Дешевая электроэнергия в России — надолго ли?

Россия занимает третье место в Европе по дешевизне электроэнергии. Недорогое электричество часто называют конкурентным преимуществом отечественной экономики. Особенно актуально оно будет в постнефтяном будущем. Какие ниши в мировой экономике Россия могла бы занять, используя эту фору, разбирался Иван Дмитриенко в журнале «Профиль».

Действительно ли в России дешевое электричество

«Цены на электроэнергию в России — одни из самых низких в мире, это подтверждается данными международных институтов», — гласит запись в официальном Telegram-канале Минэнерго РФ от 18 мая 2021 года.

Строго говоря, это не так. В десятках государств по разным причинам (низкая стоимость выработки, бедность населения, «твердые» тарифы) энергия достается потребителям практически даром. По данным статистического портала Globalpetrolprices.com на декабрь 2021 года, три страны с наиболее дешевым электричеством — Судан, Ливия и Ливан. Россия — на 51-м месте в мире: средняя цена за 1 КВт*ч — $ 0,085. Прошлогоднее исследование британской компании Cable.co.uk, в ходе которого было проанализировано 3883 энерготарифа по всему миру, дало схожие результаты: тройка лидеров — Ливия, Ангола и Судан, Россия на 22-м месте (1 КВт*ч стоит $ 0,050).

А вот по меркам Европы электричество у нас действительно недорогое. Globalpetrolprices.com отправил Россию на четвертое место среди европейских государств (дешевле только в Молдавии, Украине и Белоруссии), Cable.co.uk — на первое. Что касается недавнего исследования РИА Новости, то Россия (3,7 руб. за 1 КВт*ч) попала на третье место только потому, что в списке европейских стран оказались Казахстан (2 руб.) и Турция (3,3 руб.). Так или иначе, в Западной Европе киловатт-час стоит в разы дороже. Больше всех, по данным Globalpetrolprices.com, платят жители Дании ($ 0,393), Германии ($ 0,342) и Нидерландов ($ 0,338).

Ценообразование в российской энергетике зависит от механизмов регулирования отрасли. Например, перекрестного субсидирования, когда тарифы для некоторых категорий потребителей сдерживаются за счет повышения для других.

«В 1990-е звучали предложения отпустить цены на электричество, чтобы они соответствовали западному уровню, — вспоминает экономист, эксперт в сфере промышленности Леонид Хазанов. — Это не было сделано, благодаря чему сегодня мы имеем сравнительно доступное для населения электричество. В США и Европе рынок свободный, из-за чего возникают перекосы в тарифах даже на близких территориях».

Отдельный вопрос — надолго ли сохранится преимущество России с учетом разворачивающегося в мире энергоперехода. Ведь дорогая энергия в развитых странах создает стимулы для развития альтернативной генерации. По данным IRENA, в 2010—2019 годах стоимость электричества, полученного на солнечных электростанциях, упала на 82%, на ветровых установках — на 29−40%. Правда, во время пандемии этот тренд затормозился из-за подорожания высокотехнологичных комплектующих (так, в 2021-м цены на солнечное электричество подскочили на 18%). Тем не менее во многих регионах зеленая энергия уже стала дешевле традиционной, а в Европе даже привыкают к феномену отрицательных цен на электричество, складывающихся на сезонном пике выработки.

Однако полностью изменить правила игры на рынке возобновляемые источники энергии (ВИЭ) не могут, считают эксперты. Остро стоит вопрос накапливания, хранения и переброски зеленого электричества в масштабах национальных энергосистем: как правило, оно привязано к местам выработки и нестабильно из-за погодных перепадов.

«Не думаю, что в ближайшие 10−15 лет энергопереход будет угрожать положению России как страны с дешевым электричеством, — говорит генеральный директор ПАО „Европейская электротехника“ Илья Каленков. — Конечно, локально ВИЭ могут играть ключевую роль. Например, в Парагвае на их долю уже приходится 100% электроэнергии. Но такие страны, как США, Великобритания, Китай, Индия, массово на ВИЭ в 2020-х не перейдут. России имеет смысл развивать ВИЭ, но важнее научное освоение новых технологий. Атомная и термоядерная энергетика сулят больше перспектив, чем ветер и солнце».

