Послесловие к турецким выборам: внешние предпосылки провала президента Эрдогана

К выборам 7 июня правящая в Турции Партия справедливости и развития (ПСР) подошла с планами продолжить своё единоличное 12-летнее правление. Отсюда и то разочарование, которое легко читалось на лицах президента Реджепа Тайипа Эрдогана, премьер-министра Ахмета Давутоглу и других высших представителей властной элиты сразу по получении первых результатов с избирательных участков.

С лета 2013 года до нынешних выборов партия Эрдогана столкнулась с нарастающим внутриполитическим сопротивлением. События двухлетней давности вокруг стамбульского парка Гези дали старт беспрецедентному давлению на турецкое правительство. Поводом для «маршей миллионов» летом 2013-го стала вырубка деревьев в Гези и застройка его территории под новый торговый центр. Властям удалось локализовать протесты, не дать им выйти за пределы турецких мегаполисов. Но причины гражданских выступлений имели куда более глубокий смысл, чем отстаивание стамбульцами прав на здоровую экологию. В условиях полного устранения турецкой армии от рычагов власти, серии судебных разбирательств над высшим командным составом страны общественно-политическое поле страны стало неустойчивым. Наружу вышли силы, для которых имя Эрдогана ассоциируется с тотальным контролем над СМИ, имитацией демократических реформ. А главное — с ползучей исламизацией Турции, вокруг конечных целей которой возник целый пласт противоречий.

В декабре 2013-го главной мишенью нападок оппозиции стал персонально Эрдоган, в то время занимавший премьерский пост. По итогам президентских выборов 2014 года многим показалось, что турецкий лидер не только преодолел полосу внутренних испытаний, но и вышел из неё с приумноженным политическим капиталом. В пользу этого свидетельствовала его победа уже в первом туре выборов главы государства, набранные им 52%. Ближайший конкурент Эрдогана в августе 2014 года, единый кандидат двух главных оппозиционных парламентских сил — Республиканской народной партии и Партии националистического движения — Экмеледдин Ихсаноглу сумел привлечь 38% голосов турецкого избирателя. На третьем месте с 9,8% оказался лидер прокурдской Народно-демократической партии (НДП) Селяхаттин Демирташ.

Именно этот расклад сил к лету 2014-го Эрдоган и его команда всеми силами стремились «спроецировать» на парламентские выборы 2015 года. Если менее года назад Эрдоган показал результат выше 50%, то отождествляемая с ним ПСР имеет все шансы выйти на этот рубеж, и даже нарастить к нему пару-тройку дополнительных процентов электоральной поддержки. Примерно такие настроения царили в рядах ПСР за несколько недель до 7 июня. В правящей партии отказывались верить предвыборным замерам общественного мнения, которые сулили ПСР никак не больше 45%. В реальности детище Эрдогана набрало менее 41% и лишилось возможности продолжить своё однопартийное правление.

Главным проигравшим на выборах комментаторы дружно назвали Эрдогана. Основным победителем, своеобразным политическим «открытием» стал лидер НДП Демирташ. Для действующего президента Турции Эрдогана итоги выборов максимально затруднили продвижение его инициативы по конституционному инсталлированию в стране президентской формы правления. Первый же номер прокурдской партии вошёл в большую турецкую политику, потеснив ПСР в новом составе парламента. Вся предвыборная интрига парламентской кампании 2015 года фактически свелась к одному вопросу — наберёт или нет НДП 10%, что даст ей право как минимум на 50 депутатских мандатов в новом созыве Великого национального собрания. Партия не только набрала «кандидатский минимум» для выхода в политический свет страны, но уверенно перевыполнила норматив — более 13% и 80-мандатная парламентская фракция.

У этой интриги, которая разрешилась к великому неудовольствию ПСР и лично Эрдогана, было своё политическое закулисье. Об этом пока нет развёрнутых аналитических работ, учитывая слишком непродолжительный период времени, прошедший с окончания выборов. Кроме того, многие эксперты пока не решаются обозначить свои оценки до поступления из Анкары сведений о формировании коалиционного правительства или об «успешном провале» этой затеи. Перед Турцией ныне открываются две основные перспективы — неустойчивое коалиционное правительство в неясной политической конфигурации или новые выборы из-за неспособности четырёх партий, прошедших в парламент, достичь договорённостей о коалиции. Между тем, считаем важным именно на этом, весьма запутанном для современной политической действительности Турции этапе, немного приоткрыть закулисье прошедших выборов.

