Три года после аварии: что в действительности происходит с ГМК «Норильский никель»?

В преддверии трехлетия экологической катастрофы в Норильске, когда, напомним, из лопнувшего резервуара «Норникеля» вытекла 21 тыс. тонн дизтоплива, президент и крупнейший совладелец компании Владимир Потанин объявил о завершении ликвидации последствий ЧП.

«В октябре 2022 года было закончено восстановление плодородного слоя почвы в районе реки Амбарной, — приводятся слова Потанина в отчете „Норникеля“ об устойчивом развитии за 2022 год. — Фактически завершена рекультивация территорий, пострадавших от разлива дизельного топлива в 2020 году».

Несколько другое мнение у курирующей вопросы экологии вице-премьера Виктории Абрамченко. Ликвидированы «основные последствия» аварии, сказала она в эфире телеканала «Россия-24» спустя 2 дня после презентации отчета «Норникеля». Вице-премьер подчеркнула, что удалось собрать весь разлившийся дизель и полностью вывести на специальные полигоны загрязненный нефтепродуктами грунт, но ни слова не сказала о «рекультивации территорий». И добавила, что на полное восстановление природы потребуется, «возможно, несколько десятков лет».

Расхождения более чем существенные. Поэтому наблюдатели и эксперты по-прежнему задаются вопросом, что же в действительности происходит с ГМК «Норильский никель», флагманом, как принято было говорить, отечественной и мировой горнодобычи и цветной металлургии? Что происходит в регионах присутствия «Норникеля» — прежде всего на Таймыре и в Норильском промышленном районе, за которые компания исторически несет ответственность по причине тотальной зависимости от нее всего и вся на тысячах километров вокруг? Конкретных и понятных ответов на эти вопросы по большому счету нет.

Случившаяся 29 мая 2020 года в Норильске авария поставила массу вопросов о том, как ведут бизнес компании, контролирующие такие огромные ресурсы и находящиеся на таких чувствительных с точки зрения экологии территориях. Кто непосредственно несет ответственность за производственные и связанные с этим процессы, как и кем они управляются? В конце концов, эта авария — ожидаемая закономерность системы, десятилетиями формировавшаяся в «Норникеле», когда обещания светлого завтра — основа взаимоотношения с миром, или цепь случайных событий, управлять которыми было невозможно?

На специальном заседании Совета Федерации в октябре 2020 года по итогам поездки делегации сенаторов в Норильск председатель палаты Валентина Матвиенко, говоря о том, что менеджмент «Норникеля» игнорировал предписания Ростехнадзора, недоумевала: «Никакой реакции — крупнейшая экологическая катастрофа. Что, не видели? Не вели мониторинг по этому резервуару?»

Комиссия Ростехнадзора осенью 2020 года провела всестороннее изучение ситуации с резервуарами хранения дизтоплива на ТЭЦ-3. В ее заключении было прямо сказано, что причинами аварии стали некачественный контроль за надежной и безопасной эксплуатацией сооружений со стороны ответственных лиц «Норникеля». Следовательно, надлежащее обследование резервуаров и их опор с оценкой прочности, устойчивости и эксплуатационной надежности позволило бы избежать катастрофы.

Тем не менее, несмотря на выводы Ростехнадзора и последовавшее решение суда, руководство «Норникеля» предложило общественности свою версию причин одной из самых больших экологических катастроф в современной истории России: на сайте «Норникеля» в разделе, посвященном аварии, до сих пор указано, что «29 мая 2020 г. на ТЭЦ-3 Норильска (район Кайеркан) произошел инцидент: из-за внезапного проседания опор, прослуживших более 30 лет без нареканий, получил повреждения резервуар хранения дизельного топлива, в результате произошла утечка топлива».

Руководство компании поспешило объяснить все проблемы факторами, которые находятся за рамками их контроля. Собственно, именно это объяснение в довольно безапелляционной форме и дал публике сам президент компании Владимир Потанин в сентябре того же года в интервью телеканалу «Россия-24»: «Недооценка рисков, связанных с эксплуатацией такого рода объектов, — она налицо. В данном случае интересно, что абсолютно новый и плохо прогнозируемый фактор — таяние вечной мерзлоты — включился. Новый не потому, что мы не знали о том, что вечная мерзлота тает, но к этому как-то всегда спокойно относились». Некоторыми экспертами, которые понимают в вечной мерзлоте немного больше г-на Потанина, такое объяснение было интерпретировано как попытка переместить фокус ответственности за халатность, «успокоенность» и непрофессионализм на неуправляемый природный фактор — изменение климата, «растепление» вечной мерзлоты и т. п.

Но мотив успокоенности, недооценки рисков был отмечен Потаниным очень точно. Реальное внимание к охране природы, к оценке своего воздействия на окружающую среду, к выявлению и управлению экологическими рисками началось в компании только после катастрофы. В структуре «Норникеля» появилось сразу 8 новых подразделений и должностей, так или иначе связанных с экологией и охраной природы. Достаточно изучить публичные документы компании, чтобы узнать о многочисленных социальных и экологических акциях и мероприятиях, инициированных начиная со второй половины в 2020 г. Подобная реакция руководства компании вполне понятна и ожидаема.

