Баллонов с кислородом не было: операция «Труба» — подвиг ценой собственного здоровья

В полевом госпитале спецназа «Ахмат» в Курской области спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова пообщалась с бойцами, участвовавшими в секретной операции «Поток» (неофициально называемой «Труба»), и с врачами, которые борются за их восстановление после отравления химическими веществами.

— Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

— Я врач медицинской службы спецназа «Ахмат», позывной «Тореро». Все пациенты, которые находятся сейчас здесь, — участники операции «Поток». У них у всех — химическое поражение легких с развитием пневмонита, который в большинстве случаев переходит в альвеолит и затем в тяжёлую пневмонию с дыхательной недостаточностью.

▼ читать продолжение новости ▼

Коварство ситуации заключается в том, что газы, которые находились в трубе, дают отсроченную реакцию, симптоматика нарастает лавинообразно: первые 2−3 дня человек чувствует себя нормально. Но на 3−4 сутки появляется сухой кашель, одышка, снижается переносимость физических нагрузок, а к 5−6 дню поднимается температура — это признаки начинающегося отёка лёгких и вторичной пневмонии.

— Отёк лёгких — это серьёзно! Это же, по сути, угроза жизни?

▼ читать продолжение новости ▼

— Само собой. Это прямая угроза. Мы подбирали схему лечения буквально вслепую — только на основе теоретических знаний, которые когда-то проходили в университете. К счастью, видимо, учились мы неплохо, — у всех ребят наблюдается положительная динамика.

— То есть это первый случай такого масштабного поражения?

— Да, совершенно верно. Когда мой командир поручил срочно найти схему лечения, я понял, что аналогов нет. Было массовое поражение, но не в таком виде. И мы имеем дело с крайне сложной химической нагрузкой — почти вся таблица Менделеева. Продукты сгорания, нефтепродукты, газы, соединения никеля, гальванические испарения… Всем этим ребята надышались.

Нужно было разработать схему терапии на основе доступных препаратов. И тут огромное спасибо волонтёрам — они выручили. Смогли оперативно достать редкие лекарства, специфические антидоты, в том числе применяемые при отравлениях солями тяжёлых металлов и продуктами нефти. Благодаря им у нас всё получилось, схема сработала.

Командир отряда связи спецназа Ахмат о самочувствии бойцов

— Мой позывной — Тимсо. Я командир отряда связи спецназа «Ахмат». Чуть приболел, лечусь. Это наш ахматовский госпиталь. Здесь нас лечат: капельницы, уколы, антидоты — всё необходимое. Контролируют состояние, чтобы мы как можно быстрее встали на ноги.

— Судя по кашлю, речь идёт об отравлении? Можете рассказать, что произошло?

— Труба была длинная, выветрить её полностью — сложно. Плюс вдоль бортов техническая смазка, низкий уровень кислорода, холод, подземные условия — всё это сыграло с нами злую шутку. Получилось отравление лёгких, которое у многих перешло в пневмонию. Сейчас лечимся. Сегодня я, например, сделал повторный рентген — у меня уже чисто, пневмонии не нашли.

— То есть фактически пневмония была вызвана метановым отравлением? Судя по кашлю, у всех одна и та же острая проблема?

— Можно сказать и так. Каждый организм по-разному реагирует. Есть такие, кто даже и не почувствовал ничего. Но большая часть пацанов, испытывают сейчас дискомфорт со здоровьем.

— Расскажите, сколько длилась операция? В чём заключалась ваша задача?

— Мы обеспечивали связь для отряда. Это наша работа. Ничего сверхъестественного, просто пошли и сделали.

— Вы сами были в трубе?

— Да, я лично спускался. Было сложно со временем — ни света, ни ориентиров, приборы быстро садятся. Думаю, провёл там около двух суток, плюс-минус. У меня была конкретная задача как у командира — выполнил и вернулся, чтобы дальше координировать всё вместе с другими офицерами.

— А сколько всего длилась сама операция? Вы были двое суток, а другие бойцы?

— Нас заходило много, и вместе с нами внутрь шли боеприпасы, обмундирование. Нужно было завести всё, рассредоточиться, потом ждать команды на взрыв выходов и начало атаки. С момента входа первых бойцов до выхода прошло примерно пять-шесть дней.

— Вы уже не ориентировались во времени?

— Времени вообще не чувствовалось. Оно быстро летело. Не до него было.

— Пять-шесть суток это быстро?! Это же полная темнота, замкнутое пространство…

— У всех по-разному. Кто-то нормально переносит темноту, кому-то тяжело. У некоторых была клаустрофобия. Если видели, что человек сильно нервничает, не справляется, — таких выводили. Потому что это уже физиология. Человек может быть бесстрашным бойцом, идти в бой один с топором против двух сотен. Но вот труба — и всё. Паника, страх, замкнутое пространство.

— Какова длина трубы?

— Пятнадцать километров. Диаметр — метр сорок четыре. В полный рост не встать. Приходилось идти, пригнувшись, почти всё время — полусогнувшись или лежа, или сидя.

— Несколько суток в таком положении… Паника была?

— Нет. Скорее, наоборот — ажиотаж. Все ждали, когда уже начнём. Столько времени в трубе, все были как заведённые. Хотелось скорее выпрыгнуть, побежать.

Как начиналась операция

— Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

— Боец подразделения Аида спецназа «Ахмат», позывной Лом. Мы «птичники», дроноводы, как нас называют, подразделение БПЛА. Задача была — доставить технику в трубу.