Проигрыш Эрдогана и выигрыш Демирташа — это не только итог жёсткого внутриполитического противостояния. К нему основательно приложились внешние силы, по понятным причинам предпочитающие оставаться за кадром публичной турецкой политики. С лета 2013 года Эрдоган вошёл для этих сил в условный этап «излёта» своей политической карьеры. Он стал непозволительно авторитарен внутри Турции, невыносимо эмоционален в ведении дел со многими зарубежными партнёрами. Вдобавок он возомнил себя абсолютно самодостаточным политическим деятелем совершенно самостоятельной во внешних делах малоазиатской державы. Одним словом, волюнтаризм Эрдогана зашкалил.

Западные партнёры Анкары по НАТО, её ближневосточные «добрососеди» из числа арабских монархий Персидского залива по-разному восприняли амбиции турецкого лидера, которого всё чаще стало заносить в лоно «неоосманизма». На объективность претендует версия, что для США Эрдоган потерял кредит доверия ещё в далёком 2003 году. Хотя тогда в Белом доме пребывала другая администрация, но шаг турецких властей в марте 2003-го, когда те не позволили вступить американским войскам в Ирак через свою территорию, оставил глубокий шрам в отношениях США и Турции. С приходом ПСР к власти в 2002 году в Вашингтоне связывали большие надежды. Доктрины «умеренного ислама», «консервативной демократии», взятые партией Эрдогана на своё политико-идеологическое вооружение, были с пониманием восприняты в США. Но в определённый момент Эрдоган из близкого союзника сперва превратился в проблемного партнёра, а потом, примерно через 10 лет после «выходки» марта 2003-го, вовсе очутился в лагере последовательных критиков действий США на Ближнем Востоке и за его пределами. С прямыми словесными выпадами Эрдогана в адрес Барака Обамы в Белом доме ещё могли с трудом, но ужиться. Однако когда «надменный осман» стал намекать на разворот своей страны от НАТО и ЕС в сторону евразийской альтернативы, строить с Россией планы по «Турецкому потоку» и закупать у Китая системы ПВО дальнего действия, терпению американцев пришёл конец.

В политическом запаснике США есть действенный инструмент приструнения Эрдогана. Это «пенсильванский сиделец», турецкий богослов, лидер движения Hizmet Фетуллах Гюлен. О нём периодически вспоминают и в Вашингтоне, и в Анкаре. В турецкой столице вспоминают тогда, когда там борются с очередной внутренней фрондой, обвиняя пожилого Гюлена, нашедшего политическое убежище в США, в создании в Турции «глубинного» или «параллельного» государства. Когда-то, не так давно, Эрдоган и Гюлен, как Турция и США, были близки друг другу. Но бурный нрав нынешнего турецкого президента, который стремится ко всё большей концентрации власти, сделал своё дело. Теперь Эрдоган и Гюлен враги. Турция и США пока ими не стали, но могли приблизиться к этому состоянию, если бы на выходе выборов 7 июня Эрдоган показал бы те же 52%, которые он собрал в августе 2014 года.

США не могли допустить превращение Эрдогана из турецкого президента в «османского султана». Как минимум, это сделало бы правящую в Турции команду и её лидера ещё более непредсказуемым актором на пространстве и без того бурлящего Большого Ближнего Востока. Когда пришло время ставить Эрдогана «на место», вокруг этого проекта сомкнулись интересы ряда государственных и окологосударственных субъектов. США, Израиль, Гюлен с его Hizmet и сторонниками в Турции, даже Саудовская Аравия в той или иной степени приложились к неутешительному для Эрдогана результату парламентских выборов. Демирташ получил основательную поддержку со стороны мировых СМИ. Его рекомендовали чуть ли не в качестве «турецкого Обамы», намекая на его способность привнести в общественно-политическое поле страны свежие веяния. Предвыборной стратегией НДП избрала левые лозунги со значительным удалением от политического центра. Заверения местного избирателя в повышении минимального уровня заработной платы и увеличении доступности университетского образования сопровождались весьма нестандартными для турецкого общества шагами. Например, в виде включения в свой предвыборный список представителей ЛГБТ (10% в кандидатском списке партии Демирташа составили граждане нетрадиционной сексуальной ориентации). Не берёмся утверждать, что западные политтехнологи взялись плотно опекать НДП и её лидера на всех этапах предвыборной кампании, но косвенных свидетельств тому предостаточно. Возможно, именно в этом следует искать причину известного эмоционального срыва Эрдогана, который за считанные дни до 7 июня вновь обрушился с жёсткой критикой на такие мировые издания, как The New York Times, CNN, BBC.