Какие сегменты российской экономики могут извлечь пользу из нынешней ситуации?

Главный шанс — стать майнинг-державой

Майнинг криптовалют методом Proof-of-Work требует огромных вычислительных мощностей и затрат электроэнергии. Летом прошлого года он был запрещен в Китае, после чего Россия вышла на третье место в мире по объему добычи биткоинов (11,2% транзакций в мире в августе 2021-го, больше только в США и Казахстане). В абсолютных значениях объем майнинга в РФ вырос в 2,5 раза с 2019 года — с 5,2 до 13,6 экзахешей в секунду (1 экзахеш = 1 квинтиллион вычислительных операций).

Самые привлекательные для криптоиндустрии регионы России — Иркутская область и Красноярский край, пользующиеся электричеством Братской ГЭС. Туда съезжаются майнеры из европейской части страны: на почве повышенного спроса сложился рынок майнинг-отелей — небольших дата-центров, размещаемых в грузовых контейнерах и сдаваемых в аренду. Осваивают этот регион и китайцы.

«Идут фуры, перевозящие из КНР оборудование, ставшее ненужным из-за запрета. Там стало много практически бесплатного оборудования, и оно мигрирует в Иркутскую область», — рассказывал в феврале генеральный директор Байкальской энергетической компании Олег Причко.

По итогам 2021 года объем домашнего потребления электричества в Иркутской области подскочил в четыре раза.

Может ли наша страна стать мировым центром майнинга? По оценке Российской ассоциации криптоиндустрии и блокчейна, он может обеспечить отечественному ВВП порядка $ 15 млрд в год. В конце 2021-го от нефтяников поступило предложение наладить майнинг в промышленных масштабах, используя для генерации электричества попутный нефтяной газ на месторождениях. Авторы проекта надеются заинтересовать инвесторов из Китая.

Между тем представители энергетической отрасли воспринимают бесконтрольный майнинг как угрозу. Избыточная нагрузка на электросети приводит к перебоям со снабжением других пользователей. Это показал пример Казахстана, где после наплыва китайских майнеров на рубеже 2021−2022 годов случилась серия аварийных отключений на электростанциях (а в январе разом обесточило юг Казахстана, Узбекистан и Киргизию).

Есть и экономический аспект: владельцы домашних криптовалютных ферм, будучи по сути предпринимателями, «качают» энергию по потребительским, а не коммерческим тарифам. В результате энергетические компании по всей стране заняты выявлением подпольных майнеров — к примеру, «Иркутскэнергосбыт» в 2021 году подал 137 исков о взыскании с таких граждан 63 млн рублей. Зимой правительство делегировало регионам право дифференцировать стоимость электроэнергии в зависимости от ее расхода: россиянам, не уложившимся в определенный лимит потребления, придется платить больше за каждый киловатт-час.

И все же дело постепенно идет к легализации майнинга. В апреле депутаты Госдумы приступили к разработке соответствующего законопроекта — он будет внесен до конца года. Центробанк, в январе предлагавший полностью запретить криптовалюты, к июню смягчил позицию: теперь регулятор не возражает против майнинга, однако обмен заработанных цифровых денег на традиционные валюты должен проходить за пределами страны.

Власти сознают выгоды развития новой индустрии, уверен генеральный директор Intelion Data Systems Тимофей Семенов.

«Это дополнительные налоги и рабочие места в регионах, развитие сопутствующих видов бизнеса, развертывание на территории России ИТ-инфраструктуры, которая в дальнейшем может быть задействована для энергоемких вычислений, — перечисляет он. — Важно сформировать благоприятный инвестиционный климат. Для этого майнинг должен перейти в зону легальной предпринимательской деятельности с понятными правилами игры».

