Итак, в июне президент Владимир Путин заявил о планах пересмотра ядерной доктрины России. Конкретика в отношении изменений была озвучена на заседании Совета Безопасности 25 сентября. Результатом стали нервная реакция «дорогих партнеров» и масса спекуляций на ядерную тему внутри страны.
Попробуем разобрать изменения более или менее систематически. И начнем с предыдущей версии ядерной доктрины, которая довольно заметно отличается от широко распространенного представления о ней. Последнее сводится к тому, что поводом для ядерного ответа может быть либо ядерное же нападение, либо неядерная (конвенциональная) агрессия, угрожающая самому существованию государства.
Итак, откроем предыдущую версию доктрины (указ № 335 от второго июня 2020-го).
«Условиями, определяющими возможность применения Российской Федерацией ядерного оружия, являются:
а) поступление достоверной информации о старте баллистических ракет, атакующих территории Российской Федерации и (или) ее союзников;
б) применение противником ядерного оружия или других видов оружия массового поражения по территориям Российской Федерации и (или) ее союзников;
в) воздействие противника на критически важные государственные или военные объекты Российской Федерации, вывод из строя которых приведет к срыву ответных действий ядерных сил;
г) агрессия против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства».
Таким образом, даже «ядерный» сценарий из пункта б) на самом деле подразумевает атаку с применением любого оружия массового поражения. Уже в первом приближении это добавляет в список химическое и биологическое оружие. Во втором приближении — это не закрытый перечень. Сайт Минобороны относит к ОМП любые «виды оружия, способные вызвать массовые потери и разрушения вплоть до необратимых изменений окружающей среды».
Пункт в), как нетрудно заметить, тоже «неядерный». Иными словами, даже конвенциональная атака на «критические» объекты, «вывод из строя которых приведет к срыву ответных действий ядерных сил», может стать поводом для применения атомного оружия.
К военным объектам такого типа относятся, очевидно, собственно ядерное оружие с носителями, местами хранения и т. д.; пункты связи и управления; и, наконец, система предупреждения о ракетном нападении (СПРН) — включая спутники, отслеживающие старты ракет и радары. Иными словами, лайфхаки в стиле «уничтожить СПРН конвенциональным оружием, а потом нанести ядерный удар», «запрещены».
Между тем, в мае этого года Украина атаковала сразу два радара СПРН — в Армавире и Оренбургской области. При этом ГУР Украины смог подтвердить повреждения РЛС снимками.
Нетрудно заметить, что действия Киева породили «юридический» казус. Украинцы действовали отнюдь не в собственных интересах, однако формально целью для ядерного ответа могли быть только они. При этом ущерб от использования подобной страны-камикадзе может быть кратно большим — вплоть до фатального, а роль одноразовой торпеды может сыграть не только «незалежная». Сочетание пещерного нацизма с хуторской дикостью, мешающей осознать последствия, демонстрируют не только прибалты, но и, например, финны.
Что касается внесения в список государственных объектов — то это «страховка» от «обезглавливающего» удара. То есть уничтожения политического и военного руководства. Что, в свою очередь, создает предпосылки для эффективного обезоруживающего удара по собственно ядерным силам — реакция на него неизбежно будет замедленной.
Наконец, самым примечательным является пункт а). С одной стороны, возможным поводом для ядерного ответа объявляется атака любых баллистических ракет, независимо от оснащения и дальности. С другой, крылатые ракеты (КР) поводов не создают, хотя ВВС США являются обладателями сотен AGM-86B с ядерными боеголовками. И то же самое относится к авиации, хотя кроме ракет на ее вооружении стоят сотни атомных бомб — и список их потенциальных носителей весьма широк.
Причины нервного отношения к любой «баллистике» очевидны: прежде всего, это малое подлетное время. При этом со времен СССР политическая карта радикально изменилась — сейчас Москва, в сущности, приграничный город. Расстояние по прямой от столицы до латвийского Даугавпилса — 692 км, до Харькова — 647. Иными словами, угрозой отныне являются даже ракеты малой дальности.
