Реальность рвётся наружу: к вопросу о «безальтернативности» интеграционного выбора Грузии

Первые лица Грузии не перестают удивлять своими экстравагантными заявлениями, зачастую с сильным провокационным уклоном. Вслед за известными словами премьер-министра страны Ираклия Гарибашвили о том, что «Вторую мировую войну выиграл грузин», появились вызывающие реплики теперь уже от президента республики. Георгий Маргвелашвили решил не вдаваться в историю, а обратился к дням сегодняшним, сделав политическое заявление о том, что «Россия не может предложить соседям никакой альтернативы интеграции с Западом».

Данный выпад номинального главы государства не привлёк бы к себе особого внимания, если бы не одно «но». За словами президента вышли данные соцопроса американского Национально-демократического института (National Democratic Institute, NDI), согласно которым мнение главы республики не разделяют, как минимум, более трети грузинских граждан. Замер общественного мнения показал, что для 31% опрошенных приемлемо вступление Грузии в инициированный Россией Евразийский экономический союз. По результатам опроса, проведённого в августе 2014 года, когда респондентов спрашивали, что они предпочитают, Евросоюз или ЕАЭС, 20% высказались в пользу Евразийского союза, 59% - за интеграцию в ЕС. Если взглянуть на более отдалённую ретроспективу настроений грузин, то картина неуклонного угасания их интереса к Европейскому проекту становится ещё более очевидной. В ноябре 2013 года выбор жителей республики в пользу ЕАЭС и ЕС измерялся соответственно 11% и 68%.

После проведённого в августе прошлого года аналогичного опроса, с 40% до 23% упало количество тех респондентов, кто считает, что Грузия развивается в правильном направлении. По мнению 34%, Грузия «вообще не меняется».

Что должно особенно насторожить грузинских руководителей, так это неутешительные данные падения привлекательности европейского выбора для рядовых граждан, которое произошло в первый же год участия Тбилиси в Ассоциативном соглашении с Брюсселем. Грузия подписала этот документ вместе с Соглашением о глубокой и всеобъемлющей зоне свободной торговли (DCFTA) 27 июня 2014 года. Данные режимы распространены на республику с 1 сентября 2014-го, но с оговоркой, что они действуют в формате временного применения, прежде чем все 28 стран-членов ЕС не ратифицируют в своих парламентах ассоциацию с Грузией. Таким образом, пока календарный год действия, пусть и частичного, Соглашения об ассоциации и его неотъемлемой части в виде DCFTA не миновал. Но стрелку общественного мнения Грузии всё больше заносит в сторону от разрекламированного властями Европейского проекта.

После выхода данных соцопроса NDI, тон того же президента Маргвелашвили принял более реалистичный вид. Он уже не говорил о безальтернативности «выбора грузин», а призвал к большей консолидированности тех сил, которые «ясно видят необратимость нашей европейской и евроатлантической интеграции».

Слышать от нынешнего грузинского правительства резкие фразы в сторону России удивительно. Политическое объединение «Грузинская мечта» пришло осенью 2012 года к власти на волне чёткого общественного запроса на урегулирование отношений с Россией. Запрос был услышан и конвертирован Бидзиной Иванишвили и его командой в лозунг «Улучшим отношения с Россией!». На излёте же четырёхлетнего периода пребывания «Грузинской мечты» на ведущих политических ролях многое стало возвращаться на круги предыдущей саакашвилевской политики по отношению к северному соседу республики.

Мы не пытаемся обелить Россию за счёт демонизации Запада, тем более, его европейской составляющей. Но не замечать элементарные факторы, представленные ныне в Закавказье в целом и в Грузии в частности также считаем неправильным. Грузия сделала свой выбор, Армения — свой. У Еревана сейчас, возможно, даже более сложный период прохождения теста на эффективность Евразийского проекта, чем у Тбилиси с его европейским выбором. Впрочем, взгляд на эти сложности в долгосрочной перспективе настраивает на следующий вывод: враждебность по отношению к России не может быть занесена в устойчивый политический актив любой власти на постсоветском пространстве. Другими словами, тесные экономические, культурные, гуманитарные, наконец, исторические узы, рано или поздно, дают о себе знать на «низовом» уровне общественного мнения. И не считаться с этим власти не могут. Тем более те силы, которые на взлёте своего политического успеха весьма активно взялись за дело улучшения отношений с Россией.

Внешнеполитическая конъюнктура для грузинских властей после 2012 года заметно сместилась в сторону солидарности с Западом на платформе «сдерживания имперских амбиций» России. Грузия далеко не самодостаточная государственная единица на карте Южного Кавказа и Большой Европы, чтобы прокладывать свою дорогу, исходя только из национальных интересов. Евроатлантические столицы стали с особой настойчивостью подталкивать Тбилиси к окончательному внешнеполитическому самоопределению по ходу обострения кризиса вокруг Украины. Возникло своеобразное «раздвоение» нынешнего грузинского правительства. Оставаясь прагматичным в своём решении улучшить отношения с Москвой, Тбилиси вынужден каждый раз демонстрировать западным партнёрам «безальтернативность» своего евроатлантического выбора. Причём делать это в пропагандистском ключе, принижая очевидные выгоды от сотрудничества с Россией.

