёхдневным (!) визитом побывал вице-канцлер, министр экономики и энергетики Германии Зигмар Габриэль. Ожидается визит правительственной делегации Франции. Если оттепель в отношениях Запад — Иран продолжится нынешними темпами, то не исключён и приезд в Тегеран высокопоставленного эмиссара из Вашингтона.

Между тем, нас, прежде всего, должна интересовать перспектива российско-иранских отношений в новых условиях подготовки к запуску положений Венского соглашения. Россия не была на ведущих позициях в ядерных переговорах с Ираном по той простой причине, что между Москвой и Тегераном нет ни одного принципиального расхождения во мнениях ни по одному региональному или международному вопросу. Впрочем, заслуги России в достижении договорённостей трудно переоценить, вспомнив, по меньшей мере, известную формулу Москвы о необходимости поэтапности и взаимности в разрешении проблем вокруг ядерной программы Тегерана. Теперь настаёт время, когда от российской стороны будет зависеть успешность претворения в жизнь норм ядерного соглашения.

Откуда такая уверенность? Хотя бы из того элементарного факта, что мирный атом Ирана поставлен на промышленную основу при исключительном содействии России. Бушерская АЭС введена в строй, в планах Москвы и Тегерана возведение новых атомных мощностей, по которым уже имеются предварительные согласования. К тому же, в силу географических особенностей, а, возможно, и с учётом того, что среди стран «шестёрки» Иран больше всего доверяет именно России, вопрос с так называемыми «излишками» иранского высокообогащённого урана также будет решаться при определяющем участии российской стороны.

Отдача для России от реализации Венского соглашения не будет иметь колоссальный характер в силу объективных причин. Ограничимся лишь указанием на стремление Ирана восстановить ровные отношения с национальными и международными финансово-кредитными институтами. На мировом финансовом рынке, как известно, погоду делает Запад. От него же зависит допуск иранцев к такому благу нынешней мировой финансовой действительности, как, например, международная система электронных платежей SWIFT. От SWIFT Иран отключили в начале 2012 года, чем поставили всю тамошнюю экономику на грань коллапса. Теперь в Тегеране больше всего думают не о возвращении иранской нефти на рынок в досанкционных объёмах на уровне 2,5 млн. баррелей в сутки, а о подключении к SWIFT.

Это только один пример из длинной линейки предпочтительных стартовых позиций Запада в деле расположения к себе Ирана. Здесь ещё и острая нуждаемость Тегерана в зарубежных инвестициях, в получении местным производственным сектором высоких технологий. У Ирана на кону около 50 нефтяных и газовых проектов стоимостью $185 млрд, для продвижения которых необходимы большие зарубежные инвестиции и не менее крупное привлечение западными энергокорпорациями промышленных технологий.

Прямые убытки, а также упущенная выгода Ирана из-за санкций, по оценкам авторитетных мировых изданий, привели к просто «астрономическим» потерям для так называемой «экономики сопротивления» ИРИ. Авторитетное агентство Bloomberg упоминало цифру в $133 млн ежедневного недочёта иранцами прибыли в виду санкций в нефтяном секторе. Если за 2011 год доходы Ирана от экспорта углеводорода составили около $100 млрд, то по итогам 2013 года было зафиксировано почти трёхкратное снижение — до $35 млрд.

Ну, а если напомнить о том, что до сих пор замороженные иранские миллиарды находятся на счетах не российских, а американских и европейских банков, то картина становится почти завершённой.

У Москвы были и остаются свои интересы, поступиться которыми ей в определённом смысле пришлось во время финального раунда переговоров в Вене, но отказываться от них вовсе она решительно не намерена. Выведение Ирана из-под действия международных санкций обещало России внушительные оружейные контракты на рынке ближневосточной страны. В сжатые сроки запустить ряд проектов в военно-технической сфере, удовлетворить первоочередные потребности иранского заказчика в современных оборонительных системах из стран «шестёрки» могла только Россия. Её опыт военно-технического сотрудничества (ВТС) с иранскими партнёрами не избежал известных провалов, но запас прочности в этой области двусторонних связей наработан солидный (1).

Соединённые Штаты не могут удовлетворить оружейные запросы Ирана по объективной причине наличия у них особых соглашений и вытекающих из них обязательств перед Израилем. Примерно в том же положении Германия с её традиционными послевоенными обязанностями способствовать укреплению обороноспособности Израиля. В меньшей степени ограничениям подвержены Великобритания и Франция. Но их приоритеты в сфере ВТС всё же лежат в другой плоскости ближневосточных координат. Это сотрудничество с аравийскими монархиями Персидского залива, которые, мягко говоря, будут не в восторге от вхождения Парижа и Лондона на иранский рынок с оружейными поставками. Потенциальным конкурентом для российских производителей и поставщиков продукции военного назначения в Иран может стать Китай. Но, по сути, большая часть экспортных разработок КНР оружейного характера является элементарным «copy-paste» российских образцов, что не остаётся незамеченным со стороны Ирана.