«Россия уже упустила много возможностей из-за недостатка гибкости в принятии регуляторных решений, — сетует директор по инвестициям международной группы Lybrion Василий Кудрин. — Тем не менее преимущества страны на криптовалютном рынке очевидны. Его новый подъем начнется если не в 2023, то в 2024 году, когда у биткоина произойдет очередной халвинг (уполовинивание вознаграждения за блок), который приводит к росту его цены и, как следствие, всей индустрии».

Россия как всемирное хранилище данных

Не только криптовалютные фермы нуждаются в дешевом источнике энергии. Еще больше электричества уходит на обеспечение столпов цифровой экономики — центров обработки данных (ЦОД). Мощность крупнейшего в мире ЦОД China Telecom-Inner Mongolia Information Park площадью 1 млн кв. м составляет 150 МВт (удельная мощность — 150 Вт/1 кв. м; есть дата-центры, где этот показатель достигает 3000 КВт).

По оценке Международного энергетического агентства, в 2020 году все ЦОД потребили 1% мирового электричества (200−250 тераватт-час). Стоит ли говорить, что эти показатели будут только расти: объем хранимых цифровых данных в 2012—2020 годах вырос в 10 раз (с 6,5 до 64,2 зеттабайт) и до 2025-го увеличится еще втрое.

На рынке размещения данных можно «продать» еще одну специфическую особенность России — холодный климат. Ведь для охлаждения во время работы ЦОД нуждается в сложном оборудовании — блоках кондиционирования и подготовки воздуха (CRAC и CRAH), чиллерах (водоохлаждающих машинах), фанкойлах (вентиляторных доводчиках), холодных и горячих коридорах и так далее. При установке ЦОД в северных широтах часть этой техники становится не нужна благодаря контакту с внешним воздухом (freecooling), что позволяет сократить расходы на охлаждение на 30−50%.

Закономерно одним из главных регионов на рынке ЦОД стала приарктическая Европа. Три самых перспективных страны Старого Света для инвестиций в дата-центры, по версии агентства Arcadis, — Швеция, Норвегия и Дания (Data Center Location Index 2021). В 2016—2021 годах установленная мощность ЦОД в этих странах увеличилась на 258%, 180% и 123% соответственно, а всего регион привлекает на эти цели € 2−4,3 млрд ежегодно.

Здесь «поселились» данные крупнейших ИТ-корпораций: Amazon, Google и Apple, китайских Baidu, Tencent, Xiaomi и Huawei. К примеру, принадлежащий Google ЦОД в финском городе Хамина использует для охлаждения серверов воду из Финского залива, что позволило полностью отказаться от чиллеров. Такие решения повышают энергоэффективность дата-центров, что особенно важно для западных компаний, стремящихся соответствовать зеленой повестке.

Есть ли у России потенциал стать глобальным хранилищем данных? В отличие от новомодного майнинга, это вопрос с историей. Еще в 2007 году бурно развивавшийся на российском рынке Microsoft планировал строить в нашей стране ЦОД, поскольку здесь «дешевая электроэнергия и низкая температура». В 2012-м исследование рисков размещения дата-центров от компании Cushman & Wakefield показало, что, помимо этих факторов, также следует ориентироваться на ряд других. Россия в списке из 30 стран заняла 24-е место: по стоимости электроэнергии (2-е место), защищенности энергосетей (5-е) и доступности водных ресурсов (5-е) наша страна оказалась в числе лидеров. Чего не скажешь о таких показателях, как простота ведения бизнеса (27-е место), политическая стабильность (26-е) и уровень инфляции (27-е).

В 2017 году «Ростелеком» оценил долю России на мировом рынке ЦОД в 0,9%, причем экспорт услуг (хранение и обработка данных в интересах зарубежных заказчиков) составлял лишь 1% отечественного рынка. По версии провайдера, выйти на уровень в 5% мирового рынка к 2030 году позволило бы снятие регуляторных барьеров — вплоть до создания Виртуальной особой экономической зоны (ВОЭЗ) с особым режимом благоприятствования для российских и зарубежных операторов ЦОД.