Большей же части рядовых граждан Грузии все эти хитросплетения на верхних этажах государственной власти глубоко безразличны. Указанный социологический замер NDI подтвердил, что наиболее волнующими жителей республики вопросами остаются создание рабочих мест (его указало 66% респондентов), рост цен (43%) и непозволительно высокий уровень бедности (39%). Кстати, рост цен в эту «тройку» самых острых проблем Грузии попал впервые после 2011 года, из-за чего вопрос защиты её «территориальной целостности» переместился на четвёртое место (27%).

Помочь Грузии в решении указанных и других проблем может не только Россия. Но именно российский рынок, при всех переживаемых на нём собственных трудностях, готов протянуть руку помощи закавказскому соседу.

Пока ассоциация с ЕС реально не заработает и не представит на суд общественности свои первые видимые результаты, можно только предполагать последствия интеграции грузинской экономики в западном направлении. Впрочем, уже сейчас можно указать несколько принципиальных моментов. Евроассоциацией республика обрекается на неконкурентоспособность собственной промышленности, постепенное угасание внутреннего производства с неизбежным переходом в статус нетто-импортёра.

После «революции роз» промышленный сектор Грузии, в особенности горнодобывающая отрасль, неуклонно деградирует. Согласно официальной статистике, в 2006—2012 годы местной промышленности удалось несколько нарастить объём выпускаемой продукции (за счёт перерабатывающей промышленности, в основном производства алкогольных и безалкогольных напитков), однако её предложение сильно отстаёт от внутреннего спроса, удовлетворение которого происходит за счёт импорта. В относительно благополучном сельскохозяйственном производстве также наблюдаются неблагоприятные тенденции. В то время как 54% рабочей силы республики занято в сельхозиндустрии, доля продукции этой отрасли в ВВП составляет чуть более 8%. Для Грузии, имеющей благоприятные природно-климатические условия развития сельского хозяйства, такая ситуация свидетельствует об аграрном кризисе недопроизводства. Это, в свою очередь, объясняет, почему 80% продовольственной корзины приходится на импортируемые товары. Национальное производство не удовлетворяет бóльшую часть спроса на сельскохозяйственную продукцию, пищевая промышленность не обеспечивает даже 20% спроса населения.

В европейском разделении труда Грузии уготована роль страны-потребителя, «экспортные» возможности которой сведены к перепродаже некоторых видов товаров. Но и здесь, с вводом в действие новых таможенных режимов, грузинские граждане могут непосредственно ощутить всю неоднозначность европейского интеграционного выбора. В структуре условного экспорта Грузии (точнее, реэкспорта) более 20% приходится на легковые автомобили. Страна стала перевалочным пунктом по ввозу легковых автомобилей, прежде всего европейских марок, и их дальнейшей перепродажи в соседние государства.

Об ориентированности грузинской экономики на потребление, нежели на производство, свидетельствует тот факт, что суммарный объём частного и государственного потребления составляет около 90% ВВП.

Правительство «Грузинской мечты» поставило задачей вывести страну из состояния бедности за счёт увеличения экспортного потенциала, стимулирования развития конкурентоспособного отечественного производства. Одно непонятно — как может ассоциация с ЕС способствовать практическому решению этой задачи при углубляющемся разрыве между местным производством и потреблением, огромной диспропорции в импорте и экспорте республики. Только в аграрном комплексе грузины могут обозначить некоторый экспортный потенциал, при этом, что интересно, значительная часть производимого местными хозяйствующими субъектами продукции продолжит ориентацию на российский рынок. В Европе грузинских вин и безалкогольных напитков, других продуктов сельхозпереработки не ждут. Зато там строят планы консервации грузинской экономики в состоянии, когда она постоянно нуждается в финансовой подпитке извне, обрекается на импорт подавляющей части товаров и строго направляется на функцию регионального транспортно-транзитного и энергокоммуникационного коридора. Импортозависимая, лишённая местной промышленности, к тому же загнанная в позицию «сервисной обслуги» региональных транспортных и энергетических потоков — вот «идеальная» Грузия для европейцев с их ассоциативной схемой интеграции.

От зоркого взгляда местной общественности эта «перспектива» не могла ускользнуть. Оценка гражданами действий правительства на европейском направлении видна из социологических выкладок американского NDI, который, по определению, не может быть заинтересован в девальвации евроатлантического образа республики. Однако реальность настолько рвётся наружу, что сдерживать её не могут даже маститые «инженеры» общественного мнения из США.

Гражданам Грузии и их нынешним политическим лидерам меньше всего нужна конфронтация с Россией, сотрясение воздуха декларативным «спамом» о безальтернативности сделанного выбора, о неспособности России предложить соседям работающие схемы интеграции. Этим можно добиться внешнеполитических дивидендов тактического свойства, новых кредитов от зарубежных заёмщиков. Но благополучие своих граждан на декларациях в пику России руководителям Грузии не выстроить.

Аналитическая редакция EADaily