У России благоприятные стартовые позиции, конечно, не только в сфере ВТС с Ираном. Но именно здесь можно было в оперативном режиме выйти на конкретные договорённости и включиться в освоение перспективного иранского рынка сразу после снятия санкций Совета Безопасности ООН. К сожалению, не получилось. Продвижение Москвой на переговорах в Вене идеи незамедлительной или близкой к ней по срокам отмены оружейного эмбарго против Ирана не нашло понимания. Что интересно, сам Тегеран не особо настаивал на этой составляющей многодневных переговоров в австрийской столице, в итоге согласившись на предстоящий 5-летний срок отмены эмбарго на поставки ему современных образцов вооружений и военной техники (ВВТ). Малым утешением для России стала оговорка о том, что после прохождения процедуры уведомления и верификации в Совбезе ООН некоторые оружейные поставки Ирану могут быть позволены до истечения «запретной пятилетки». Однако, учитывая текущую и предстоящую конъюнктуру отношений Запада с Россией, не трудно предположить, какие «неожиданности» могут поджидать Москву при каждой такой процедуре в главном органе ООН

В первые дни после заключения 14 июля Венского соглашения для России поступили добрые вести о том, что поставки Ирану российских зенитных ракетных систем (ЗРС) С-300 не подпадают под резолюцию 2231 Совбеза ООН от 20 июля. Об этом заявил замминистра иностранных дел ИРИ Аббас Аракчи. Приобретение систем ПВО С-300 находится вне юрисдикции недавно принятой резолюции СБ ООН, отметил представитель Тегерана, уточнив, что документ содержит семь ограничений, но ни одно из них не касается российских ЗРС С-300. Впрочем, и здесь не всё так очевидно. Иранский заказчик проявляет неподдельный интерес к закрытию многострадальной сделки по С-300, при этом, выдвигая свои условия. В частности, о поставке хотя бы одного комплекта противовоздушной системы до того, как Тегеран окончательно отзовёт предъявленный ранее Москве иск в международный арбитраж из-за срыва исполнения контракта в 2010 году.

Россия предлагает Ирану закупить пакет оружейных систем, надеясь что их строго оборонительный характер не встретит противодействия при прохождении верификационной процедуры в СБ ООН. Указывается на целесообразность закупки Ираном российских комплексов большой, средней и малой дальности, а также сопрягаемых с ними РЛС контроля воздушного пространства (2).

Между тем, поставка Россией Ирану современных образцов ВВТ остаётся тревожным сигналом для региональных противников шиитской державы, вне зависимости от того, оборонительное это оружие или ударное. США ловко играют на этих настроениях Израиля, Саудовской Аравии, ОАЭ, возможно, Турции и Египта. Ни одно из перечисленных государств Ближнего Востока не заинтересовано в наличии у Ирана продвинутых оружейных систем. Они говорят об избыточных региональных амбициях Ирана, предрекая их неуклонный рост в случае появления на вооружении иранцев российских военных разработок.

При всех ожидающих Россию сложностях в деле устойчивого закрепления на иранском оружейном рынке, необходимо раз и навсегда уяснить, что одними военными поставками, какими бы внушительными они не были, добиться нового уровня отношений между Москвой и Тегераном в постсанкционный период не представляется возможным. Пока чаще всего слышны ссылки на С-300, на выход новых объёмов иранской нефти на мировой рынок, за которым последует очередной прыжок вниз котировок «чёрного золота». Наблюдаются лишь робкие указания на возможную заинтересованность иранцев в приобретении гражданских авиалайнеров российского производства, на поступление в Иран дополнительных объёмов технологического оборудования и машиностроительной техники с маркировкой «Сделано в России».

Всё это сужает российско-иранское поле укрепления связей, коммерциализирует вопрос, выхолащивая из него важнейшую геополитическую основу естественного партнёрства двух соседних держав. Экономика отношений Москвы и Тегерана сейчас, быть может, важна как никогда. Слишком чувствительным оказался спад взаимной торговли в последние годы действия антииранских санкций, чтобы не призадуматься о восстановлении былого уровня (3). Но Россию с Ираном связывают куда более масштабные задачи, затрагивающие их жизненно важные интересы в регионах Кавказа, Центральной Азии и Ближнего Востока. «Исламское государство»* уже перекидывает огонь войны с Сирии на Турцию, хотя каких-нибудь несколько недель назад сталкивание Анкары с серьёзной джихадистской угрозой на собственной территории казалось маловероятным. Получается, что никто на Ближнем Востоке не гарантирован от задающихся извне внутренних сотрясений, в том числе и Иран.