Позже эти предложения вошли в нацпрограмму «Цифровая экономика»: в 2019-м обсуждалась разработка дорожной карты по созданию ВОЭЗ, после чего тема затихла. В январе 2020-го ее вновь поднял депутат Госдумы Антон Горелкин, предложив Минкомсвязи оценить перспективы строительства международных ЦОД на российском севере. В ведомстве ответили: такая возможность прорабатывается. Однако каких-либо подвижек за этим не последовало.

Чуть ли не единственным реальным проектом в этой области можно считать «Облака Сибири» — ЦОД холдинга En+ Group Олега Дерипаски, строящийся в Иркутской области совместно с Huawei. В задачи китайской корпорации входит привлечение клиентов-соотечественников, которые в перспективе должны занять 80% мощностей ЦОД. В 2017-м был запущен первый модуль, полная готовность проекта стоимостью $ 355 млн ожидается в 2024 году.

Но в целом даже российские ЦОД тяготеют к центрам сетевого трафика — Москве (72%) и Санкт-Петербургу (13%). На регионы приходится 15% мощностей российских ЦОД, лидер по представительству в них — «Ростелеком», но и он ограничивается экспансией в городах-миллионниках. На большее в регионах не хватает спроса, говорят участники отрасли.

Даже если чиновники вплотную займутся размещением международных ЦОД на российском Севере, реализация проекта будет сопряжена с массой сложностей. Это строительство в условиях вечной мерзлоты, привлечение квалифицированных айтишников в отдаленные регионы, а также прокладка высокоскоростных оптоволоконных кабелей (задача — свести к минимуму задержку сигнала). «Потребуется устойчивая интернет-связь, ведь для ЦОД критически важна надежность работы. Любой сбой канала в банковском ЦОД — это крупные финансовые потери», — говорит Илья Каленков. В сумме логистические барьеры могут нивелировать экономию на охлаждении и электричестве.

Но главное — вопрос физического местоположения данных. Неслучайно с 2015 года российское законодательство обязывает хранить персональные данные россиян на территории РФ. Чем может быть чревато размещение ЦОД за рубежом, демонстрирует свежий пример: весной этого года дата-центр «Яндекса» в Финляндии отключили от электричества, ни одна финская энергетическая компания не захотела брать на себя его снабжение.

«Наверняка „Яндекс“ справится, ведь у него есть несколько ЦОД в России, где зарезервированы данные, — предполагает Каленков. — Но в целом от политических рисков трудно застраховаться. Кроме того, есть риски физического проникновения и киберугроз. Все это снижает вероятность того, что крупные ИТ-корпорации разместят свои ЦОД в России. Наиболее вероятный вариант — строительство коммерческих дата-центров нашими операторами и сдача в аренду вычислительных мощностей мелким потребителям».

«Иностранным клиентам проще размещать ЦОД в других странах, а у России только покупать энергоносители, — соглашается Василий Кудрин. — В криптоиндустрии шансов у нас больше: лежащая в основе майнинга технология блокчейн — это распределенная сеть открытых данных. Здесь не стоят вопросы кибербезопасности, а в случае атаки на отдельные сервера сеть остается жизнеспособной. Зато важно, где физически находится энергетически зависимое майнинговое оборудование».

Где еще помогут низкие энерготарифы

Дешевое электричество служит подспорьем для разных ветвей промышленности.

«Есть отрасли, продукт которых — по сути, концентрированная электроэнергия. Прежде всего это касается алюминия, который производится в электроплавильных печах. Также можно получить ценовое преимущество в производстве титана и других металлов — везде, где используются методы электрометаллургии», — говорит Илья Каленков.

«Россия способна увеличить свое присутствие на металлургических рынках, — надеется Леонид Хазанов. — Например, на рынке нержавеющей стали. Европа и Китай выпускают нержавейку из ферроникеля либо никелевого чугуна. А у нас чистый никель, благодаря чему мы можем получить более точный состав сплава, что критически важно в производстве оборудования для энергетики и химического машиностроения».