Сначала было страшновато: замкнутое пространство, ничего не видно, в руках — фонарь, за спиной — друг-брат, в другой руке — сумка с техникой. Прошли где-то три километра в одну сторону. Шли по сто метров, отдыхали, снова шли.

— Вы были с кислородными баллонами?

— Баллонов с кислородом не было. До той точки, к которой мы шли, дойти можно было относительно легко и без них. А те, кто пошёл дальше, — это настоящие мужчины, герои. Мне не довелось, но я видел, с чем они справлялись.

В трубе полностью теряешь ощущение времени. Сколько шли — непонятно. Потом выяснилось, что мы провели там часов двенадцать. Ни часов, ни телефонов. Просто идёшь в темноте с фонариком, и всё. Мы дошли, свою задачу выполнили. Время не чувствовалось вообще, его не было. Пять минут, десять, двадцать, час. Как выяснилось позже, провели мы там порядка двенадцати часов.

Внутри были вентиляционные отверстия, которые заранее прорубили. Через них подавался воздух. На определённой точке даже можно было встать в полный рост, подышать. Мы там немного передохнули, и даже покурить смогли — до этого боялись, запах газа ощущался.

— Вы чувствовали запах газа?

— Газ же сам не пахнет. В него добавляют вещество, чтобы он пах. Этот запах присутствовал постоянно. Мы даже пока шли в ту сторону, боялись покурить. Никого там просто… Встречали пару групп, которые нам шли навстречу. Но мы не видели, что они курили. Когда уже добрались до точки определенной, там и покурить получилось.

Сейчас я в госпитале. Диагноз — отравление неизвестными химическими веществами. Первое время чувствовал себя нормально. А через два дня начался кашель, тяжесть в груди, особенно по утрам. В течение дня отпускает, но к вечеру — снова приступы. Это последствия вдыхания всего, что было в трубе. Там же и смазка, и газы. Всё это накапливалось.

— Вообще, вы себя ощущаете героями?

— Да какие мы герои? Нам поставили задачу, мы ее выполнили. Герои — это те, кто вышел с другой стороны трубы и пошёл на штурм. А мы так, помощники героев. Задачу поставили — мы её выполнили. Я даже не думал, идти или нет. Сказали: «Поедешь?» — «Поеду». Пришёл Родину защищать.

О трубе знали, но, как всё выглядит по-настоящему, поняли только внутри. Диаметр — метр сорок четыре, в полный рост не встать. Всё время согнувшись. Спина потом болела день, и всё.

Бронежилеты не брали — не нужно было. С собой — рюкзак, немного воды. Питание не понадобилось. Задачу выполнили — вернулись. Главное, что победим.

Боец отряда «Аида»: «Это войдет в историю»

— Представьтесь, пожалуйста.

— Я из группы «Аида», позывной — Художник.

— Это группа штурмовиков?

— Можно и так сказать. У нас были свои задачи. Мы участвовали в операции «Поток».

— Сколько времени вы провели под землей?

— Примерно трое-четверо суток. Не в самой трубе, конечно. Мы находились в штабе, в блиндаже. Но в трубу тоже заходили вместе с командиром Тимсо.

— Можете рассказать подробнее, сколько провели там времени?

— Не могу. Задачи были секретными, разглашать их мы не можем. Это может быть использовано против нас. Опыт и детали — закрытая информация.

— Были трудности внутри трубы? Страх, паника?

— Паники не было. Но был один момент: мы зарядили фонарики заранее, но они почему-то очень быстро разрядились. У меня фонарик сел через 20 минут, хотя был полностью заряжен. У Тимсо — примерно через километр. Может, глубина повлияла, может, какая-то энергия была. Но техника вела себя странно. Хорошо, что у меня был с собой телефон с фонариком, так и шли.

— Передвигались медленно?

— Да. Шли небольшими перебежками: каждые 100 метров — короткий привал. Одышка появлялась быстро.

— Чувствовали отравление на момент выхода?

— Нет. Вышли — всё было нормально. Потом появились симптомы. Сначала подумал, что простуда, потому что после жары в трубе на выходе резко холодно. Но уже к вечеру стало ясно: темнело в глазах, кашель усилился, стало больно дышать. Тогда понял: надо ехать в госпиталь. Все здесь в госпитале с одинаковыми симптомами. Сейчас все кашляют.

— Ощущаете себя победителями?

— Мы сделали то, что нужно было сделать, и все. Честно скажу, что мы с ребятами общались и говорили: то, что мы сделали, войдет в историю.

Доктор Тореро о возможных последствиях химического отравления

— Могут ли у бойцов проявиться последствия не сразу, а спустя годы?

— С большой долей вероятности — да.

— В чем они могут выражаться?

— Прежде всего, это хроническая обструктивная болезнь легких — то есть жизнь в условиях постоянной дыхательной недостаточности. Также возможно развитие злокачественных опухолей, отсроченные нефропатии и токсические гепатиты.

— Нефропатии — это про почки?

— Да, всё верно. Это поражение почек. До отказа вряд ли дойдет, если судить по текущему опыту, но риски есть.

— Будете ли вы наблюдать за ними дальше?

— Обязательно. Мы планируем регулярно брать анализы, отслеживать показатели печени, почек. Вероятность осложнений велика, и это основано не на догадках, а на фармакологии и токсикологии.