Многим аналитикам ещё только предстоит понять несколько существующих пластов игры США и Запада в целом в ближневосточном регионе. Презентация Бараком Обамой ядерной сделки в мессианских выражениях — большей частью внешнеполитическая пропаганда, которая ретуширует более глубокие смыслы. Венское соглашение уже привело к внутриполитическим брожениям в Иране, где точки зрения тамошних консервативных и реформаторских сил на состоявшуюся 14 июля сделку всё больше расходятся. Возникает вопрос — если только подписание соглашения привело к такому раздражению иранских военно-политических кругов, командиров Корпуса стражей Исламской революции, курирующих, к примеру, ракетную программу страны, то что ожидает Тегеран в случае первых этапов реализации духа и буквы Венского документа? Дальнейший раскол по линии «реформаторы-консерваторы», за которым проглядывается социальный аспект разделения иранской общественности на преобладающее молодое поколение, воодушевлённо поддержавшее ядерную сделку, и «старое» поколение, испытавшее тяготы ирано-иракской войны 1980-х годов и других общенациональных вызовов? А может выход на новую ступень внутренней консолидации, которая позволит Ирану преодолеть переходный период с наименьшими для политического режима и общественного спокойствия потерями? Последнее, заметим, предпочтительно опять-таки не для всех членов «шестёрки» международных посредников. Пока США, Великобритания, Франция и Германия продолжают неровно дышать при каждом упоминании «демократических устремлений» иранской молодёжи, Россия и Китай готовы принять Иран таким, каким он есть ныне.

Ядерная сделка — это не только огромные экономические возможности для Ирана. Это, не в меньшей степени, ещё и политический вызов, обуздание которого вряд ли достижимо без поддержки России, традиционно рассматривающей Иран естественным партнёром по многим региональным проблемам. Возможно, сейчас именно тот период, когда иранцам стоит в первую очередь обеспечить сохранность своих политических тылов внутри страны, а также приступить к тесному диалогу с Россией по ряду совместных действий на Кавказе, в Центральной Азии, и на пространстве Большого Ближнего Востока. И только потом окунуться в торговые и инвестиционные объятия Запада, последствия которых далеко не столь очевидны для сохранения политического режима ИРИ в его нынешнем виде. В этой логике ожиданий прорыва в российско-иранских отношениях органично смотрелся бы визит президента России Владимира Путина в Иран до конца текущего года.

(1) При всём регрессе в двустороннем ВТС за период с 2000 по 2007 годы Иран, тем не менее, занял третье место среди крупнейших получателей российских вооружений, заключив контрактов на сумму $1,96 млрд. За указанный период на российские поставки пришлось 85% всего военного импорта Ирана.

(2) По некоторым оценкам, отмена оружейного эмбарго в отношении Ирана позволит поднять ВТС двух стран на 5-миллиадную отметку в долларовом выражении. Думается, такие прогнозы в большей степени носят завышенный характер, однако это вовсе не отменяет перспективы, пусть и отдалённые во времени, выхода российско-иранского ВТС на миллиардные объёмы заключения оружейных контрактов. При этом надо трезво оценивать ситуацию. В обозримом будущем Иран не сможет обойти по объёмам закупаемой у России продукции военного назначения двух ведущих оружейных партнёров Москвы. Для справки, в 2014 году Китай и Индия приобрели у России вооружений и военной техники соответственно на $2,3 и $1,7 млрд.

(3) В настоящее время озвучивается цифра увеличения ежегодного товарооборота между Россией и Ираном к 2020 году с нынешних $1,5 млрд до $10 млрд. Из России в ближайшие 5 лет предполагается нарастить объёмы поставок в Иран зерна и растительного масла, машин и оборудования, прокат чёрного металла. Из Ирана — плодоовощную продукцию, стройматериалы (цемент, природный отделочный камень), нефтехимическую товарную номенклатуру. Напомним, что в 2010 году торговый оборот двух стран составил $3,65 млрд, на 19,6% больше по сравнению с 2009 годом. Начиная же с 2010 года, российско-иранская торговля падала из года в год. К примеру, значительно просел экспорт российской машинотехнической продукции.

Аналитическая редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