Правда, использовать энергетический бонус в полной мере наша экономика сможет при условии повышения энергоэффективности. По сути, сейчас дешевое электричество лишь компенсирует высокую энергоемкость российского ВВП. В указе президента от 4 июня 2008 года была поставлена задача снизить этот показатель на 40% к 2020 году. Но реальное снижение за этот период составило 9%, отчиталось Минэкономразвития. В 2019-м энергоемкость ВВП России превысила среднемировой уровень (на 40%), а также уровни США (на 40%) и Европы (на 62%). Новая цель, обозначенная в докладе ведомства, — сократить энергоемкость на 30−35% к 2030 году.

Кроме того, доступное электричество само по себе не гарантирует успеха на рынке. Доля электроэнергии в себестоимости конечной продукции не так уж велика: по расчетам KPMG, в черной металлургии она в среднем составляет 8%, в цветной — 20%, в химическом производстве — 10%, добыче сырья для ТЭК — 9%. Пожалуй, именно плавка алюминия является чемпионом по этому показателю — до 38%.

«Электроэнергия — важный фактор, но не ключевой, — объясняет Леонид Хазанов. — Та же логистика не меньше влияет на итоговую цену, а проблемы с ней труднее компенсировать. Например, сейчас складывается непростая ситуация с продажей минеральных удобрений в Азию и Африку. Через Балтийское море вывозить их на российских судах трудно, ведь останавливаться в европейских портах для дозаправки нашим сухогрузам не дают. Через северные порты везти вокруг Европы дорого. А на Дальнем Востоке специализированных терминалов для перевалки минеральных удобрений у нас нет. Остается транспортировать контейнерами, что повышает стоимость доставки. А контейнеры в основном китайские, их нужно удешевлять. Получаем две задачи: развивать портовую инфраструктуру на Дальнем Востоке, а параллельно строить рядом с металлургическими производствами заводы по выпуску своих контейнеров».

Однако самый ценный ресурс российской экономики — это люди, уверен Хазанов.

«Возьмите китайцев: электроэнергия у них дороже, чем в России, но благодаря своему терпению и феноменальной настойчивости они завалили своей продукцией все, что можно. Нам нужно восстанавливать систему подготовки квалифицированных инженерных кадров. К сожалению, не все колледжи и вузы сегодня выпускают специалистов с нужным бизнесу уровнем подготовки — многим компаниям приходится доучивать своих сотрудников», — считает эксперт.

Футуролог, технологический инвестор Евгений Кузнецов предлагает взглянуть на проблему шире. По его словам, Россия исторически не была первопроходцем новых индустрий, однако ей удавалось занять свою нишу на существующем рынке.

«В России тяжело строить производство конечного продукта, зато легко встроиться в дефицит первичных или вторичных ресурсов и компенсировать его, — объясняет он. — Так повелось еще с XVI века, когда при Иване Грозном началась торговля с Великобританией. Ее флот нуждался в пеньке, и под эту торговлю обширные территории на севере Руси засеяли коноплей. Уже потом набрал обороты экспорт зерна, пушнины, угля и так далее. Очень редко Россия находилась в авангарде технологического развития. Но в качестве поставщика ресурсов раз за разом сокращала отставание».

По мнению Кузнецова, после заката эры углеводородов схема может повториться.

«Россия найдет себе еще один источник дефицита и будет его закрывать, — прогнозирует он. — Какой именно? Трудно сказать. Если посмотреть на ресурсы, актуальные для нынешней энергетической революции, то Россия серьезно в их разведку не вкладывалась: не совсем ясно, какой у нас потенциал по литию, кобальту, графиту, редкоземельным металлам. Скорее всего, США, Китай или Европа нащупают технологию, а Россию уже по факту вовлекут в торговлю: цены на определенный ресурс пойдут вверх, и тут мы спохватимся. Думаю, некоторый оптимизм уместен: грядущая перекройка энергетики, строительства, сельского хозяйства — это гигантские масштабы. Нам будет где развернуться».