Между тем, после выхода из ДРСМД у Пентагона есть обширные планы не только по поводу римейка «Першингов» и «Грифонов». Так, «устаревшую» ATACMS должна заменить Precision Strike Missile (PrSM). В первой итерации (Inc 1) ее дальность должна составить порядка 500 (499+) км, в модификации Inc 2 700−750 км. Для Inc 4 с прямоточным реактивным двигателем предполагается дальность до 1 000 км.
Наконец, технологии тоже изменились. Если точность баллистических ракет восьмидесятых позволяла угрожать высокозащищенным объектам только в ядерном оснащении, то сейчас реализуемо круговое вероятное отклонение в несколько метров. При этом внушительная кинетическая энергия относительно дальнобойной «баллистики» позволяет не слишком обращать внимание на обычные факторы рассеивания и не использовать GPS-коррекцию на «финальном» участке, где будет эффективна наземная РЭБ.
В то же время в отношении крылатых ракет и авиации в 2020-м господствовало почти олимпийское спокойствие. Нетрудно заметить, что здесь переход к ядерному сценарию был возможен только при непосредственной атаке на критические «околоядерные» объекты или первом атомном взрыве на российской территории. Подобный подход трудно объяснить чем-либо иным, кроме сильной переоценки возможностей ПВО.
Так выглядела предыдущая редакция. Посмотрим на предполагаемые изменения.
Владимир Путин: «Предложено внести ряд уточнений в части определения условий применения ядерного оружия.
Так, в проекте Основ расширена категория государств и военных союзов, в отношении которых проводится ядерное сдерживание, дополнен перечень военных угроз, для нейтрализации которых выполняются мероприятия ядерного сдерживания.
На что ещё особо хотел бы обратить ваше внимание. В обновлённой редакции документа агрессию против России со стороны любого неядерного государства, но с участием или при поддержке ядерного государства предлагается рассматривать как их совместное нападение на Российскую Федерацию.
Также чётко фиксируются условия перехода России к применению ядерного оружия. Будем рассматривать такую возможность уже при получении достоверной информации о массированном старте средств воздушно-космического нападения и пересечении ими нашей государственной границы. Имею в виду самолёты стратегической и тактической авиации, крылатые ракеты, беспилотники, гиперзвуковые и другие летательные аппараты.
Оставляем за собой право применить ядерное оружие в случае агрессии против России и Белоруссии как участника Союзного Государства. С белорусской стороной, с Президентом Белоруссии все эти вопросы согласованы. В том числе если противник, используя обычное оружие, создаёт критическую угрозу нашему суверенитету».
Для начала стоит отметить, что Путин более или менее развернуто описывает лишь часть изменений. Однако уже озвученные демонстрируют более чем серьезные сдвиги.
Расширение списка поводов для ядерной контратаки за счет стартов/пересечения границы самолетами и крылатыми ракетами, а также активности марионеток-камикадзе выглядит сугубо ситуативной реакцией на планы Вашингтона и Ко легализовать удары в глубину территории России. Однако это, как минимум, не совсем так.
Тезис «Вашингтон отвечает за агрессию своих сателлитов» — это в том числе прямая отсылка к майским налетам украинских беспилотников на радары СПРН. Все вполне логично — если ядерное государство атакует ядерную инфраструктуру противника силами неядерного вассала, то это следует расценивать как критическую угрозу именно со стороны ядерного государства и никак иначе.
Равным образом, ужесточение реакции на самолеты и КР стало очевидной необходимостью задолго до нынешнего обострения. Украинцы получили достаточно ограниченное количество крылатых ракет и никогда не использовали их действительно массированно. Однако «Скальпам"/ «Шторм шедоу» удалось несколько раз прорваться к целям в очень хорошо защищенном ПВО Севастополе. Иными словами, «стелсизированные» крылатые ракеты оказались весьма неприятным оружием. Между тем, нет никаких гарантий, что франко-британские технологии малозаметности равноценны американским. Суммарный военный бюджет Англии и Франции в довоенном 2021-м был в 6,44 раза меньше военных расходов США. При этом в плане «наценок» в ВПК англофранцузы как минимум не уступают американцам.
Наложив это на использование «марионеток-камикадзе», можно получить совсем скверные сценарии обезоруживающего и обезглавливающего удара под прикрытием очередного конфликта с западными прокси.