Если Эрдоган забыл о системных проблемах своей страны, которые до сих решаются с опорой на внешние финансовые источники заимствования, то ему об этом блестяще напомнили по итогам выборов. Экономический рост Турции последних лет стал возможен лишь в условиях открытых перед страной дверей в финансово-кредитные институты мира. У Турции нет собственных средств для решения таких масштабных экономических задач, как, например, модернизация тяжёлой индустрии, постановка на конвейер конкурентоспособной продукции сектора IT. Вторая по мощи армия НАТО (в конвенциональном измерении, без учёта ядерной стратегической составляющей) до сих пор критически зависима от оружейного импорта. Усилия турецкого правительства по созданию собственного ВПК также упираются в проблему нахождения стабильного источника финансирования.

Вырисовывается интересная картина — Турция повысила градус критики в отношениях с теми партнёрами, от которых, так или иначе, зависит экономическое благополучие, а значит и политическая стабильность 78-миллионной страны. Это не могло остаться безнаказанным, и Эрдоган получил то, что должен был получить. Против него в одной точке сошлись даже, казалось бы, такие несопоставимые факторы, как влияние Израиля и Саудовской Аравии. Антисемитская риторика турецкого лидера последних лет рано или поздно должна была материализоваться в негативном для него контексте. Как известно, подобная риторика, мягко говоря, не приветствуется в высших финансовых международных кругах и в прослойке ведущих транснациональных корпораций. А когда Эрдоган попытался переориентироваться с международного капитала, борясь, как он сам публично не раз заявлял, с «еврейским заговором» против себя, на так называемые «зелёные деньги» (кредиты из исламских фондов) Саудовской Аравии, то и здесь получил прохладный приём. Саудовцы были готовы ссужать Эрдогану деньги, но под конкретные внешнеполитические цели. Прежде всего, с прицелом на противопоставление Турции Ирану. Эрдоган же занимать средства у аравийцев был решительно готов, но портить отношения с Ираном счёл крайне неблагоразумным.

Примечательна реакция турецкого валютного и фондового рынка на следующий после выборов день. В понедельник 8 июня национальная валюта подешевела на 4% к доллару, фондовый индекс страны потерял 5%. Повторился неизменный сценарий реагирования далеко неокрепшей финансовой системы Турции на любую маломальскую политическую встряску.

Предстоящие дни должны определить вектор ожидающих Турцию политических развитий. «Закулисье» развернуло перед Эрдоганом свои возможности влияния на внутритурецкие процессы. Оказалось, что 12 лет бессменного правления, серьёзной политической зачистки поля страны не привели к нейтрализации внешнего фактора влияния. Армия ушла в казармы, гражданские активисты вышли на улицы, возникла благоприятная почва для выплёскивания наружу всех противоречий внутри общества и власти, которыми норовят воспользоваться внешние игроки.

Эрдогану нечего противопоставить объединённым против него силам, в руках которых продолжают находиться нити манипулирования. Вовсе не случайно, что ставка «закулисья» была сделана на курдский фактор в Турции, остающийся болезненным для любого правительства страны. Инициированный Эрдоганом в 2012 году мирный процесс решения застарелой проблемы Турции отозвался для него «курдским Обамой». Это тоже удар по самолюбию турецкого лидера, оправиться от которого он сможет не скоро. Вдобавок, в южном подбрюшье Турции формируется новая «серая зона» для геополитических интересов страны. Из Сирии в южные провинции Турции устремились потоки арабских беженцев, в то время как на сирийском севере зарождается ещё один очаг курдского государственного самосознания.

Летом 2013-го, во время масштабных акций гражданского протеста в Стамбуле и других турецких городах, а также в декабре того же года, когда в стране разразился крупный коррупционный скандал, «закулисье» занесло руку для показа Эрдогану «жёлтой карточки». 7 июня ему это предупреждение была продемонстрировано. Когда придёт время для «удаления» Эрдогана с поля, и возникнет ли вообще необходимость в «красной карточке» для «надменного османа» — вопрос, что называется, на миллион. Одно не вызывает сомнений — Эрдоган в личном качестве оказался в эпицентре повышенной политической опасности, где сходятся интересы многих его явных и скрытых недоброжелателей.

Аналитическая редакция EADaily