Удивительно другое — по прошествии трех лет с момента аварии, в результате которой тысячи тонн топлива загрязнили и окрасили в темно-красный цвет почвы и водоемы Таймыра, никак и никем не поднята тема ответственности менеджмента «Норникеля», допустившего крупнейшую экологическую катастрофу. В то время как сама компания понесла реальные потери в виде гигантского штрафа, снижения доходов и акционерной стоимости, правление «Норникеля» избежало любых взысканий и продолжило свою работу как ни в чем не бывало. Даже напротив: по итогам 2020 года вознаграждение топ-менеджмента стало одним из самых крупных в истории компании и составило почти 6,2 млрд руб. Получилось, что менеджеры даже на экологической катастрофе смогли заработать, назначив себе повышенные выплаты за решение проблемы, которую сами, своим бездействием и ошибками и создали.

Здесь уместно повторить много раз звучавшее мнение, что как минимум генеральный директор и члены правления ГМК должны жить и работать там, где осуществляется основная деятельность, — в данном случае в Норильске: не может одна из важнейших системообразующих промышленных корпораций в стране управляться заочно.

На примере менеджмента «Норникеля» целесообразно задаться и вопросом, а насколько вознаграждение руководителей зависит от успешного управления экологическими рисками.

В годовом отчете ГМК за 2020-й (год аварии) в разделе про вознаграждение членов правления указано: «Система ключевых показателей эффективности (КПЭ), действующая в Компании для оценки работы топ-менеджмента, отражает уровень достижения стратегических целей».

И далее компания делает важное заявление о будущем усилении ответственности топ-менеджеров за экологию:

«В 2021 году в КПЭ топ-менеджмента будет введен показатель „Ноль экологических происшествий“ с удельным весом 20% (в структуре командных показателей) — это позволит обеспечить четкую связь между выполнением стратегических приоритетов Компании и уровнем вознаграждения».

Однако уже в следующем годовом отчете написано:

«В 2021 году в КПЭ топ-менеджмента был введен показатель „Ноль экологических происшествий“ с удельным весом 5%» (в структуре всех показателей), который на целевом уровне предусматривает оценку «Отсутствие происшествий уровня чрезвычайной ситуации»».

Там же, в отчете, даны конкретные цифры удельного веса всех КПЭ членов правления в 2021 году: EBITDA — 20%, производственный травматизм — 5%, ноль экологических происшествий — 5%, выполнение плана работ — 30%.

Оставим пока без обсуждения заниженный вес показателя производственного травматизма (5% говорят об узаконенном безразличии к безопасности труда, жизни и здоровью своих работников). Оставим также загадочный показатель «выполнение плана работ» (вес 30%), который определяет значительную часть и без того немалого годового дохода каждого члена правления «Норникеля».

Но вот что действительно вызывает озабоченность, так это почему значимость «экологического» КПЭ была снижена в 4 раза по сравнению с первоначально заявленной после катастрофы с разливом топлива? И почему была добавлена «чрезвычайная» оговорка? Ведь она, по сути, окончательно избавляет членов правления «Норникеля» от ответственности: если случится авария, но надзорные органы не признают уровень инцидента как чрезвычайный, то КПЭ будет считаться достигнутым. Вопрос: к чему призвана мотивировать такая система мотивации руководителей компании? Как она сказалась на экологической аварийности за последние три года?

В 2022 году руководство компании пошло еще дальше. Теперь вес экологических показателей в мотивационной программе вырос до 30% при целевом показателе «Реализация экологических проектов».

То есть КПЭ теперь вообще оторваны от экологических инцидентов и управления экологическими рисками. Чистой воды подмена понятий. Обещали ноль экологических происшествий, пришли к выполнению долгосрочных планов, в которые, как известно, всегда можно внести нужные корректировки.

Тем временем общество по-прежнему нуждается в получении объективной информации о результатах мероприятий менеджмента «Норникеля» по устранению последствий аварии 2020 года. В отчетных документах за 2022 год четко указывается, что работы по ликвидации последствий аварии на ТЭЦ-3 завершены. Но можно ли этому верить? Независимых подтвержденных данных нет. С другой стороны, разве могло быть по-другому, если президент компании считает, что последствия аварии уже устранены? Причем говорит он об этом с той же уверенностью, с которой ранее говорил о причинах аварии из-за таяния мерзлоты…

«Норильский никель» — поистине уникальное предприятие. Его мощь — в неповторимой корзине металлов, в уникальной рудной базе. И конечно, в уникальных людях, которые там живут и работают. У компании колоссальный запас прочности. Эта прочность вот уже более 25 лет позволяет жить и работать, невзирая ни на какие управленческие эксперименты, ни какие обещания «все исправить завтра». Будет очень несправедливо, как минимум по отношению к этим людям, если за будущие положительные изменения и реальную надежду на лучшее завтра придется благодарить экологическую катастрофу 2020 года.

Разлив нефтепродуктов в 2020 году позволил власти и обществу по-новому взглянуть на руководство «Норникеля» и на то, что происходит на далеком Таймыре. Это все-таки заставило топ-менеджеров начать делать что-то существенное для сокращения своего негативного воздействия на окружающую среду (например, сдвинуть с мертвой точки «Серный проект», чья история уже насчитывает долгие годы презентаций). Остается только надеяться, что не потребуются другие аварии подобных устрашающих масштабов, чтобы разобраться в происходящем в компании в других сферах деятельности.

Дмитрий Виноградов