Иными словами, приоритетом высшего порядка в случае с данными изменениями доктрины является ни что иное, как обеспечение устойчивости ядерных сил. Однако на тактическом уровне, они действительно создают проблемы для легализации «глубинных» ударов.
Наконец, ядерная защита Белоруссии и суверенитета представляет собой очень отложенный ответ на существующую уже почти шесть лет огромную асимметрию ядерных доктрин России и США. Еще в феврале 2018-го администрация Дональда Трампа резко понизила порог применения ядерного оружия — отныне поводом для этого могла стать некая чрезвычайная ситуация с угрозой жизненно важным американским интересам. При этом ядерный «зонт» распространялся и на союзников и партнеров.
Между тем, интересы у Штатов везде (особенно рядом с нефтью) и все жизненно важные. Равным образом, понятие «партнеров», для защиты которых от агрессии можно и нужно применять ядерное оружие, если ситуация покажется Вашингтону «чрезвычайной», предельно размыто. Наконец, как мы помним, агрессоров и жертву Белый дом всегда назначает сам, не доверяя это важнейшее дело посторонним. При этом, например, среднестатистический западный обыватель на 200% уверен, что в 2008-м Грузия защищалась от варварской агрессии России.
Политическое противостояние с трампистами не помешало администрации Байдена заботливо сохранить данное наследие предшественника. Так, в «Обзоре ядерной политики» от 20022-го года (фактически ядерная доктрина США) ровно тот же набор поводов и все те же неопределенные «партнеры».
Впрочем, в июне Белый дом все же порвал с наследием «агента Москвы». В том смысле, что заявил о переходе к «более агрессивной стратегии» в области ядерного оружия и «необходимости полагаться на рост и разнообразие ядерного арсенала»
И все это время в качестве условно аналогичного повода в российской доктрине выступала угроза самому существованию государства. Теперь уровень ответа сдвигается до угрозы суверенитету и ближайшему союзнику. Что все еще крайне далеко от «защиты жизненно важных интересов» и «партнеров» в любой точке земного шара — но все же заметно ближе к «симметрии».
Как обычно для апологетов порядка, основанного на правилах, госсекретарь Энтони Блинкен назвал решение «абсолютно безответственными и несвоевременным». «Сейчас особенно важно осудить это решение, когда весь мир собрался и говорит о необходимости большего разоружения и нераспространения». Пресс-секретарь Еврокомиссии по иностранным делам и политике безопасности Петер Стано: поведение Путина — «безответственная и недопустимая» демонстрация силы.
Иными словами, оба персонажа практически в один голос подтвердили необходимость ужесточения доктрины — в том смысле, что лишний раз продемонстрировали «зачем».
Примечательным в этой истории является и то, что Зеленский и его покровители сами дали Москве «легальный» повод внести давно назревшие изменения — а не выступать с подобными инициативами в одностороннем порядке. Это, в некотором роде, шедевр дипломатии — в лучших традициях свидомого МИД.
И в качестве постскриптума стоит отметить, что доктрина «обр. 2020-го» имеет еще одно очевидное слабое место. Из-за отсутствия четкого определения ОМП в пункте б) возникает «серая зона». В которой оказываются
1. Радиологическое оружие. При этом следует учитывать, что классическая «грязная бомба» — это не более чем самый примитивный и неэффективный вариант. Так, имея в распоряжении источники нейтронного излучения, можно получить гораздо более опасные варианты «грязи», чем обычные радиоактивные отходы. Хорошо известный кобальт-60 в плане производства достаточно тривиален.
Отмечу, что США вполне официально относят радиологическое оружие к ОМП.
2. Целенаправленное создание крупных техногенных катастроф с массовыми жертвами. Иными словами: разрушение АЭС, крупных и опасных химические производства, биологических лабораторий и других подобных объектов — с использованием конвенционального оружия или диверсий, в том числе «кибернетических». Возможные последствия очевидны.
При этом в случае с АЭС симметричный ответ чреват не только расширением конфликта, но и проблемами на собственной территории. С другой стороны, эффективное сдерживание возможно только угрозой сопоставимого возмездия.
Поводы для того, чтобы осмыслить эти вопросы, давно есть.